Деревья, надгробия, цветы и она.
— Кто тебя нашел после того, как я тебя ударил? — спрашиваю я Катрин. — Кто был рядом с тобой, когда ты пришла в себя?
Она хмурится. Пальцы касаются того места на голове, куда пришелся удар.
— Монах Глен. — Впервые она смотрит на меня прежними глазами — зелеными, чистыми, проницательными. — О.
Я ухожу.
Я покидаю Реннатский лес и направляюсь к городу Крату. Высокий Замок возвышается прямо за ним. День тихий и безветренный, и дым из труб поднимается вверх, закрывая замок частоколом. Вероятно, чтобы спасти от меня.
Оказавшись в поле, я вижу, как Нижний Город стелется к реке Сейн и ее пристаням, дальше по возвышенности вверх взбирается Старый Город, его обгоняет Верхний Город. Римская дорога пересекает мою тропинку, и я иду по ней к Нижнему Городу, который открыт миру, потому что у него нет стен с воротами. У меня есть шляпа, спрятанная под туникой, бесформенная, из выцветшей ткани в клетку, какие носят головорезы на пристанях. Я прячу под нее волосы и надвигаю низко на лоб. В Нижнем Городе на меня никто не обратит внимания. Те, кто знает меня в лицо, туда не ходят. Я иду через Банлье — ветхие хижины, отвалы пустой породы — фурункул на заднице города. Здесь даже весна не способна заставить улицы зацвести. Дети роются в кучах грязи, оставленной бедным людом. Они бегут за мной толпой. Девочки лет десяти и младше отвлекают мое внимание большими глазами и яркими губами, в то время как худосочные мальчишки тянут из моего мешка все, что можно утянуть. Я показал им кинжал, и они испарились. Оррин Стрелы, должно быть, дал бы им хлеб. Он, должно быть, принял бы решение преобразить это место. А я просто иду по улицам. Потом я соскребу грязь с подошв.
Там, где Банлье вливается в Нижний Город, самого низкого пошиба таверны густо теснятся на узких улочках. Я прохожу мимо «Падшего ангела», где замыслил конец Геллета, где впервые решил отплатить за поражение. Сейчас я знаю это еще лучше: за поражение всегда платят.
Я выбираю другую пивнушку — «Красный дракон». Громкое название для темной вонючей забегаловки.
— Горькое пиво, — делаю заказ.
Хозяин берет мою монету и наполняет высокую кружку прямо из бочонка.
Если даже он и думает, что я слишком юн, чтобы пить горькое пиво в компании видавших виды мужчин с красными глазами, то ничего не говорит.
Выбираю стол, где стена прикрывает мне спину, и смотрю в окно. Пиво горькое, как и мое настроение.
Я пью пиво маленькими глотками и жду, когда сгустятся сумерки.
Я думаю о Катрин. Я составляю список.
Она сказала, что я дьявол, что она ненавидит меня.
Она расположена сердцем к принцу Стрелы.
Она пыталась убить меня.
Она вытравила ребенка, потому что думала, что он мой.
Ее лишил девственности другой мужчина.
Я снова и снова повторяю этот список, пока солнце медленно клонится к горизонту, пока заходят и выходят пьяные, проститутки, собаки, чернорабочие, а я все повторяю и повторяю свой список.
Любовь не список.
Темно, моя кружка уже несколько часов стоит пустой. Я выхожу на улицу. То там, то тут висят фонари, слишком высоко для воров, и бросают скупой свет, стараясь дотянуться до земли.
Несмотря на мое ожидание, несмотря на мою решимость, я все еще колеблюсь. Могу ли я идти тропинками детства, не осквернив их? Взошли звезды — густой россыпью вокруг Полярной звезды, небесного центра. Часть меня не хочет возвращаться в Высокий Замок. Я отбрасываю эту часть.
По Новому мосту я перехожу реку и нахожу укромное место, откуда могу наблюдать за Высокой Стеной. Названия городу Крату и составляющим его частям были даны с таким же недостатком воображения, с каким Зодчие возводили замок. Ящикообразный утилитаризм замка отразился и в названии города. Если бы у меня была власть строить на века, если бы я знал, что воплощенное мною в камне будет стоять тысячу лет, я бы вложил в свое строение добрую долю красоты.
