Эдвард машинально похлопал себя по боку, нащупывая часы, – но, разумеется, он забыл их взять.
– Мне нужно домой, – пробормотал он и встал. Чересчур резко. В глазах потемнело, пришлось схватиться за спинку скамьи, чтобы не упасть.
– Э, да вам совсем худо! – встревожилась женщина. – Вы не сердитесь, сударь, ежели я глупость спрошу, а все же… вы давно ели?
Вопрос застал Эдварда врасплох. Он основательно потерялся в глубинах своей беды.
– Что-то ел… да, кажется, вчера…
– Как же так! – ахнула цветочница. – Нужно скоренько съесть что-нибудь. Вот, возьмите!
Она достала из сумки, висевшей через плечо, завернутые в платок два куска хлеба с тонким ломтиком сыра и протянула ему.
– Это излишне, – из гордости отказался Эдвард. – Я могу купить. Вон там уже продают…
Он полез в карман, потом в другой – денег не нашлось тоже. Разумеется, если Эктор вовремя не подсунул, благородный кавалер сам о таких мелочах не вспомнит!
– Украли? – не без доли насмешки участливо вздохнула женщина.
– Нет, – смиренно признался Эдвард. – Забыл…
Как часто бывает, пальцы его в ту же минуту сомкнулись на монете во внутреннем кармашке камзола. Золотой! С каких пор он завалялся? Ладно, главное, что удастся купить еды, не злоупотребив великодушием доброй простолюдинки. Эдвард собрался было с духом, чтобы оторваться от скамьи, поблагодарить и удалиться с честью. Но вдруг понял отчетливо, как будто ему прямо сказали, что цветочницу опечалит его уход. «Ей горячо хочется быть тебе полезной. Отказавшись, ты оставишь темный прочерк в ее жизни…» Иррациональное ощущение шепчущего голоса было настолько острым, что Эдвард невольно помотал головой, словно вытряхивая залетевшие неведомо откуда слова. Нет! И так уже он понаставил темных прочерков!
И опять, словно шепнул кто-то, он мгновенно определил, что и как сделает.
– Неприлично мне показываться на людях в таком виде, – озабоченно проговорил Эдвард, хотя на самом деле ему было безразлично, даст его внешний вид повод для сплетен или нет. – Потому, боюсь, мне все-таки придется ограбить вас. Вы еще не передумали?
Женщина улыбнулась и вложила сэндвич в его ладонь.
Он стал откусывать понемножку; она наблюдала за этим с удовольствием, и Эдвард почувствовал ее настроение, как теплый ветер. Кажется, пока дело шло на лад.
– Скажите, – спросил он, доев угощение до крошки, – есть отсюда какой-то другой выход?
– Как же не быть, имеется, – с готовностью ответила женщина, – мы ведь не с парадного краю заходим! Только этот лаз без навыка не найти.
(Новый порыв теплого ветра.)
– Ну, если так, проводите меня!
– Я бы и рада, – затуманилась цветочница. – Но с ними-то что делать? – Она приподняла свои корзины. – Завянут же…
– Не завянут, – уверенно сказал Эдвард. Ощущение нашептывания прошло, он уже точно знал – это он сам читает в душе незнакомки, сам решает, как правильнее повести себя. Взмахом руки Кингстон-младший указал на аллею. – Там всегда околачиваются мальчишки, верно? Приведите одного… нет, двух. А я пока постерегу ваше достояние.
Брови женщины отразили высшую степень изумления, и Эдвард уловил нежную мелодию, как будто рядом заиграли на флейте. Очень быстро она привела парочку мальчиков, белобрысого и рыжего в веснушках, явно отобрав самых чистеньких и опрятных.
– Королевскую улицу знаете?
– Знаем, знаем! – усиленно закивали разноцветные головы.
– Дом под ключом? Серый, с гербом ключа и короны?
Головы закивали еще усерднее.
– Превосходно. Берите эти цветы, все, и тащите туда. Если подергать бронзовый колокольчик, блестящий такой, выйдет очень-очень серьезный старик, вы ему сразу: «Для госпожи графини». Если спросит, от кого, отвечайте: «Сюрприз!» Ясно?
– Сур-приз, – старательно повторил белобрысый.
– А когда денежки? – храбро поинтересовался рыжий.
– Денежки получите у хозяйки по возвращении. Марш!
Посланцев как ветром сдуло. Цветочница прижала ладони к щекам.
– Ах, сударь, что же вы делаете!
– Я? – брови Эдварда насмешливо округлились. – Ничего особенного. Подарок. А это вам!
– Но, сударь, это слишком много!
– Разменяете и рассчитаетесь с этими чертенятами, – беспечно ответил Эдвард. – Пойдемте же!
Для Эдварда, как и для большинства завсегдатаев, Выездка заканчивалась полукруглой площадкой, замыкающей обе аллеи. Выложенная мраморными плитами, охваченная фигурной балюстрадой, эта площадка была устроена лет восемьдесят назад, но молодежи казалась вечной. Посередине балюстрады возвышалась арка, такая же, как у входа, но с глухой нишей, где расположилась манерная богиня плодородия, а фоном всему сооружению служила плотная и с виду непроходимая живая изгородь. Однако провожатая Эдварда ловко нырнула в щель между изгородью и балюстрадой, ухватившись за ножку угловой каменной вазы. Следом и он сумел протиснуться на четыре шага вглубь, наступая на валяющийся под опорной стенкой мусор. Здесь переплет колючих ветвей неожиданно расступился – скорее всего, их кто-то вырубил специально. От просвета вниз, разрезая дикую поросль кустарника, уводила неровная тропинка. Через несколько минут Эдвард увидел, что скрывала от фешенебельной публики пышнотелая богиня.
В общем-то, немножко подумав, он мог бы и сам сообразить, что мир на Выездке не заканчивается, да вот все некогда было… Естественно, речка привольно текла дальше по долине, прячась среди таких зарослей, где растерялся бы и самый ревностный ботаник. До холмов, за которыми, видимо, уже начиналось побережье, было не меньше полутора миль, и левый, пологий склон почти сплошь покрывали красные, желтые, лиловые прямоугольники, мало похожие на огороды. Ближе к гребню белые домики, облепленные пристройками, соблюдали видимость улицы.
– Высокие небеса! Такое чудо, а я не видел! Это все цветы?
– Цветы для дома, для сада, для храма. – В голосе женщины слышалась гордость, будто она создала это видение своими руками. – Да еще и зелень, и овощи на всякий вкус. Сады тоже есть вон там, подальше. Только вам в другую сторону, сударь. Направо, там мостик через речку, а за ней по дороге, хорошая дорога, проезжая, мимо Выездки в город и выйдете…
Теперь цветочница зачастила, словно торопясь доложить вызубренный урок строгому учителю. Какие-то внутренние препятствия мешали ей уступить собственному влечению; природа этого влечения была Эдварду ясна, и все же новым своим чутьем он улавливал, что за таким поведением кроется душевная тайна.
Только сейчас он наконец разглядел незнакомку по-настоящему. Она продавала цветы, но в ее облике не было ничего напоказ, на продажу, как у большинства торгующих, и шейная косынка именно прикрывала вырез корсажа, а не намекала прозрачно на укромные прелести. Худощавая, с тонкими, суховатыми чертами лица, она очевидно была старше Эдварда – но лет на пять или на все пятнадцать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
