Еще в 1961 году, в своей первой в качестве министра культуры поездке на Каннский фестиваль, она познакомилась с вдовой художника Фернана Леже Надей. Это знакомство, переросшее в тесную дружбу, во многом определило культурные связи Фурцевой. Надя Леже ввела ее в круг французской коммунистической интеллигенции – Луи Арагон (женатый на сестре Лили Брик Эльзе Триоле), Пабло Пикассо (так что неправ был анекдот – Фурцева знала не только имя великого художника, но и его самого лично), Морис Торез. Под влиянием Нади Леже Фурцева открыла для себя французскую высокую моду – особенно ей нравились вещи от Lanvin. Друзья Нади – эмигранты из России – стали дарить свои коллекции советским музеям. Вдова художника Савелия Сорина преподнесла в дар Третьяковской галерее часть своей ценнейшей коллекции, а Марк Шагал даже приехал в СССР лично и подарил Пушкинскому музею 75 своих картин.
Фурцева организовала самую фантастическую выставку того времени: «Мона Лиза» Леонардо да Винчи в Москве. Картину выставляли в Японии и обратно должны были везти через Москву. Возникла идея задержать «Мону Лизу» на несколько дней в Москве. Фурцева созвонилась с французским послом, получила его согласие – но надо было заплатить огромную страховку, изготовить пуленепробиваемую витрину. Екатерина Алексеевна уговаривала руководство страны: «Нам предлагают показать «Джоконду», а деньги мы вернем. Отправим Моисеева на гастроли, он заработает». С ней согласились. Фурцева обратилась к оборонным конструкторам – и за семь дней изготовили витрину, которую потом французы взяли за образец. Специальное стекло срочно везли с Украины, в дороге оно повредилось, его едва успели заменить. «Джоконду» привезли ночью, под усиленной охраной. Те, кому посчастливилось увидеть ее за несколько дней, когда картина выставлялась в Пушкинском музее, помнят об этом до сих пор.
Очень дружила Фурцева с Армандом Хаммером – даже подарила ему из запасников Русского музея «Черный квадрат» Малевича. Фурцева же пригласила в СССР театр Ла Скала, до этого никогда не бывавший в России. Между Большим и Ла Скала было подписано соглашение о сотрудничестве – с тех пор многие российские оперные певцы стажировались в Милане. Директор театра Антонио Гирингелли был в восторге и от приема его труппы, и от самой Фурцевой. Следующие десять лет – до самой ее смерти – доктор Гирингелли серьезно ухаживал за Екатериной Алексеевной, постоянно присылал ей маленькие подарки, заказал ее портрет одному из модных художников.
Она продолжала оставаться очень привлекательной женщиной – вопреки всему. После любой пьянки, обязательной в среде высших чинов, она оставалась свежей и полной сил. Екатерина Алексеевна очень следила за собой – когда была возможность, соблюдала строгий режим и диету, подолгу гуляла, много занималась спортом, специально привозила из Франции таблетки для похудения. Ее женственность и обаяние отмечали все, с кем она сталкивалась, – даже те, кто имел все основания не любить ее. Она постоянно следила за модой. Почти не носила украшений – в среде крупных чиновников они не были приняты, – но одевалась очень элегантно. Именно Фурцева первой в СССР надела маленькое черное платье – выше колен, с туфлями-лодочками и ниткой жемчуга. Следила она и за советской модой: именно Фурцева стояла за организацией домов моды в стране, способствовала карьере Славы Зайцева. Когда работники одного ателье написали ей письмо о недостатках в швейной промышленности, она собрала совещание, где с полным знанием дела рассуждала о модных фасонах, тканях, говорила о необходимости использовать в работе модные журналы.
На ее рабочем столе стояла фотография английской королевы Елизаветы II, с простой надписью: «Екатерине от Елизаветы». Говорили, что уже через несколько минут личного общения королева попросила Фурцеву: «Не зовите меня «ваше величество», говорите просто – «товарищ Елизавета»! А бельгийская королева Фабиола однажды сказала, что хотела бы сделать для своей страны столько же, сколько Фурцева сделала для своей.
Только в личной жизни было не все гладко. С Фирюбиным они все больше отдалялись друг от друга – любовь давно прошла, у него была другая женщина, и Екатерина Алексеевна об этом знала. Но развестись они все же не могли. Единственным смыслом жизни – кроме любимой работы – для Фурцевой были дочь Светлана и внучка Марина. «Если бы не было тебя с Маришкой, мне не для чего было бы жить», – говорила она Светлане.
Начав свою карьеру в качестве партийного функционера, за время своего министерства Екатерина Алексеевна сильно изменилась. Личная, искренняя ее дружба со многими виднейшими деятелями культуры, чьи взгляды во многом не совпадали с идеологическими установками ЦК КПСС, все больше отдаляла Фурцеву от ее коллег по партаппарату. В отличие от основной массы крупных функционеров она была неординарной личностью, и этого ей простить не могли.
Случилась и еще одна неприятная история. Светлане с мужем очень хотелось иметь дачу. Под давлением дочери Фурцева занялась строительством – покупала стройматериалы через постановочную часть Большого театра: там они были дешевые. Дача получилась, по сегодняшним меркам, крохотной – 61 квадратный метр, но скандал раздули жуткий. Фурцеву обвинили в злоупотреблении служебным положением, объявили строгий выговор, чуть не исключили из партии. Дачу забрали – правда, вернули потраченные на строительство деньги. Екатерина Алексеевна очень переживала, просила создать комиссию, чтобы во всем разобраться, – но ничего этого сделано не было. Она очень страдала – общественное мнение было для нее очень важно.
Когда в 1973 году ее не рекомендовали в депутаты Верховного Совета СССР, она поняла, что ее карьера близка к закату, что не за горами и смещение с поста министра. Она говорила Людмиле Зыкиной, одной из своих подруг: «Что бы там ни было, я умру министром!» Так и случилось. В ночь с 24 на 25 октября 1974 года Светлане Фурцевой позвонил Фирюбин: «Екатерины Алексеевны больше нет». Светлана, которая лишь несколько часов назад простилась с матерью, ничего не успела понять.
Согласно официальному медицинскому заключению, у Екатерины Алексеевны остановилось сердце. Впрочем, молва настойчиво твердит о том, что Фурцева отравилась цианистым калием.
Ее похоронили на Новодевичьем кладбище – среди артистов и писателей, которыми она руководила, недалеко от предавшего ее Хрущева.
После похорон Петр Битков сказал Светлане: «Я всю жизнь любил только ее…». Через несколько недель Фирюбин женился вторично. Светлана через несколько лет переехала в Испанию. Но жить вдали от России она не могла и в 1998 году вернулась в Москву. Светлана Фурцева умерла в начале октября 2005 года. У нее был рак.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