Высокая Стена действительно высокая, но она плохо освещена. К западу от Тройных ворот нарушена кладка, когда-то в этом месте под прямым углом отходила вторая стена, впоследствии разрушенная. В детстве я часто лазил здесь. Сейчас мне это кажется легким делом. Если раньше требовались усилия, чтобы схватиться рукой за следующую опору, то сейчас я могу пропустить сразу несколько таких опор. Мои руки хорошо знают поверхность стены. Мне не нужно видеть ее. Я все помню на ощупь. Я успеваю подняться на стену прежде, чем караульный закончит обход. Ее дальняя сторона увита плющом. Я бы запретил плющу виться по стенам моего замка — он превращает спуск в плевое дело.
Юный Сим воображал себя ассасином и неустанно тренировался. Это было его любимым развлечением — короткий нож, для маскировки опавшие сухие листья, подсыпанные в пудру или подмешанные в краску, и время от времени он использовал струну своих гуслей как гарроту. Из всех моих братьев именно юный Сим был коварно опасным. В прямом поединке я бы его наверняка сразил мечом. Но стоило только потерять парня из виду, в следующее мгновение его нельзя было обнаружить. Он являлся, когда сам считал нужным. И в тот момент, когда ты забывал, что нанес ему обиду, он тебя находил. Сим готовил себя к долгой игре и поделился со мной малой долей своих знаний.
Для маскировки, говорил он, мало просто сменить одежду и искусно нанести грим. Суть маскировки лежит в изменении походки и движений. Разумеется, переодеться, приклеить себе фальшивый подбородок из замазки, нарисовать шрамы — все это только на руку в определенных обстоятельствах, но первое, что надо сделать, учил Сим, — изменить свою походку. Двигайся с уверенностью, верь, что ты имеешь полное право находиться там, где ты находишься. Иди целенаправленно. И тогда даже такая безделица, как шляпа, может полностью изменить твой облик.
Я уверенно шагаю по улицам Старого Города прямиком к Восточным воротам, через которые в Высокий Замок завозят провиант. Десяток солдат, высокие, крепкие, — патруль моего отца — идут мне навстречу по улице Вязов. Мельком смотрят в мою сторону, и только.
Три факела горят над Восточными воротами. Их называют воротами, но это всего лишь большая дверь, пять ярдов высотой и три шириной, из черного дуба с железными полосами, в центре — дверь размерами поменьше, предназначенная для обычных людей, а не для великанов. Рыцарь в лагах охраняет вход. Если бы он хотел действительно что-то увидеть, ему следовало бы держаться в тени.
Я поворачиваю в сторону и подхожу к основанию стены замка, недалеко от угла квадратной сторожевой башни. Человек, который хочет спасти себя от ножа ассасина, концентрирует внимание на своей защите. Ты не можешь остановить неизвестного врага-одиночку, когда он пересекает границу твоих владений. Ты не можешь остановить его при входе в город. Если он недостаточно опытен, тебе может повезти, и ты обнаружишь его у стен замка, когда он попытается найти способ проникнуть внутрь. Твоя сторожевая башня, если она надежна и хорошо охраняется, может задержать его. Но неразумно полагаться на это. Защищаясь от ассасина, не следует средства защиты рассредоточивать по всей территории своих владений, сконцентрируй их вокруг себя. Десять добрых молодцев у твоей спальни защитят тебя лучше, чем тысяча, разбросанная по всему королевству. Сторожевая башня моего отца надежная и хорошо охраняется, но к семи годам я знал замок снаружи лучше, чем изнутри. В тусклом свете луны я взбираюсь по стене Высокого Замка еще раз. Пальцы ощущают выбоины и шероховатость камней Зодчих, пальцы ног сквозь кожу сапог находят знакомые углубления, стена царапает щеку, когда я к ней прижимаюсь. Я вижу свои костяшки пальцев, белые в свете звезд, когда добираюсь до угла Высокого Замка и поднимаюсь выше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
