– Возможно. Но мой приказ…
– Значит, мадам, в разбитом лице Лабутена виноват ваш приказ. Но я смогла все-таки попрощаться с прабабушкой и услышать ее последнее слово. Утром мне не было больше смысла оставаться в «Золотом льве», поэтому я вернулась. А рубин, если вы изволите о нем беспокоиться, исчезнет навечно с прахом моей прабабушки.
Мне не нужно было изображать горе, оно и так накрыло меня с головой. Не нужно было специально выглядеть оскорбленной и гордой – я истинно чувствовала себя так. И, наверное, поэтому графиня поверила всей этой недоправде. Люди всегда верят обману, если он окутан покрывалом правды. Совесть не мучила меня – мадам не заслуживала большего. Этикет требует фальши? Так распробуйте ее до конца, любезная графиня.
– А ты изменилась, Абели Мадлен, – заметила она, – или изначально была не так проста, как казалась.
– Как вам угодно считать, мадам. Возможно, я слишком стремилась вам понравиться. И тщетно. Что касается камня, я подобрала его с пола в вашей комнате. Я зашла вечером, чтобы предупредить, но вы спали слишком крепко. Похоже, вам нездоровилось…
Графиня тотчас поняла, что я видела ее неглиже, постыдно спящую на коврике, словно ручная крыса. Она покраснела, бросив взгляд на слуг и дворецкого.
– Не будем об этом, – графиня переложила письмо в другую руку. – Так ты настаиваешь, что воровства не было?
– Никогда не брала и не возьму чужого, – я смотрела мадам прямо в глаза. – Могу поклясться на Библии. Или, если хотите, своей жизнью.
– Что ж, милочка, – графиня явно боролась в душе с жаждущим крови домашним деспотом. Лицемерие, видимо, победило, ибо она сказала елейно: – Ты поступаешь смело, не боясь говорить правду. И я рада узреть в твоем поведении достоинство, присущее благородной крови нашего рода. – Она снова переложила письмо в другую руку и покосилась на выведенные пером строки.
Святые угодники, да что в нем такое? Я уже готова была начать словесную перепалку и, если придется, понести наказание. Но благодетельница отчего-то слишком легко сдалась. Неужели для нее что-то значит мнение слуг? Или я чего-то не знала?
– Я рада, что наш конфликт исчерпан, – приторно продолжила графиня, – иначе мне бы пришлось отказать особе, приближенной к королю, а это по меньшей мере невежливо.
Несмотря на черную скорбь, изъедавшую меня изнутри, огонек любопытства зажегся в моей груди. Кто мог написать графине и что?!
– Как ни странно, ты произвела на мадам де Ментенон самое благоприятное впечатление, – ответила на мой немой вопрос графиня. – Впрочем, супруга короля известна особым отношением к юным созданиям, оставшимся без родителей. Не будь у тебя такой покровительницы, как я, она наверняка приютила бы тебя в Сен-Сире[8]. Так или иначе, но маркиза де Ментенон приглашает нас в Версаль на бал-маскарад, который состоится в следующее воскресенье.
– Всего через пять дней? – воскликнула я. Мое сердце забилось быстрее: я смогу подать прошение об Этьене самому королю! Ведь, говорят, Людовик, несмотря на возраст, присутствует на всех версальских балах.
Заметив блеск в моих глазах, графиня снисходительно улыбнулась:
– Конечно, если ты предпочитаешь скорбеть и носить траур, я принесу извинения мадам де Ментенон…
– Нет-нет, не стоит! – поторопилась заверить ее я. – Было бы неучтиво с моей стороны ответить отказом.
– Рада слышать разумные речи. Тогда я напишу ответ маркизе. И советую тебе переодеться. Ходить в таком виде – ужасный моветон. Ты выглядишь, как кухарка.
– Да, мадам.
Я присела в реверансе, а, выходя из столовой, как бы ненароком спросила:
– Не стоит ли мне написать благодарственное письмо мадам д’Эдикур? Она была столь гостеприимна вчера.
Графиня удовлетворенно отметила:
– А мои уроки не прошли даром. Ты права, милочка, обязательно напиши. Лабутен принесет тебе гербовую бумагу и перья.
Я добавила:
– Мне бы не составило труда самой отвезти письмо маркизе. Если, конечно, вы посчитаете это нужным.
– Почему бы и нет, – благодушно согласилась графиня, – только сделайте это до ужина. К семи у нас ожидается особый гость.
– Могу ли я узнать его имя? – взволновалась я.
– Пусть оно останется для тебя сюрпризом, – жеманно ответила мадам де Клермон, давая понять, что разговор окончен.
