— Володя, — сказала Ира. — Ты устал. Мы все устали, это были такие долгие недели… Пойдем спать, хорошо?
— Детские игры… — пробормотал Володя. — Мы забываем о них, когда становимся взрослыми.
— Что? — не поняла Ира.
«Я не должен был заставлять ее играть в эту игру… Это была наша судьба, а я переложил ее на… На наши плечи, все равно на наши, но там мы с тобой немного другие…»
— Володя, — сказала Ира, — хочешь, я сделаю тебе массаж, как раньше, когда у тебя болела голова, помассирую тебе виски и затылок, и все пройдет.
Володя тяжело поднялся и помог встать жене.
— Да, — сказал он, — сделай.
По дороге они заглянули в детскую. Маша спала, свернувшись калачиком и подложив ладони под щеку. В лунном свете она выглядела такой бледной, что…
Ира коснулась щеки дочери и облегченно вздохнула.
— К маме мы можем съездить на выходные, — сказала она мужу. — А летом — к морю.
Ричард Ловетт
Завтрашняя земляника
Второй самый счастливый день своей жизни Билл Джонстон провел на балконе, где возился в своем огороде. Конечно, настоящим огородом назвать это было трудно, да и балкон особыми просторами не отличался, так что Билл давно научился использовать каждый дюйм доставшегося ему пространства. С одной стороны по шпалерной решетке, служившей одновременно ограждением, вился сахарный горошек, с другой — высились привязанные к колышкам томаты. В центре располагались аккуратные грядки свеклы, моркови и салата-латука, стиснутые с обеих сторон кочнами брокколи, брюссельской капусты и кустиками зеленых перцев. Как-то Билл попытался пристроить в уголке несколько плетей цуккини, но буйные растения задушили и вытеснили едва ли не половину соседей. Пришлось довольствоваться фасолью волокнистой и десятком стеблей карликовой кукурузы.
Вторая часть балкона была отведена ягодам: по большей части, ремонтантной землянике да нескольким тщательно подстриженным веткам ежевики и малины. В углу, рядом с раздвижной кухонной дверью, рос его любимец, кустик черники, дававший достаточно ягод, чтобы украсить тарелку с овсянкой или чашку с йогуртом.
И хотя квартира Билла находилась почти наверху шахтного ствола высотой с милю, солнце никогда в нее не проникало, и на балконе всегда царил приятный полумрак густого леса, куда редко заглядывают солнечные лучи… впрочем, нужно сказать, что Билл много-много лет не видел настоящего леса. Сады его юности наверняка погибли бы при столь скудном освещении. Но сегодняшние суперрастения выживали почти так же хорошо, как когда-то их предки — на солнце.
Билл, как всегда, начал с земляники. В особенно удачные дни ягод поспевало столько, чтобы вместе с черникой и малиной хватило на компот к бельгийским вафлям. Конечно, капля по сравнению с фруктовым изобилием его юности, но вполне достаточно, чтобы освежить старческую память.
Билл раздвинул листья, напоминавшие гигантские чернильные кляксы — генно-модифицированные, чтобы поглощать всю доступную энергию. Пятьюдесятью этажами выше растения с черными листьями покрывали все крыши. Когда-то, чтобы прокормить одного человека, требовалось несколько сот квадратных метров земли. Теперь хватало нескольких квадратных метров крыши, и даже меньше, если вы соглашались питаться, в основном, переработанной целлюлозой. Суперрастения были одним из многих чудес, которые Билл помог привезти на планету, стонавшую от усилий дать пищу одиннадцати миллиардам людей. Но дар оказался поистине троянским конем. Сегодня, даже когда под давлением правительства прирост населения был остановлен, прежние одиннадцать миллиардов виделись чем-то буколически-патриархальным.
Билл осторожно отвел в сторону листья земляники, высматривая яркие пятна спелых ягод, которые, слава Богу, были такими же картинно-красивыми, как много лет назад. Полдюжины явно поспели, а вдвое больше — уже дозревали и, на первый взгляд, казались такими же вкусными, какими наверняка будут завтра. Но Билл давно научился искусству растягивать удовольствие. Воровать ягоды некому: здесь нет ни птиц, ни насекомых, ни белок, а следовательно, чуть недозрелые ягоды останутся на кустиках до завтра. Когда настанет завтра, его сегодняшняя бережливость будет вознаграждена.
По другую сторону шахтного ствола одна из соседок Билла тоже возилась на балконе — в крошечном садике, где росли розы. Они молча помахали друг другу, не утруждаясь беседой. Билл даже не удосужился узнать ее имя, но, как все его соседи, она была старушкой. Не то чтобы она действительно выглядела старой. Но старики двигались иначе, чем молодые, даже если нанобустеры делали их тела, с точки зрения медиков, неотличимыми от молодых. Билл мог распознать своих сверстников с одного взгляда по уверенности движений, которая приходит только с годами, когда производишь одно и то же действие так часто, что лишний раз не захочешь шевелиться: слишком глубоко засела в мозгу память о до-нано-артрите, запрограммировавшем ваше сознание на боль, возникающую при неосторожном повороте или резком взмахе рукой.
Большинство соседей Билла обладали совершенно одинаковой «экономией движений», и это выдавало в них стариков, но куда более глубоких, чем люди, которых он встречал во время путешествий в торговый центр или в транспортных кабинках. