— В укрытие, товарищ командир!
В окне стоявшей фасадом к Иволгину пятиэтажки сверкнул огонек, и по броне БТР барабанной дробью заколотили пули. Майор, едва успевший отскочить за приземистый корпус бронетранспортера, потребовал у запыхавшегося подчиненного:
— Докладывай, капитан!
— Противник рассеян, поселок наш. Потеряли четыре «коробочки», двадцать два «двухсотых. Остатки япошек укрылись в этом доме!
— Так сройте его до фундамента! Снаряды, что ли, все сожгли?
— Никак нет! Но там — гражданские! Японцы местных в заложники взяли!
Иволгин ударил кулаком по броне, зашипев от боли, и выругался. Он внимательнее взглянул на дом. Обычная лачуга, возможно, даже не жилая, судя по забранным фанерой оконным проемам. Призрак былого благополучия, когда тесная «хрущоба» с совмещенным санузлом для многих жителей необъятной страны была признаком наступившего светлого будущего. И там, за панельными стенами, спрятались враги, время от времени открывавшие огонь по любой видимой цели. Перед домом растянулись на земле несколько тел в окровавленной «флоре». Несколько БМП-3, став вокруг, направили орудия на дом, а за ними сжались морпехи, готовые в самоубийственном броске штурмовать последнюю позицию противника.
— Японцы пригрозили взорвать дом, если приблизимся, — пояснил растерянный командир роты. — Тут спецы по антитеррору нужны, «Альфа»!
— Тут только мы. И наш долг — спасти жизни гражданских, пусть ради этого придется расстаться с собственными жизнями.
Решение было, на первый взгляд, простым. Несколько слов, короткий приказ — и снаряды раскрошат старый бетон, и жизни горстки вражеских солдат, упорно не желавшим признать очевидное и просто бросить оружие, оборвутся. И вместе с ними там погибнут свои, русские, те, кто все эти месяцы ждал прихода его, майора Иволгина, как освободителя, кто верил в спасение. А он одним словом убьет этих людей, в душах которых едва возродилась надежда.
— Да сколько там гражданских? — Командир роты горячо зашептал на ухо Иволгину, рассматривавшему дом, из заполненных тьмой оконных проемов которого сквозило угрозой. — Мы видели всего нескольких. Жертв среди мирного населения не избежать, раз уж идет война!
— Отставить! — Майор зло взглянул на отшатнувшегося от неожиданности назад подчиненного. — У тебя по-японски кто-нибудь говорить может?
— Так точно!
Ротный обернулся, громко крикнув в пустоту:
— Сержанта Кима ко мне! Живо!
Подбежал щуплый парень азиатской наружности, небрежно приложив ладонь к массивной каске, обтянутой маскировочным чехлом. Иволгин прищурился, уточнив:
— Китаец?
— Русский! — Сержант набычился, неохотно выдавив: — Отец из Кореи.
— Переводи. Да смотри, ничего не напутай!
Командир батальона сделал шаг вперед, выйдя из-за стальной махины БТР и увидев какое-то движение в окнах третьего этажа, там, откуда бил только что пулемет. Прежде, чем японцы, загнанные в угол, напуганные, а оттого склонные к слишком поспешным действиям, нажмут на спуск, офицер громко закричал, а стоявший чуть позади сержант эхом вторил ему по-японски:
— Японские солдаты! Вы окружены! Отпустите гражданских, решим все, как солдаты с солдатами. Я предлагаю вам поединок, наш боец — против вашего. Если победите, мы пропустим вас, всех, с оружием! Есть среди вас настоящие воины? Решайте! Через минуту мы штурмуем дом!
Ротный, высунувшись из-за бронетранспортера, сделал страшное лицо, но Иволгин, не обращая на это внимания, смотрел на черные провалы окон. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем из подъезда начали выходить люди. Первой выскочила женщина, несшая на руках обхвативших ее за шею детей, за ней мальчишка-подросток, лет четырнадцати, с покрытым коркой крови лицом, и еще одна женщина. А следом вышел человек в японском камуфляже. Ствол штурмовой винтовки в его руках был направлен на Владимира Иволгина.
Когда капитан Ихиро Канимицу услышал слова русского командира, он не колебался. Кто-то из солдат попытался удержать его, но офицер шагнул к выходу, процедив:
— Русские сровняют дом с землей, если захотят. А сейчас они сами дают нам шанс победить!
Укрывшиеся в пятиэтажке японцы замерли возле окон, взяв на прицел стоявшего перед ними на ровном месте русского офицера, словно не видевшего направленного на него оружия. Заложники, выскочив из заполненного запахом нечистот подъезда, побежали к ждавшим их солдатам, а Канимицу встал напротив русского. Капитан аккуратно положил на землю винтовку, присоединив к ней кобуру с девятимиллиметровым «ЗИГ-Зауэр» и стянув разгрузочный жилет. Затем, заведя руку себе за голову, он выхватил из ножен клинок, и изогнутая полоса стали, тускло сверкнув, закачалась перед непроницаемым лицом майора Иволгина.
— Что будет, если удача от меня отвернется?
— Вы все погибнете, — коротко ответил Иволгин. — Как мужчины и воины!
— Что ж, я готов!
Майор снял с головы тяжелую каску, с наслаждением разминая шею. Затем стащил бронежилет, сунув его в руки переминавшегося с ноги на ногу сержанта Кима. Отцепив висевшую на поясе саперную лопатку, он крутанул ее в ладони, слыша, как заточенные до бритвенной остроты грани со свистом рассекают воздух.
— Начнем!
Ихиро Канимицу стоял неподвижно, вполоборота к противнику, чуть согнув в коленях ноги и держа меч обеими руками. Иволгин сделал шаг вперед, одновременно смещаясь в сторону. По кругу он начал обходить противника, заставляя того поворачиваться на месте, а затем вдруг сорвался вперед, выбрасывая перед собой руку с лопаткой. Японец легко отпрыгнул назад, взмахнув мечом. Морской пехотинец упал, перекатываясь через голову, и клинок разрубил воздух над ним. А через миг Иволгин уже снова стоял прямо, глядя в сжавшиеся щелочки глаз своего противника.
Десятки людей, сжимавших оружие и не убиравших пальцев со спусковых крючков, наблюдали за диковинным танцем двух воинов. Канимицу шагнул вперед, делая выпад, и клинок из многослойной стали с лязгом коснулся штыка лопаты, которую Иволгин использовал, как щит, закрываясь от посыпавшихся градом ударов. Японец с остервенением рубил, вкладывая все силы в каждый выпад и продолжая наступать. Ихиро Канимицу использовал все свое мастерство фехтовальщика, но русский снова и снова уклонялся от ударов, будто став бесплотным призраком, сквозь которого беспрепятственно проходил закаленный клинок. И потомок самураев, переполненный яростью, не успел отразить внезапный удар. Сверкнула стальными гранями лопатка в руках Иволгина, и очередной вдох японца отдался нестерпимой болью. Меч выскользнул из онемевших пальцев, и капитан Сил самообороны Японии опустился на колени, пытаясь зажать рану на груди, из которой толчками вытекала кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
