— Михаил Дмитриевич, крестом Святым клянусь, пальцем ее не касался…
— А кто мог, кроме тебя? Кто?..
— Да ведь полон дом господ…
Скобелев, не раздумывая, с размаху отпустил денщику пощечину. Впервые за все время собственной службы.
— Не сметь порочить русских офицеров!..
— Бить не надо, ваше высокопревосходительство, — тихо сказал Круковский. — Лучше отдайте меня под суд.
Михаил Дмитриевич опомнился. Взял у денщика шпагу, бросил ее на стол, прошелся. Сказал, не глядя:
— Извини, в глазах помутилось. Ступай к себе.
— Прощения прошу, Михаил Дмитриевич. — В дверях стоял личный адъютант Баранов. — Позвольте задать только один вопрос Круковскому. Кто из офицеров последний раз был здесь в отсутствие Михаила Дмитриевича, Анджей?
— Его благородие господин Узатис.
— Иди, — вздохнул Скобелев. — Извини меня, если можешь. Погорячился непростительно.
Круковский молча вышел. Михаил Дмитриевич пометался по комнате, еще раз вздохнул:
— Человека ударил. Какая мерзость!
Баранов взял со стола шпагу, внимательно осмотрел ножны.
— Грубо гнезда расковыряны, значит, торопился кто-то. Нет, Михаил Дмитриевич, это не Анджей. Денщику торопиться некуда, вас и так целыми днями дома не бывает.
— Сам знаю! — рявкнул Скобелев. — Меня Тотлебен ждет, а тут… Да черт с ними, с бриллиантами. Не носил я эту шпагу и носить не буду. А безответного солдата ударил. Черт, черт, черт!.. Не могу в таком состоянии к Тотлебену ехать, Баранов, не могу.
— Напишите записку, что заболели.
— Наверно, ты прав, это, пожалуй, единственный выход. Сейчас же и напишу.
— А дознание о пропаже бриллиантов очень прошу поручить мне, Михаил Дмитриевич.
— Не желаю никакой огласки, Баранов!
— Я успел три курса на юридическом закончить, ваше высокопревосходительство, — улыбнулся Баранов. — Результаты доложу вам лично. Так что никакой огласки не будет. Никакой. Если, конечно, вы сами не примете решения на этот счет.
Скобелев написал записку, которую Баранов тут же и доставил Тотлебену. Однако краткость и сухость записки делали ее похожей скорее на небрежную отписку, что весьма раздосадовало Эдуарда Ивановича. В результате приказ на передислокацию в Россию так и остался без изменения, и первым по-прежнему значился в нем 4-й пехотный корпус под начальствованием генерал-лейтенанта Михаила Дмитриевича Скобелева.
3
Подпоручик Николай Узатис с первого взгляда не понравился Баранову. Он почувствовал его неискренность, понял, что новый ординарец что-то скрывает, и откровенно сказал об этом Скобелеву.
— Ерунда, — отмахнулся Михаил Дмитриевич. — Это потому, что его мать упросила Ольгу Николаевну походатайствовать.
— А для чего же он исхлопотал бессрочный отпуск?
— Ну, не знаю. Может, несчастная любовь.
— Несчастная любовь без сохранения содержания, — усмехнулся адъютант.
— Оставь. Он старается.
Узатис и впрямь очень старался, и Баранов оставил свои сомнения при себе. Однако подспудно они продолжали в нем существовать и теперь, получив разрешение Михаила Дмитриевича на расследование, всплыли наружу. Более всего адъютанта беспокоил таинственный бессрочный отпуск без сохранения содержания, который испросил Узатис. Баранов совсем не склонен был к романтическим объяснениям, а потому сразу же отверг предположение Скобелева о несчастной любви. «Такие из-за отвергнутой любви службу не оставляют, — думал он. — Тут какая-то иная, куда более матерьяльная причина…» И послал срочный запрос в полк, в котором Узатис до отпуска проходил службу.
Ответ пришел на удивление быстро. А содержание его оказалось таким, что адъютант счел необходимым доложить Михаилу Дмитриевичу до окончания расследования.
— Узатис взял отпуск потому, что проиграл крупную сумму денег. Офицерское собрание полка выдвинуло ему условие: если он в течение года не вернет карточный долг, его привлекут к суду чести.
— Ну и на что он мог рассчитывать в нищей Болгарии? — хмуро спросил Скобелев.
— На ваше имя, Михаил Дмитриевич.
— Что-то я не очень понимаю тебя, Баранов.
— Под ваше имя любой ростовщик немедля даст любую сумму.
— Ну, это уж ты слишком… — задумчиво протянул генерал, припомнив собственные денежные расписки.
— Узатис никогда не просил вас подписать что-либо? Припомните, Михаил Дмитриевич,
— Нет. Чего не было, того не было. Наши матери — близкие подруги. Еще со Смольного института.
— С вашего разрешения я все же проверю эту линию.
— Ну, проверь, — нехотя буркнул Скобелев. — Неприятна мне эта твоя возня, Баранов. Такое ощущение, будто матушку проверяем.
— Никоим образом, Михаил Дмитриевич. Я проверяю безупречность вашего ординарца и буду рад, если мне удастся ее подтвердить.
Каким образом Баранов прощупывал ростовщиков, так и осталось неизвестным. Ни сам Скобелев, ни его денщик Круковский, ни тем более Баранов никому и словом не обмолвились о краже бриллиантов, все шло заведенным порядком, пока адъютант не доложил:
— Николай Узатис предлагал греческому ростовщику Теотакису два бриллианта, однако Теотакис отказался, сразу же сообразив, что они — краденые.
— Не может быть, Баранов, — растерянно проронил Скобелев. — Этого просто не может быть! Ростовщики всегда врут…
— Теотакис ждет в прихожей, — весомо сказал адъютант. — Прикажете пригласить?
— Ну, давай, — нехотя сказал Михаил Дмитриевич. — Послушаем, чего он нам наплетет.
Вошедший ростовщик низко поклонился генералу, оставшись у порога. Скобелев неприветливо созерцал его, и чем дольше это продолжалось, тем все более он ему не нравился. Во-первых, потому что был ростовщиком, а во-вторых, потому что был невероятно худ, что ломало сложившееся у Михаила Дмитриевича представление о греках.
— Ну? — сказал он наконец.
Теотакис тихим голосом повторил то, что до него говорил Баранов, и Скобелева это не убедило.
— Почему я должен вам верить?
Ростовщик пожал плечами:
— Потому что я говорю правду, ваше высокопревосходительство.
— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?
Грек еще раз пожал плечами и промолчал.
— Вот! — с торжеством сказал Скобелев Баранову.
— Разрешите показать шпагу господину Теотакису?
— Нет!
— Я настаиваю на этом, Михаил Дмитриевич, — тихо сказал адъютант. — Задета моя честь, и если вы откажете, мне останется лишь подать рапорт об отставке.
— Ну, хорошо, — подумав, согласился генерал. — Анджей, принеси шпагу!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});