Я снова поклонилась, скрывая залившую мои щеки краску, – маркиза д’Эдикур называла особым гостем графа Салтыкова! Возможно, мне не придется искать его?! С бешено бьющимся сердцем я направилась в свою комнату.
* * *
Но сидеть без дела я не собиралась. Едва горничная помогла мне переодеться, я написала письмо в самой куртуазной манере, и через полчаса карета уже мчала меня к особняку на улице Фран-Буржуа. Маркиза д’Эдикур была любезна и без обиняков дала адрес гостиницы на бульваре Сен-Жермен, однако заметила:
– Не думаю, что вы застанете там графа. Он склонен появляться и исчезать, как южный ветер. Один Бог знает, где его искать сегодня – в Версале или в какой-нибудь таверне по дороге в Дрезден.
Я поблагодарила ее как могла учтиво, но, боюсь, вид у меня был настолько потерянный, что маркиза добавила:
– Если у вас действительно столь срочное дело к господину Салтыкову, попробуйте оставить ему сообщение через некоего Франческо Прокопио. Граф упоминал, что дружен с ним. Ресторан мсьё сицилийца называется «Лё Прокоп» и находится как раз неподалеку от бульвара Сен-Жермен – на улице Фоссе.
Я вновь воспылала надеждой и направила кучера в Латинский квартал. Увы, маркиза оказалась права. В гостинице лишь развели руками – граф Салтыков еще ночью рассчитался за номер.
Розовощекий добряк ресторатор тоже не знал, куда уехал русский «маэстро». Пока я писала свою сбивчивую мольбу о помощи, он принес мне кофе и странный белый шарик в печеной корзиночке, обильно политый шоколадом.
– Си белла синьорина не должна грустить, – мягко проговорил сицилиец, – пусть этот десерт подарит вашему сердцу лучик солнца!
На мою попытку отказаться ресторатор сделал обиженное лицо:
– Сделайте одолжение мне. А я сделаю одолжение вам, синьорина.
Вздохнув, я поднесла к губам ложечку белого десерта и ахнула – он был чудесным и холодным. Если бы мой голубой поток имел вкус, он был бы именно таким!
– Святая Клотильда, что это?!
– Мороженое, дольче синьорина, – расцвел мсьё Прокопио: – Кусочек холода, который согревает душу.
Умиленно глядя, как я ем угощение, ресторатор забрал мое письмо графу:
– Не волнуйтесь, передам как только представится возможность.
– Это очень срочно!
– Мадонна мия! Certamente! – раскланялся сицилиец.
* * *
Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и ждать ужина с «особым гостем», моля всех святых, чтобы им оказался русский граф. Несмотря на усталость, заснуть мне не удалось. Каждый вскрик на улице казался криком Этьена, а топот копыт по брусчатке заставлял подскакивать к окну и с обрывающимся сердцем всматриваться в проезжающего по площади всадника – не русский ли это граф.
Я начала молиться, а затем попыталась вспомнить, как во мне зарождался огонь, попробовала возродить тот жар, красной стрелой взметающийся по позвоночнику. Но тщетно, у меня только сильнее застучало в висках. Я старалась сознательно возродить в животе голубой поток, но ничего похожего на ледяной водопад не возникло, лишь холод отчаяния сковал желудок. Мои эксперименты оказались жалкими потугами. Единственной пользой от них было то, что желание выть на стены сменилось злостью на собственное бессилие и упрямой решимостью.
Наконец пришла горничная и позвала меня к ужину.
Перекрестившись три раза, я полетела вниз по застланным ковром ступеням. «Только бы это был граф, только бы граф…» – повторяла я, как молитву.
– А вот и наша красавица, – восторженно встретила мое появление графиня. – Мадемуазель де Клермон-Тоннэр.
Заметив у окна невысокую фигуру в черном, я сжала пальцы до хруста в костяшках. Сердце ухнуло и почти остановилось, ибо я увидела красноватую кожу лица, колкие черные глаза и бурые усы, торчащие щеткой. Графиня торжественно проговорила:
– Позволь представить тебе, Абели, нашего гостя – Жан-Мишель де Годфруа, барон Савойский. Господин барон был очарован вчера твоей красотой и только что имел честь просить твоей руки.
Глава 35
Я расхохоталась. Едко. Зло. Громко.
Графиня воззрилась на меня с изумлением, но не успела и рта раскрыть, как чернокнижник направился ко мне, попутно щелкнув пальцами перед носом мадам. Она застыла, как соляной столб, а я так опешила, что едва не подавилась собственным смехом. Что за черт? Магия?! Но ведь он должен был ее лишиться!
– Не ожидала, Абели Мадлен? – вкрадчиво спросил лекарь и, затворив двери, подошел почти вплотную.
