Косхи отпустили Илуге. Провожая их, он лопатками чувствовал их взгляды. Так смотрят на тех, кто не просто обманул или предал. На тех, кто отнял надежду.
И ладно бы он мог, как прежде, отгородиться от них стеной непонимания. А он и сам себя так чувствовал.
Радостная встреча, которую ему приготовили близкие, обернулась еще одним праздником, который он отнял. Глядя на его застывшее, силящееся улыбнуться лицо, Янира силилась найти там своего самого близкого человека – и находила незнакомца. Илуге сводил с ума ее просящий взгляд.
И, конечно, следом за ним приехала Элира. Когда беловолосая ургашка и ее спутники пересекли границу и раскинули свою палатку рядом с юртой Илуге, это не могло не пройти незамеченным. Каждый норовил хоть одним глазком посмотреть на нее. Жрица оставалась невозмутимой. Теперь он попросту не мог зайти в свою юрту, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь (а на Яниру он теперь просто смотреть не мог, не зная, как ей сказать, и, чем дольше тянул, тем хуже ему становилось).
Йом Тыгыз отшумел. Баргузен был посвящен в воины и почти сразу поставил по соседству юрту, которую Илуге подарил ему по этому случаю. Правда, сам он все равно постоянно пропадал у них. Илуге и радовался за друга, и избегал его, оттягивая второй из неизбежных разговоров. Много времени проводил с Элирой, доведя Нарьяну до вспышки бешенства, пока мягко не объяснил ей, что жрицы принимают обет не только безбрачия, но и воздержания.
У них в юрте теперь постоянно толклись люди, особенно когда дошли слухи об ургашской знахарке. Джунгары других родов так часто взялись посещать родственников на Уйгуль, что это наводило на разные мысли. Илуге старался сторониться ханской юрты, где раньше так часто бывал.
В эти дни он еще больше сблизился с Чиркеном, несмотря на былую неприязнь: наверное, он как никто понимал, что, вернувшись, чувствует юный военный вождь.
Марух оказывал наследнику Темрика все подобающие почести, уважительно выслушивал на советах, но чувствовалось, что горган следит за юношей как лиса, подстерегающая заспавшегося тарбагана. Чиркен приходил к Элире, садился перед палаткой и сам, безо всякого напоминания принимался ей помогать. Иногда они могли просидеть целый вечер, словом не перемолвившись. Элира не мешала им молчать.
Илуге новый хан предпочел не заметить, словно бы не зная об обещанной тому награде. А самому ему напомнить об уговоре и потребовать Аргола мешала гордость. И не до того ему было. Даже Аргол – как недавно он был готов умереть ради обладания им! – отошел на задний план.
Его мир перевернулся год назад, а теперь перевернулся еще раз, ничего не оставив: ни цели, ни средств, чтобы ее достичь. Оказалось, его место не здесь и когда-нибудь неведомые горы Ургаха позовут его. Оказалось, женщина, погибшая за него, месть за которую столько лет была его единственной целью, не его мать. Оказалось, ему предназначено уйти, оставив степь и все, что ему дорого. Уйти на встречу с матерью, которой никогда не видел, оставив всех? Уйти, оставив все так, как оно было – и навсегда унести в памяти ранящее воспоминание о погибшей за него женщине? Или все-таки остаться – отпустив ни с чем ургашскую жрицу и навсегда перерезав последнюю призрачную нить, еще протянутую между ними?
Мысли Илуге крутились по кругу, как листья, затянутые в водоворот. Кто он? Куда приведет его причудливый путь, который ему предназначен?
Наконец он все же собрался с духом. Попросил Элиру поприсутствовать при разговоре. Говорил долго, запинался и краснел, как мальчишка. К его удивлению и великому облегчению, Янира не залилась слезами.
– Так ты, значит, ургашский принц? Как те… которые приезжали. Те, что ушли в Ургах в месяц Узрат.
– Вроде как. – Илуге пожал плечами. У него как-то все это до сих пор не укладывалось в голове.
– И я не твоя сестра? – повторила Янира, скорее зло, чем горестно. – Кто же моя мать тогда?
– В нашей школе была жрица по имени Лосса, – задумчиво проговорила Элира, глядя на девушку. – Я тогда была совсем маленькой, но помню ее. Она была правой рукой Церген Тумгор, старой Верховной жрицы. Потом она исчезла, и никто не знал куда. Нам сказали, она умерла.
– Так я тоже ургашка? – Янира подняла брови.
– Как минимум наполовину, – кивнула Элира. – Посмотри, какого разреза у тебя глаза. И какого цвета. Ресницы, скулы, форма головы. Ты одна из нас, хотя, как и Илуге, рождена в нарушение обета.
– Ой! – Янира совсем по-детски поднесла ладошку ко рту. – Я, получается, целый год живу в юрте с двумя… не братьями! Кто меня теперь замуж-то возьмет!
– У меня твоих женихов уже очередь выстроилась, – буркнул Илуге. – Тоже мне!
– Да? – Янира сплела на груди руки. – И кто же? А почему ты об этом до сих пор молчал?
– Нашла время это обсуждать! – Илуге разозлился.
– А ты на меня не кричи, – вспылила Янира. – Я тебе, как выяснилось, и не сестра вовсе!
– Тьфу! – в сердцах сплюнул Илуге. – Я тебе все сказал. Дальше что будешь делать – сама решай.
– И буду! – Девчонка упрямо мотнула головой.
– Янира, кстати, тоже ургашское имя. Означает «Открывающая Врата», – невозмутимо сказала Элира, скрывая улыбку.
– Какие еще Врата? – обиделась Янира.
– Врата Солнца – так мы называем рассвет, – улыбнулась жрица, – можно еще перевести его как «Встречающая Рассвет».
После этого между ним и Янирой как кошка пробежала. Янира дулась неизвестно на что, а Илуге старался куда-нибудь деться от нее подальше. Впрочем, продолжалось это недолго. Потом все заслонило известие о битве на перевале Тэмчиут, когда вернулись меньше трех тысяч воинов, из которых в основном состоял ударный отряд. Еще несколькими днями позже, оборванные, раненые, обмороженные, начали возвращаться свидетели резни в Йоднапанасат, и от их рассказов кровь стыла в жилах. Больше двадцати тысяч воинов ушли в Ургах и не вернулись.
По всей степи прокатился стон горя и бессильной ярости. Слово «ургаш» начали произносить как ругательство. Илуге начал опасаться за Элиру и даже за себя. Сейчас, в эти черные дни, даже джунгары стали коситься на его волосы с неприязнью. Хотя из них-то, благодаря мудрости Темрика, никто не пострадал. Вспоминал ли теперь кто-нибудь из тех, кто тогда был в этом шатре и громче всех убеждал присоедениться к походу, что именно голос Илуге склонил чашу весов старого хана? Даже если и вспоминал – вряд ли был ему, Илуге, благодарен. Вместо благодарности в таких случаях люди почему-то больше склонны испытывать ярость.
Впрочем, Элира и сама забеспокоилась. Пошепталась о чем-то со своими бритоголовыми, и один из них однажды исчез так незаметно, как только они и могли.
– Я отправила его за новостями в монастырь, – пояснила Элира. – Я должна знать, что моя госпожа не оставила новых приказаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
