крайне неприятная. Но куда мы могли деться? Что мы могли сделать? К этому моменту Юстин окончательно разошелся. Он громко призывал выкинуть нас за шкирку и многие готовы уже были его поддержать. Но тут перед блондином вдруг возник Ри.
— Юстин, ты что себе позволяешь? — обратился к блондину Ри.
— Разве ты со мной не согласен? Кто может знать, кем они являются на самом деле? А что касается Эл, то для нее может быть теперь только один исход.
— Да, она поступила опрометчиво, но это не значит, что она предала нас. Ты, видно, забыл, сколько всего она сделала для нас и сколько пользы принесла.
— А я вот уверен, что многие в лагере решат, что она заслуживает наказания. Так давайте проголосуем и решим, какая участь ее ждет.
— Юстин! — рявкнул Ри так, что даже у меня побежали мурашки по спине. — Не ты тут главный, и не тебе решать ее судьбу.
— Думаешь, Вик не разделит мою точку зрения? Он разочаруется в своей лучшей ученице. Вложить в нее столько сил, чтобы она потом предала тебя и подвергла риску все, что ты так долго создавал. И никакие друзья ей не помогут, даже включая тебя, Ри.
— Сейчас дело вовсе не в том, как я к ней отношусь. В любом случае, решать не тебе и не мне. Это компетенция Вика.
— Вот и отлично, — зло улыбнулся Юстин. — Ведите их к нему.
К моему великому возмущению нас и правда связали. Несколько человек схватили меня с ребятами, завели руки за спину и обмотали их веревкой. Ян вопил громче всех, но это ему не помогло. Через две минуты мы стояли дружно в ряд, униженные и обездвиженные. Этот день становился все ужаснее. Эл, правда, не тронули. То ли они боялись к ней подходить, то ли просто из уважения, все-таки она была из их числа. Она просто молча шла рядом. Веки полуприкрыты, брови сведены вместе, а нижняя губа закусана.
Вскоре мы пришли к большой белой палатке, которая выглядела как блок. Как оказалось, это было место, где жил их командир. Этот дом окружила толпа людей в черной одежде. Все топтались, пытаясь выбить для себя лучшую точку обзора.
— Для них это шоу, не более, — шепнул мне на ухо Ри. — Они не столько жаждут расправы, сколько зрелищ. Такое тут очень ценится.
Нас выставили в линию, руки были так же завязаны. Эл вышла вместе с нами, но встала чуть дальше, так, что я мог видеть ее спину перед собой. И когда мы выстроились, в толпе вдруг наступила тишина. Все словно затаились, ожидая чего-то грандиозного. Плечи Эл напряглись. Даже я, поддавшись общей атмосфере, задержал дыхание.
Плотная ткань, зарывающая вход в палатку, медленно заколыхалась на ветру, а затем отодвинулась в сторону. Из тени этого навеса не спеша вышел человек. Сначала он зажмурил глаза от яркого света, но потом медленно разомкнул веки. Его руки все еще придерживали край палатки, когда он безошибочно нашел глазами нашу компанию. Человек замер на пороге, но затем все-таки вышел на улицу.
Не знаю, что меня поразило больше, его внешность или его возраст. Мне казалось, что их командир, это видавший жизнь взрослый человек. Но тот, кого я увидел, был еще совсем молодым, почти моим ровесником. Образ старого доброго капитана тут же рухнул на мелкие осколки. Второе, за что уцепились мои глаза, так это то, как он выглядел. Взлохмаченные волосы были такого же белого цвета, как и снег, лежащий на земле. Загорелая кожа резко контрастировала с белоснежными волосами, а высокая и статная фигура придавала всему его виду мужественность. Я даже думать не хочу о том, сколько надо заниматься, чтобы получит такую фигуру. Но вот его лицо… было в нем что-то резкое, а может даже грубое. На этом человеке тоже была черная одежда: простые тренировочные штаны и хлопковая майка. Видимо, куртки тут вообще никто не носит. Снег скрипел при каждом шаге его тяжелых армейских сапог.
Когда парень вышел на улицу, то его ярко голубые глаза сразу же приковались к Эл. И в ту же секунду мне показалось, что он будто бы выдохнул. Его тело, выражение лица, даже движение, стало каким-то другим, более естественным. Самое удивительное то, что Эл смотрела на него точно так же, прямо и откровенно. Не надо быть гением, чтобы догадаться — они не просто начальник и подчинённый. Было в их отношениях что-то еще, более глубокое. Они передавали это взглядом, не говоря ничего вслух. Думаю, несмотря ни на что, эти двое были рады друг друга видеть.
Но тут взгляд парня скользнул за спину Эл, он обвел глазами нашу связанную компанию и остановился на мне. То, что было на его лице прежде, пропало без следа. И тут Эл, проследив за его взглядом, заметила, что Вик остановился на мне. Похоже, это был первый раз за сутки, когда Эл по-настоящему испугалась. Я уж думал, у нее атрофировалась эта эмоция. Вик все понял, она выдала себя с потрохами. Он сделал два решительных шага по направлению ко мне, но тут Эл неожиданно вскинула руку, как бы ограждая нас друг от друга. На лице Вика возник немой вопрос, но Эл уже запрятала свой страх как можно дальше, вся ее поза теперь выражала немыслимую смелость.
Весь лагерь следил за их игрой взглядов так, словно на этой поляне разворачивались нешуточные действия. А когда Эл выставила руку, защищая меня, кто-то из девушек даже ахнул. В самом деле, Ри был прав, шоу для них важнее всего. Вик, сперва оторопев от такой решительности, затем сложил руки на груди и медленно выдохнул.
— Ты знаешь правила, — на выдохе произнес он тихим, но твердым голосом.
— Да, — кивком подтвердила Эл.
Она медленно вышла в центр образовавшегося круга, становясь в нескольких шагах от своего командира. Нам же, тем временем, велели отойти подальше.
— Что происходит? — спросил я у Ри, когда тот оказался у меня за спиной. — Что за правила?
— Мы живем достаточно свободно, все это благодаря Вику. Он дает нам почти все, о чем мы просим. Конечно, есть самые простые правила вроде не приводить в лагерь незнакомцев или не предавать своих товарищей. Но любое нарушение, которое ты допустил, можно оспорить. Это, пожалуй, единственное и самое главное правило. Если ты одолеешь в честном поединке своего командира, то правда остается на твоей стороне.
— Разве это что-то решает?
— Если командир проиграет своему подчиненному, значит, он недостаточно силен, чтобы возглавлять лагерь.
