— Ещё чего! Пленные — самая ценная добыча... — возмутился было Андак, но Хор-алдар резко оборвал его:
— Ты кому служишь, Фарзою или Спевсиппу? В огонь идти твоя дружина — последняя, а за пленниками гоняться — первая.
Андаку с Саузард осталось только прикусить языки. Чтобы тебя слушали на собрании росов, нужно проявить в бою храбрость, а не жадность. То же, о чём сказал Хор-алдар, видели слишком многие. А над Спевсипповыми подарками Андаку и его приятелям потешалось всё войско.
— Ничего! Назло ему сделаем так, чтобы пленных было поменьше, — сказала Саузард на ухо мужу.
А войско уже наперебой кричало:
— Согласны! Согласны! Для тебя, Солнце-Царь, ничего не жаль!
Горькая скептическая усмешка легла на лицо Хилиарха. Он вспомнил свои споры с людьми из Братства Солнца. Век Кроноса, Царство Солнца, где нет «моего» и «твоего», богатства и нищеты, рабов и господ... Возможно ли оно не для душ праведников в горнем мире, а на земле, для обычных людей? Нет, доказывал он тогда, большинство людей слишком слабо духом, порочно и подвержено соблазну. Жить, как в Царстве Солнца, в этом мире могут лишь нищие дикари, не ведающие соблазнов, вроде финнов[30], что не знают вкуса молока и хлеба и ютятся в шалашах среди лесов и тундр. А варвары, которых любят хвалить не видевшие их вблизи? Это те же дикари, только уже вкусившие соблазнов и начавшие портиться.
Что ж, он оказался прав. Если даже Ардагаст, лучший из варваров, воспитанник Вышаты, члена Братства Солнца... Зачем ему столько рабов? На продажу, чтобы накопить больше серебра и не дать усилиться Андаку и его шайке? Разумно и предусмотрительно для царя. А рабы и так были у сарматов и у венедов. И конечно, даже попасть на невольничий базар для несчастных лучше, чем быть зарезанными во имя мести. Из рабства можно бежать, или выкупиться, или выслужить свободу... например предав других рабов или донеся на господина.
Да, Хилиарх мог быть доволен своим умом и знанием жизни, не дававшими ему увлечься прекрасными, но несбыточными мечтами. Но на душе почему-то было скверно, словно он покорил, наконец, давно желанную женщину, а она оказалась дурой или шлюхой. На похоронах он был молчаливее и пасмурнее самих венедов, на тризне бился с мрачной сосредоточенностью, а на поминках выпил больше обычного, но долго не мог опьянеть.
Блаженная Гиперборея, что ты — земная страна или обитель праведных душ? Эвгемер и Ямбул, побывали вы в Царстве Солнца на далёком острове в южном океане или видели духовным взором ту же загробную обитель? Или просто описали в своих книгах мечту, прекрасную и добрую, как само Солнце? Но если человек столь слаб, подл, жаден, откуда у него способность к такой светлой мечте?
На горе над Белизной всю ночь горели костры, далеко разносились песни, то печальные, то весёлые и разгульные, а в долине волки, пригнанные многоопытным Волчьим Пастырем, вытаскивали из воды и пожирали трупы и протяжным воем славили своего хозяина — Белого Всадника.
На другой день войско росов подступило к городку, который голядины называли Габия, в честь богини огня, а венеды — Владимировым, по имени его старейшины и основателя. Городок был невелик, но неплохо укреплён: глубокий ров, вал, переходивший в крутые склоны горы, дубовый частокол. Блестящий лёд покрывал стенку рва и вал, заранее политые водой. Перед большим войском городок, однако, не мог долго выстоять, если некому было нападать на осаждавших снаружи, из леса. Завалить ров, выбить тараном ворота или поджечь городок стрелами... И всё же Ардагаст медлил с началом приступа. Прервать этот поход он не мог, но можно было хотя бы избежать крови. Если только осаждённые не побоятся жаждущих мести венедов и сдадутся ему, царю прежде не виданных ими росов.
Особенно рассчитывал Зореславич на старейшину, венеда Владимира — Вальдимара. Лет сорок назад он, не поладив со старейшиной, ушёл из Полянского села близ устья Десны, пробрался через нурскую землю, чудом не попав в зубы волколакам, и, наконец, поселился в одиночку в глухих лесах между Десной и Сожем. Как-то голядины, отчаявшись справиться с громадным свирепым медведем, решили отдать зверю в невесты красавицу, дочь тогдашнего князя от наложницы (правда, нелюбимой, отосланной вместе с ребёнком). Но, придя к берлоге, увидели мёртвого зверя и израненного молодого венеда. Подивившись отваге и силе Владимира, они подобрали его, выходили, приняли в род. Он женился на спасённой княжне, стал среди голядинов видным человеком, а лет двадцать назад основал новый городок. С нурами Владимир воевал храбро и умело, но с будинами и северянами хорошо ладил, и те его уважали за честность и миролюбие.
Зореславич не ошибся. Росы ещё не начали бросать вязанки хвороста в ров, когда со стены крикнули:
— Росы, мы войны не хотим! Здесь верховный жрец и все деснянские старейшины, они хотят говорить с вашим князем.
— Нечего с людоедами говорить! — зашумели было венеды, но Ардагаст махнул рукой: пусть выходят.
Приоткрылись тяжёлые ворота, через ров был переброшен мостик, и из городка вышли десять стариков с резными посохами. Впереди неторопливо, с достоинством шёл Владимир — совершенно седой, но по-прежнему могучий, ещё и теперь способный выйти на медведя. Рядом тяжело ступал, опираясь о двоерогий посох с замысловато закрученными концами, верховный жрец Ажуол. Все старейшины были в голядинских чёрных кафтанах, лишь один — в венедской серой свитке.
Владимир поклонился царю и, возложив обе руки на посох, сказал:
— Царь Ардагаст! От тех, кто в битве уцелел, мы знаем: светлые боги за тебя, сам Чернобог тебя одолеть не может. А мы люди, не боги и не черти. Мы все, деснинская голядь, готовы покориться тебе и давать дань, какую укажешь.
— Не верь людоедам, царь! — воскликнул Волх. — Сейчас тебе что угодно пообещают, а уйдёшь — за старое примутся.
— Тебе с них дань брать — только лишние хлопоты. Лучше уведи их с Десны подальше, чтобы не вернулись, а их земли отдай нам, северянам. В Черной земле уже теперь тесно, — сказал Славобор. Он уже не горячился, как вчера, а говорил рассудительно и важно, будто старейшина. Битва сильно подняла молодого парня в собственных глазах и в глазах его воинов, да и прочих венедов.
— Никакой с них дани! Вон людоедов из леса, без них зверья хищного хватает! — зашумели венеды.
Вчерашнего озлобления, однако, не было. Поостыв после битвы, венеды уже не призывали ни истреблять голядь, ни есть её.
Вперёд выступил старейшина в серой свитке:
— Солнце-Царь, смилуйся над голядью. Я — Путша, старейшина села Высокого. Владимиров род нас укрыл от Гимбута, не пустил «кабанов» его в городок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
