Действие переносится в комнату Курьера; несчастный рыдает над фотографией жены. Входит Графиня.
Умная женщина, она первым делом утешает предполагаемого сообщника. Он выражает ей признательность и поверяет доброй госпоже свои горести. Убежденный, что стоит на пороге смерти, он горько раскаивается в невнимании к жене. Он бы совсем примирился со смертью, когда бы не отчаяние при мысли, что он не скопил денег и оставит вдову без средств, в зависимости от чужих людей.
Услышанного достаточно Графине. „А что если вас попросят сделать одну очень простую вещь, — говорит она, — вознаградив за это тысячью фунтов, которые останутся нашей вдове?“
Курьер отрывает голову от подушки и изумленно глядит на Графиню. „Не может в ней быть столько жестокости, — думает он, — чтобы разыгрывать страдальца. Что такое эта „очень простая вещь“, за которую так небывало вознаграждают“?
В ответ Графиня без всяких недомолвок излагает Курьеру свой план.
Когда она смолкает, в комнате еще несколько минут стоит тишина. Курьер не настолько слаб, чтобы спешить с ответом, не подумав. Не сводя с Графини глаз, он в некотором смысле дерзко отзывается на то, что ему довелось услышать: „До сих пор я не был религиозным человеком, но, похоже, стану им. После слов вашей светлости я верю в дьявола“. Графиня предпочитает обратить в шутку этот символ веры. Обижаться не в ее интересах. Она говорит:
„Даю вам полчаса времени, чтобы обдумать мое предложение. Ваши дни сочтены. Ради собственной жены решайте: умирать без гроша в кармане либо оставить после себя тысячу фунтов“.
Наедине с собой Курьер серьезно раздумывает над своим положением — и решается. Он с трудом выбирается из постели, пишет несколько строк на листке, вырванном из записной книжки, и, медленно, нетвердо ступай, выходит из комнаты.
Вернувшись через полчаса. Графиня находит комнату пустой. Она в недоумении, но тут открывается дверь и входит Курьер. „Где вы расхаживаете, когда вам надо лежать?“ Тот отвечает: „Я оборонялся, миледи, на тот случай, если вдруг повезет справиться с бронхитом в третий раз. Если вы или Барон поторопите меня расстаться с жизнью либо попытаетесь лишить меня моей тысячи фунтов вознаграждения, врач будет знать, где найти мою записку про заговор вашей светлости. Случись все, как я боюсь, у меня может не хватить сил, чтобы сделать по всей форме признание и разоблачить вас; но уж для нескольких слов я приберегу свой последний вздох и скажу доктору, где искать. Само собой, я скажу это вашей светлости, если увижу, что вы честно выполняете свое обещание“.
После этого смелого начала он выставляет свои условия, на которых соглашается участвовать в сговоре и умереть, оставив после себя тысячу фунтов.
Сама Графиня или Барон должны при нем пробовать его еду и питье и даже лекарства, какие ему пропишет врач. Что касается оговоренной суммы, то на нее должен быть выписан кредитный билет, его надо завернуть в лист бумаги и поверху написать несколько слов — Курьер их продиктует. Потом конверт запечатывается, пишется адрес жены и приклеивается марка. Готовое к отправлению письмо будет лежать у него под подушкой; и пока у врача будет оставаться хоть малейшая надежда на выздоровление пациента, Барон и Графиня вправе в любое время проверять как наличие самого письма, так и сохранность его печати. И наконец последнее. Курьер хочет умереть со спокойной совестью и потому желает оставаться в неведении относительно всего, что касается устранения Милорда. Не то чтобы его особенно тревожит судьба его прижимистого хозяина — просто он не хочет отвечать еще и за других.
Все эти условия принимаются, и Графиня зовет Барона, ожидающего развития событий в соседней комнате.
Ему сообщают, что Курьер соблазнился на предложение, однако сам Барон благоразумно придерживает язык. Став спиной к постели, он показывает Графине бутыль. На ней наклейка: „Хлороформ“. Графиня догадывается, что из своей комнаты Милорд будет удален в бессознательном состоянии. Где он будет содержаться? Уже выходя из комнаты, Графиня шепотом задает этот вопрос Барону. Барон шепчет в ответ: „В подвале“.
Занавес падает».
Глава 13
Этим кончался второй акт.
Генри вяло поворошил страницы третьего акта: душевно и физически он нуждался в передышке.
В одном отношении заключительная часть рукописи разительно отличалась от того, что он читал. Чем ближе к концу, тем чаще давала о себе знать перенапрягшаяся голова. Все хуже делался почерк; длинные предложения не дописывались до конца; в диалогах реплики были перепутаны. В некоторых местах слабеющее соображение пишущей выравнивалось, но скоро возвращалось в прежнее состояние и безнадежно теряло нить рассказа.
Прочитав еще два-три более или менее внятных пассажа, Генри почувствовал, что не может дальше выносить этот сгустившийся мрак. Он оторвался от рукописи и в тоске и совершенном изнеможении повалился на постель. Почти в ту же минуту вошел лорд Монтбарри.
— Мы только что вернулась из оперы, — сказал он, — и узнали, что эта жалкая женщина умерла. Говорят, ты беседовал с ней незадолго до смерти; мне интересно, как это было.
— Ты узнаешь, как это было, — ответил Генри, — и еще кое-что узнаешь. Ты теперь глава семьи, Стивен, и в этом деле, из-за которого я не знаю покоя, решающее слово я оставляю за тобой.
Сделав это вступление, он рассказал брату, каким образом к нему попала пьеса графини.
— Прочти первые две страницы, скачал он. Мне не терпится знать, то ли же самое впечатление производят они на нас обоих.
Не прочитан и половины первого акта, лорд Монтбарри вскинул на брата глаза.
— С какой стати она выдает это за собственное сочинение? — спросил он. — Она совсем, что ли, сошла с ума и не помнила, что все это так и было?..
Генри был удовлетворен: у них складывалось одинаковое впечатление от пьесы.
— Поступай как знаешь, — сказал он. — Но если бы ты меня послушался, то лучше бы тебе не читать дальше, где наш брат жестоко искупает свой злой брак.
— А ты до конца прочел, Генри?
— Не до конца. Я не смог читать последние страницы. После школы мы с тобой мало общались со старшим братом; я, например, считал его поведение с Агнес постыдным и не боялся высказать это вслух. Но когда я читал это бессознательное признание в злодейском заговоре, жертвой которого он пал, я испытывал что-то вроде угрызений совести, вспоминая, что нас родила одна мать. Сегодня ночью я относился к нему так, как, стыдно сказать, не относился никогда прежде.
Лорд Монтбарри взял брата за руку.
