хмыкнул Слава. – Не думаю, что он в силах помочь с этим.
— А зачем ты к нему ходил?
— Чтобы распутаться, — задумчиво ответил Слава. – И для этого, похоже, нужно отпустить тебя.
Макс неожиданно начал канючить, как маленький ребёнок, который вот-вот расплачется:
— Но я не хочу, чтобы ты меня отпускал! Я тебя люблю. Я думал, у нас получится быть вместе, мне казалось, что я тоже тебе нравлюсь, что нам интересно друг с другом…
— Мне интересно с тобой, — честно ответил Слава. – Но я… я не могу отойти от прошлых отношений.
— Я же дал тебе время отойти. Я могу дать больше времени.
Слава чувствовал себя монстром от того, что приходится всё это говорить.
— Я не думаю, что это сработает.
— А что сработает, что?
Он пытался подобраться к нему, как прилипчивый котёнок, а Слава отчаянно сопротивлялся:
— Я не знаю, не знаю! Думаю, что ничего!
Так прошёл ещё час: они ходили кругами, повторяя друг другу одно и то же: «Я не могу быть с тобой» — «Но, может, всё-таки…» — «Это не сработает» — «А что сработает?» — «Ничего» — «Но, может, всё-таки…». Из прилипчивого котёнка Макс начал превращаться в назойливую пиявку, которая присосалась к руке, и никак не отцепить. Повторенный по десятому разу, разговор начал приобретать агрессивные интонации с обеих сторон, и вот они уже не успокаивали и упрашивали друг друга, а злились: — Спасибо, блин, худший новый год в моей жизни…
— Ты сам начал этот разговор именно сегодня.
— А что мне оставалось? Ты всем своим отношением ко мне показываешь, что я ничего для тебя не значу.
— Да с чего ты это взял?
— Три часа, Слава! Что это за временной регламент? Потрахаться со мной и выставить за дверь прямо перед новогодней ночью?
— Потрахаться? Думаешь, я за этим тебя позвал? Мне вообще это не нравилось!
— А зачем ты меня позвал?
— Да ты бы обиделся, если бы я тебя не позвал!
— Я и так обид…
Слава вскинул руку, призывая Макса замолчать, и, поймав его взгляд, поднёс указательный палец к своим губам, показывая: «Тише». Он чутко уловил шаги на лестничной клетке и бренчание ключей, а когда те заскрипели в замочной скважине, сообщил: — Это Мики.
— Мне спрятаться в шкаф? – язвительно поинтересовался Макс.
— Давай разрулим это как-нибудь по-человечески, — попросил Слава, делая вид, что не заметил сарказма.
Не дожидаясь ответа, он поспешно вышел в темноту коридора, где Мики, встав пяткой на пятку, пытался снять ботинки, не расшнуровывая. Сердце колотилось от страха, при виде силуэта сына пересохло в горле, и Слава невольно подумал: «Господи, может у меня правда абьюзивные отношения с сыном? Или с собой? Или со всеми?..»
— Ты говорил, что придёшь к одиннадцати, — нервно заметил он, глянув на наручные часы.
Мики тоже говорил нервно. Оба они звучали так, словно за нарочито бодрыми интонациями пытаются что-то скрыть.
— А сколько сейчас?
— Девять.
Мики выдохнул:
— Так это же хорошо, да?
Слава неуверенно покивал:
— Ну… Да.
Они обменялись ещё несколькими дежурными репликами, пока Мики снимал верхнюю одежду, а когда он двинулся к своей комнате, Слава затылком почувствовал, как бесшумно открывается дверь спальни и за его спиной появляется Макс. Чёрт…
Делать было нечего, и Слава начал устраивать топорное, крайне неловкое для всех знакомства:
— Это мой сын Мики. Это Макс, мой…
«Кто? Кто, блин?»
— Любовник, — любезно подсказал сын.
— Не совсем так.
— Ты же замужем, — напомнил он. — И это не твой муж. Значит, любовник.
У Славы противно задавило в груди, как случалось всегда при очередной сцене ревности. Правда, обычно их закатывал Лев, но в его отсутствии Мики подменял его на полставки.
— Пусть он уйдёт, — потребовал сын.
— Максим — мой гость, так что мне решать, когда ему уходить, — невозмутимо ответил Слава.
Он, конечно, тоже хотел, чтобы Максим ушёл, но сохранить родительский авторитет было важнее.
— Нет, не тебе! — Мики начал срываться на крик. — Не смей его сюда приводить!
Слава растерялся: он ожидал, что Мики расстроится, нахамит, может, расплачется, но не ожидал такого императива: «Не смей». Макс искренне возмутился:
— Почему он с тобой так разговаривает?
Мики принялся орать на него:
— А ты вообще не лезь! Зачем ты сюда пришёл? Думаешь, мне нужен ещё один батя? Считаешь, у меня их мало?!
Макс разулыбался на словах про «ещё одного батю» и шутливо спросил у Славы:
— Может, он пьяный?
Слава хотел было с этим согласиться: «Скорее всего», и заодно сразу извиниться за Микино поведение, но сын одним махом избавил его от всех этих формальностей. Кинувшись вперед, он заехал Максу по челюсти, и Слава устало успел подумать: «Ну вот, теперь ещё больше извинений», а потом Макс ударил Мики в ответ, и Слава возликовал: «Наконец-то!». Не в смысле, что наконец-то Мики ударили, а наконец-то Макс сделал что-то такое выходящее за рамки, что можно будет распрощаться с ним без всех этих многочасовых разговоров о том, кто был прав, а кто не прав.
Но когда Мики, не удержавшись на ногах, полетел лицом в косяк, Слава забыл, как обрадовался: на смену всем чувствам пришла одна большая всепоглощающая родительская тревога. Мики выпал из коляски.
Он, отодвигая Макса в сторону, метнулся к сыну.
— Какого хрена ты делаешь?
— Он меня первый ударил!
Слава присел над Мики, взял его лицо в свои ладони: с правой стороны, возле глаза, была глубоко рассечена кожа и текла кровь.
— А если бы ты его без глаза оставил? — холодно спросил Слава, оборачиваясь на Макса.
Тот равнодушно пожал плечами:
— Ну, не оставил же. Я не планировал, что он будет падать лицом в косяк.
Слава, поднявшись, повернул в гостиную – там, в кухонной зоне, в шкафчике хранилась аптечка. Пока он искал перекись и ватные диски, Макс крикнул ему:
— Слушай, он просто манипулирует тобой!
Это напомнило Славе о Льве – о худшей его версии – и, возвращаясь в коридор, он буркнул Максу:
— Лучше уйди.
— Уйти? — удивленно переспросил тот.
— Я вроде ясно сказал, — стальным тоном ответил Слава.
В раздражении он перевернул перекись на диск, смочил и прижал к ране на лице сына, не
