А потом я четко осознал, что в меня вселилось могущество Зла. И воспринял это совершенно спокойно…
Я с трудом поднялся. Вновь открыл ларец Вытащил брошь. Бережно приладил ее на груди. Без нее ничего не удастся. Без нее меня ждет неизбежная мучительная гибель. Брошь предохранит меня от страха и опасностей, которым, словно эфиром, пронизан весь мир. Волшебный камень защитит меня. А еще… еще это мелок, будто специально оставленный для меня в ларце. Я раньше не обращал на него внимания, но теперь понял, что он-то мне как раз и нужен. Я не думал, зачем это делаю, чего хочу достигнуть. Просто я должен был это сделать. И остановиться я уже не мог.
Встав на колени, я очертил мелом почти ровный круг, метра три диаметром. Внутри еще один, поменьше. Возбуждение мое нарастало. В голове гудело, будто она сделана из чугуна, и по ней бьют колотушкой. Я едва сдерживался. Так, что там дальше? Пентаграммы… Имена четырех охраняющих демонов с разных сторон. Звезда, а в ней цифры – 1, 3, 7, 11.
Трясущимися пальцами я перевернул страницу и дрожащим голосом начал читать:
– О, всесильные духи Юпитера, я зову и призываю вас именем Сатаны, Люцифера, Андрамилеха, Ахримана и других великих теней Зла…
Мой голос крепчал, в нем появлялась уверенность, да и сам я, ощущая свою власть, распрямлялся, бесстрашно глядя перед собой.
Я знал, что мои слова не пропадут. Что каждое из них отзовется ураганом в каких-то иных мирах.
И я был вознагражден.
Передо мной возникло голубое сияние, вскоре превратившееся в вихрь, бушевавший вокруг очерченного мелом круга. Внутрь круга вихрь проникнуть не мог, но даже здесь, в безопасности, я ощущал, каким ледяным холодом и кошмаром веет оттуда
– Я, повелитель, призываю тебя…
Вихрь стал желтым, в нем начали мелькать неописуемые клыкастые пасти, змеиные тела, какие-то странные хвосты и когти. Все это истекало гноем, рвалось ко мне, клацало челюстями, а надо всем разносился вой, от которого кровь становится холодной, как талый снег. Но теперь я знал, что это всего лишь элементалы – духи стихий. Их нет смысла бояться. И сейчас мне нужны не они. Нет, не они!
– Повелеваю тебе прийти к кругу моему, чтобы выполнить волю мою. Если же ты этого не сделаешь, то поражу я тебя огненным мечом, стократно усилив страдания твои в геенне огненной!
Вихрь заблестел, заиграл багровыми и фиолетовыми всполохами, и вот из него возник гигантский дракон с шипами., перепончатыми лапами, клыками и маленькими злыми, почти человеческими глазками. Как он мог поместиться в комнате? Впрочем, комнаты уже не было. Вместо нее было бесконечное, заполненное мельканием и вспышками пространство. На спине дракона восседал король, в белоснежной мантии, со скипетром в одной руке и пылающем факелом – в другой. Его синее лицо было безжизненным и отвратительным. Он прохрипел-прошуршал-прошелестел, и его глас отдавался в каждой частичке моего существа:
– Я пришел к тебе, повелитель, чтобы исполнить волю твою. Я покорен тебе. Я выполню все, что ты пожелаешь. Что ты хочешь, великий хозяин? Что ты хочешь, великий? Что ты…
Тут я осознал, что не могу произнести ни одного слова. Все закружилось передо мной, пол закачался и стал уходить из-под ног. Я должен был удержаться, не имел права потерять сознание. Это означало бы смерть. Я не мог понять почему, но твердо знал, что должен выстоять. Должен одолеть злого демона Юпитера.
Между тем глаза демона, совершенно мертвые и вместе с тем горящие каким-то зеленоватым, дьявольским огнем, впились в меня. Кроме этих глаз, я уже ничего не видел. В тот миг я отчетливо представил себе, что такое ад. Это тысячелетия под таким холодным, страшным взглядом.
– Я все понял, – прошипел король, и дракон встал на дыбы.
– Что ты понял?! – воскликнул я испуганно. – Я ничего тебе не говорил. – Ведь я сам еще не знал, что хочу от него.
– Все понял! – Дракон взвился в захватывающем танце. Цвет его постепенно темнел, пока не стал черным. И вот на его месте не осталось ничего, кроме клочка тьмы. Я осознавал, что произошло нечто непоправимое, невероятное, и всячески пытался вернуть утраченный миг…
– Что ты понял?
Тут тьма распахнулась, и я увидел, что передо мной вовсе не король в белоснежной мантии, а безобразная старуха в черном плаще.
– Я все понял, повелитель!
– Подожди…
Но я уже ничего не мог сделать. Пол ушел из-под моих ног, и я как подкошенный провалился в какую-то бездонную яму. Мир в моих глазах померк.
Вот так и приходит смерть! В образе черной, отвратительной старухи…
***
Когда я очнулся, то увидел над собой землистое незнакомое лицо. Оно было безобразно – огромный горбатый нос, холодные бесцветные глаза, кривые желтые зубы, гнусная зловещая ухмылка. Что это? Очередной призрак, вызванный из эфирных сфер дьявольской книгой? А кто теперь я сам? Магистр? Путешественник? Лекарь?
– Он пришел в себя, – послышался голос Зонненберга.
Я повернул голову и увидел его длинную фигуру, а рядом моего соседа, господина Кесселя. Значит, нависшее надо мной лицо принадлежало не демону, не призраку, а просто незнакомому мне человеку.
– Что происходит? – с трудом произнес я.
– Я нашел вас утром, – пояснил с готовностью Кессель. – Вы вновь были настолько неосмотрительны, что оставили дверь незапертой. Вы лежали на полу, и я подумал, не случилось ли непоправимое. Однако вы оказались живы, просто были без сознания. Я положил вас на кровать и послал за господином Зонненбергом, Он в свою очередь пригласил вашего коллегу доктора Винера.
Страшный человек, так напугавший меня, учтиво поклонился.
– Доктор Винер прибыл в Москву не так давно, но уже успел снискать уважение высокими моральными качествами и хорошим знанием лекарского дела, – сказал Зонненберг.
Винер вежливо улыбнулся, но эта улыбка напоминала скорее оскал тигра-людоеда перед завтраком.
– Что со мной было? – спросил я.
– Вы немного переутомились. – Голос лекаря был под стать внешности – скрипучий, каркающий, И мне показалось, что в нем была с трудом скрываемая неприязнь.
– Голова у меня как после хорошего похмелья…
– Ничего удивительного, друг мой, – произнес Зонненберг. Виду него был усталый, и, похоже, его врожденный оптимизм сегодня несколько пошатнулся. – Поездка, новый город, новые люди, схватка, ранение. Ничего удивительного…
– Сколько сейчас времени?
– Полдень.
– Святые угодники! Выходит, я пробыл без сознания четырнадцать часов!
– Выпейте настойку, – проскрипел лекарь Винер, протягивая мне мензурку.
– Валерьяновый корень?
– Гораздо лучше. Да вы пейте, Пейте…
Я проглотил неприятную на вкус жидкость. Никак не мог определить, что же это такое, хоть и знаю немало снадобий и самых диковинных лекарств. По телу пробежали мурашки, но вскоре мне стало легче. Сознание прояснилось, исчезла отвратительная тошнота. Переживания прошедшей ночи потускнели, и мне подумалось, что все это было лишь страшным сном. Брошь, демоны, власть над силами ада Дракон. Старуха. Плод воспаленного воображения!
– А теперь вам придется побыть одному, Друг мой, – с сожалением произнес Зонненберг. – Я вам вчера говорил, что неприятности и несчастия обрушились на наших земляков. Но тогда я еще не предполагал их масштабов. Прискорбный долг сегодня ожидает нас.
– Какой долг?
– Герр Бауэр умер этой ночью.
– Как умер?! – воскликнул я, и, видимо, на моем лице отразился неподдельный ужас. Все загадочные события минувших дней вновь всплыли в моей памяти.
– Не надо так переживать. – Положил мне на плечо руку Зонненберг. – Все мы смертны. Умер. Да, умер. Он был добрым человеком. Большая потеря для всех нас.
– Вы что-то скрываете…
– Помилуйте! Что я могу скрывать? К сожалению, умер он не своей смертью Его убили. Закололи… Кинжал в груди.
– Я так и предполагал…
Перемена на моем лице не укрылась от лекаря Винера.
– Вам снова плохо? – он подался вперед, и меня опять передернуло от его внешности.
– Нет, просто я страшно устал, – я прикрыл глаза.
Наконец, заботливость моих земляков стала истощаться, и мне удалось, заверив, что я не собираюсь умирать, остаться одному.
Они ушли, пообещав сегодня же наведаться опять. Я с трудом встал. Книги и броши на столе, где я их вчера оставил, не было. У меня вновь закружилась голова и засосало под ложечкой. Захлестнуло чувство ужаса. Страх, посетивший меня при известии о смерти Густава Бауэра, был лишь слабой тенью, ручейком по сравнению с потоком животного ужаса при мысли о возможности утраты этих вещей… Мне даже думать не хотелось о том, что брошь и книга могут быть утеряны навсегда.
Забыв обо всем на свете, в том числе о собственном недомогании, я, тяжело дыша, заглядывал под лавки, вытряхивал коробы, стоявшие в углу, обшаривал сак вояж, но бесполезно. Хотелось выть. Может быть, я еще не пришел в себя после обморока, в моем поведении было что-то недостойное и странное, но я не мог сдержаться. Отчаяние навалилось на меня невыносимым грузом.
