Во время Столетней войны 1337–1453 годов английские лучники превосходно справлялись с французскими рыцарями: лук из английского тиса с такой силой выпускал стрелу, оперенную гусиными перьями, что она пробивала любые латы, а с близкого расстояния дырявила рыцаря навылет.
История любит пошутить: у Пуатье произошли и первое, и одно из последних сражений, в которых участвовала рыцарская конница. 19 сентября 1356 года под Пуатье войска английского Черного принца наголову разбили французское войско и взяли в плен короля Иоанна II Доброго. «Исход сражения был обусловлен превосходством англ. лучников над тяжеловооруженными франц. рыцарями» [136. С. 214].
А уж стоило появиться огнестрельному оружию, и рыцарская конница окончательно становится неэффективной.
В общем, феодальная система сыграла очень незначительную роль в жизни и в истории той эпохи, которую Карл Маркс с буйной фантазией всю целиком наименовал «феодальной».
Ни в средние века, ни в XVII–XVIII веках никто в Европе не считал, что после падения Западной Римской империи в 476 году на Западе установился какой-то особый строй: феодализм. Даже в XX веке про «феодальную формацию» говорили в основном господа марксисты.
А вот Артур Конан-Дойль, описывая реалии Столетней войны, грустно констатирует: «…и вся феодальная система, пошатываясь, брела к гибели» [137. С. 139]. При том, что сэра Артура можно обвинить во многих грехах, но только не в незнании истории.
На Руси
Рассказывая про «феодализм» во всем мире, марксистам приходилось туго: все время они вынуждены были придумывать. Если очень хочется, увидеть можно все что угодно и где угодно. Академик H. H. Конрад в Китае, Индии и в Африке находил не только феодализм, но даже варварские нашествия, губившие ихнюю китайскую античность [138. С. 89].
Академик Лурье нашел феодализм даже в Древнем Вавилоне. Академику не позавидуешь: ведь пользоваться дикой терминологией марксистов он был вынужден… Приятнее всего было бы найти в Вавилоне «рабовладельческий строй»… Но слишком очевидно, что не было никакого рабовладельческого строя в Вавилоне. Пришлось «откопать» там феодализм…
По мнению господ марксистов, феодализм был везде, во всем мире. Но всякий раз, «находя» феодальный строй в разных странах, приходилось оговаривать, в чем его особенности и почему он такой странный. Существовал даже термин «кочевой феодализм» — потому что находить феодализм полагалось даже у монголов, арабов и казахов.
Везде феодализм упорно «оказывался» какой-то не такой… С местными особенностями… Феодализм — но «почему-то» без феодальной системы.
На Руси тоже с феодализмом дело обстоит неважно: какой-то он на Руси весь «неправильный»… Да и вообще в разных областях Руси совсем разный.
И потому если раздробленность даже была — то это не феодальная раздробленность. Так же точно, как Древняя Русь, Господин Великий Новгород и более поздняя Московия — не феодальные государства.
Впрочем, и раздробленности не было — даже не феодальной.
Почему она не раздробленность
Термин «раздробленность» тоже неверен, — даже если применять его к Западной Европе. Можно подумать, раньше было что-то единое, а оно потом взяло и «раздробилось». Но ведь после падения Западной Римской империи появляется не другая единая империя, а множество варварских королевств.
В VII–IX веках на их месте возникает несколько более крупных, но непрочных государств. Карл Великий собрал воедино часть бывшей Римской империи и даже короновался императором. Иногда говорят: соединил Францию, Италию, часть Германии.
Это глубоко неверно! Не было в IX веке даже подобия этих современных стран! Сами названия Австразии или Нейстрии прозвучат дико для современного читателя: а ведь на эти области делилась Северная Галлия, страна франков. К югу же от Луары простирались области, на которых формировались совершенно другие народы, с другими обычаями, нравами, правительствами и языками.
Италия? Множество карликовых государств и вольных городов, враждующих друг с другом. Везде разные то ли языки, то ли по крайней мере диалекты.
Германия? Баварцы вовсе не считают себя сородичами жителей устья Рейна. Племя саксов воюет и с Карлом, и с баварами, и с фризами. Везде разные языки, разные нравы и понятия.
Все это земли, которые только через сотни лет станут Францией, Германией и Италией, и все они связаны между собой крайне слабо, все зависит буквально от любой случайности. Пришел могучий король Карл Великий, сильный организаторскими способностями, умом и авторитетом, объединил эти чужие друг для друга земли… А после его смерти все и развалилось.
В XII–XIII веках появляется множество разных государств, вложенных друг в друга, как матрешка. Где-где, а во Франции феодальная система была!
Но в те же столетия очень хорошо видно — на месте враждующих племен и чужих друг другу областей возникают народы. Еще в XVI и XVII веках провансальцы, бургундцы и лангедокцы вовсе не считали себя французами… Но это были именно родственные друг другу народы, общности единого языка и культуры.
Раздробленность? Очень сомнительно.
И на Руси то же самое. По официальной версии, Древняя Русь распалась на разные государства… А раньше она была единая.
Но ведь внимательный читатель давно знает: Древняя Русь вовсе не была единым государством-монолитом. Как раз до XII–XIII веков — до «раздробленности» — существовало племенное деление.
Подданные Киева и Новгорода говорили на разных, и не только на славянских, языках. Разные области Руси не были связаны между собой ни хозяйством, ни языком, ни культурой, ни осознанием своего единства. Даже слово «Русь» еще в X веке применялось только к части территории, а тиверцы и вятичи вовсе не называли и не считали себя русью.
В XII–XIII веках на место племен приходит хотя бы единое самоназвание. Теперь Русь — единый народ, осознающий себя все более и более целостным. «Слово о полку Игореве» — это просто гимн национальному объединению — в X веке просто немыслимый психологически.
Междоусобия князей производят тяжелое впечатление. Но можно подумать, их никогда не было раньше! В эпоху «раздробленности» князья не начали, а продолжили воевать друг с другом. А сколько воевали в Древней Руси!
Междоусобий не было только тогда, когда еще не стало кому их устраивать. Игорь не отнимал силой власть у Олега, и Ольга вполне мирно растила Святослава после гибели мужа. И Святослав, единственный сын Игоря, он при самом пылком желании не мог бы устроить междоусобицу с самим собой.
Но вот Владимир уже отбивал княжение в Киеве у своего брата Ярополка.
В следующем поколении сыновей Владимира, Владимировичей, было двенадцать. И никаких сложившихся традиций наследования престола! В католическом мире хотя бы очевидно было, что именно старший сын наследует престол. И там старших сыновей, законных наследников, свергали, изгоняли и оттесняли — но хотя бы подобие законности имело место быть. В православном мире не было даже подобия.
Ярослав пришел к власти после междоусобной войны и с собственным отцом, и со всеми братьями. Последним из братьев, по одному перерезанных Ярославом, был Судислав; последний брат, добитый им в Пскове в 1036 году.
Можно установить твердую закономерность, даже своего рода строгий закон: «как только число князей превышает 1 (одного) человека, на Руси начинается междоусобица».
Разница между резней X и XII века очень проста: в X веке режут друг друга князья над конгломератом диких, враждующих между собой племен. В XII веке — князья огромной, рыхлой, везде разной, но единой страны.
Раздробленность?! Нет, объединение!
Да! И еще разница — в XII веке княжеские распри осуждаются. Сами князья в Любече в 1097 году рвут на себе рубахи. Каждый съезд князей, — крик людей, которые честно пытаются объединиться хотя бы против внешнего врага.
В XII веке «Слово…» осуждает князей за вражду, а половцев — за жестокость. Мол, уводят в плен, а то и убивают детишек.
Но ведь в XII веке нравы если и изменились по сравнению с X веком — то в лучшую сторону, к исправлению.
Владимир и Ярослав воевали с братьями точно так же, как Ольговичи с Ярославичами. Даже хуже — в XII–XIII веке хотя бы старались братьев не убивать. Это князья «единой» Древней Руси резали братьев до единого человека. Не только теснили и свергали — но убивали.
В X веке не нашлось поэта, который осудил бы поступки Ярослава и Владимира.
В X веке поляне резали древлян тысячами — и никто, никакой скальд, боян, сказитель — никто не сказал слова осуждения и отвращения. Летописец же пишет об истреблении древлян с явным удовлетворением; ему приятна гибель племени, жившего «звериным обычаем», — например, не носивших сапог, хотя кожи в их земле много.
В XII веке убийство ребенка воспринимается уже совсем иначе.
