— А где же бригада заводских механиков? — осведомился Калмыков.
— Она нам не нужна — на эти дела у нас есть свой медник, Петр Ильич. Он умеет гнуть и рихтовать волноводные трубы прямо на коленке, без всяких станков и приспособлений. Прошу любить и жаловать, — ответил я, подмигнув Петру Ильичу и подталкивая его к начальству для знакомства. Петр Ильич правильно понял мой намек: после его рукопожатий Калмыков и Расплетин долго отряхивали кисти рук и уже не сомневались, что этот медник сумеет своими ручищами загнуть любой волновод даже без помощи коленки.
Две недели посменно круглосуточно работала бригада умельцев под моим руководством и Заксона. Оба мы все это время безотлучно находились на технологической площадке, отдыхали поочереди урывками тут же в служебных помещениях на сдвинутых столах, за которыми днем работали расчетчики и теоретики. Про запас у нас были койки в бараке-гостинице для «промышленников» в небольшом поселке недалеко от технологической площадки. Но мы наведывались туда только в обеденный перерыв, чтобы пообедать в столовой и запастись консервами и хлебом на ужин и на завтрак. В мастерских около антенной площадки механики подгоняли настроечные волноводные элементы, проводили электрические измерения настройщики, снова подгонка, снова измерения… Кое-что немного улучшили, но даже немногословный Петр Ильич однажды не вытерпел и сказал, что все это — мартышкин труд.
Почему же Калмыков и Расплетин настаивают на явно бессмысленной работе? И еще загадка: ход работ их совершенно не интересует, они даже перестали приезжать на площадку, чем-то заняты в главном городке полигона. А потом ко мне дозвонился начальник режима полигона и доложил:
— Товарищи Калмыков и Расплетин срочно выехали в Москву по указанию ЛП (Берия). Мне приказано всю почту на их имя теперь докладывать вам, как старшему от промышленности.
Теперь по праву старшего я прекратил «мартышкин труд» на антеннах и запросил из секретной части протокол по исследованиям разноканальности, ранее присланный мною с подмосковной Б-200. Он оказался подшитым в папку вместе с сопроводительным письмом, на котором была резолюция: «В дело. А. Расплетин». Теперь ниже этой резолюции я написал: «Тов. Капустяну К. К. Обеспечьте воспроизведение такого же эксперимента на полигонном комплекте станции Б-200. Протокол по результатам работы представьте мне для утверждения…февраля 1953 г. Г. Кисунько». Капустян — ответственный от КБ-1 руководитель боевого расчета станции. Через два или три дня появился протокол, подтверждающий результаты, полученные на подмосковной станции: «разноканальность» антенн не влияет на точностные характеристики станции. И это подтверждено теперь подписями специалистов не только КБ-1, но и полигона. Я разослал экземпляры протокола с наивысшим грифом срочности в Москву на имя Куксенко, Калмыкова и Расплетина. Что-то подсказывало мне, что это очень нужно, но я и не подозревал, насколько вовремя успел это сделать. Ибо на следующий день меня срочно вызвали в Москву по указанию ЛП на то самое заседание в Кремле, о котором я рассказал в начале своих воспоминаний и которое ничего не решило для меня, а лишь отодвинуло развязку — из-за смерти «…до особого указания», как выразился помощник Берия.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Возможно ли забыть нам первые полетыракет зенитных и локатор первый наш?Как точно он ракеты вел на самолеты,их курсом управлял и задавал тангаж!
После моего столь спешного возвращения с полигона Капустин Яр и заседания у Берия в Кремле мы с Панфиловым продолжали по-прежнему держать свои штаб-квартиры и в Москве и в Кратове, хотя фактически в серьезно планируемых работах на кратовской станции Б-200 уже не было необходимости. Центр тяжести «Беркута» переместился на подготовку пусков зенитных ракет по реальным мишеням на полигоне и на монтажно-настроечных работах на подмосковных боевых объектах.
Работы на пятидесяти шести объектах в Подмосковье велись одновременно, между тем как КБ-1 могло осуществлять авторский надзор только на одном из них, — наряду с тем, что на полигонном стрельбовом комплексе необходима была полная подстраховка военного боевого расчета наиболее квалифицированными специалистами КБ-1. Это создавало большие трудности в организации взаимодействия КБ-1 с организациями промышленности и с войсковыми частями на объектах. В связи с этим возникла идея выбрать среди объектов головной, на котором сосредоточить группу авторского надзора от КБ-1. Этот объект должны отлаживать заводские бригады под техническим надзором КБ-1. Что не будет получаться у заводчан — пусть помогут вызванные группой авторского надзора умельцы из КБ-1. Остальные объекты пусть равняются на головной, как на эталон, без опеки со стороны КБ-1. Чтобы выбрать головной объект, мы с Н. В. Панфиловым проехали по всему внутреннему кольцу системы «Беркут», оценивая состояние по строительной готовности, удаленность от Кратова и от Москвы и даже конкретно от КБ-1. От этих поездок у меня осталось тягостное впечатление от вида строителей-зэков, исподлобья и, как мне казалось, со злостью наблюдавших за майором в форме МГБ и подполковником-связистом, перед которыми тянулись навытяжку их начальники. Может быть, где-нибудь вот так же и мой отец?.. Если жив.
В качестве головного объекта был выбран ближайший к Кратову с тем, чтобы в роли оперативной группы от КБ-1 отрядить на него основной состав лаборатории, обеспечивавшей обслуживание испытаний кратовской станции. Елян одобрил наши совместные с Панфиловым предложения, договорились с Рябиковым и Устиновым, головной объект был утвержден, и были приняты меры для максимального опережения его строительной готовности по сравнению с другими объектами — как будущего эталона для других объектов.
Я считал, что с этим событием закончились мои функции как «заместителя технических руководителей испытаний» на кратовской станции, и старался полностью вернуться к своему высокочастотному отделу. Но Елян по инерции продолжал спрашивать с меня и за техническое руководство головным объектом, хотя у меня не было никаких полномочий по линии главных конструкторов, меня не признавали военпреды, а по штатным обязанностям ответственным за головной объект считался отдел Панфилова, главенствовавший над отделами-смежниками. Двусмысленность моего положения усугублялась тем, что антенны и на полигоне и на объектах продолжали числиться как не удовлетворяющие ТУ, и это обстоятельство смаковалось как дежурное блюдо на всех совещаниях с обязательным склонением фамилий Кисунько и Заксона, висело над нами как изрядный должок, за который рано или поздно придется расплачиваться. Похоже на то, что нас держали как заложников: если пуск на полигоне окажется неудачным, то можно заявить, как тогда в Кратове заявил Расплетин, что с этими г…ными антеннами станции не могут работать и мы, мол, об этом докладывали в шифровке на имя ЛП. А пока что в планы моего отдела включается «доработка антенн на соответствие ТУ», и Еляну, как начальнику предприятия, приходится изворачиваться, чтобы засчитывать высокочастотникам выполнение невыполнимого плана. К тому же и ответственный представитель панфиловского отдела на головном объекте Марков имел пристрастие собирать за моей спиной надуманные претензии к «опальному» высокочастотному отделу, и это сгущало атмосферу над антенщиками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
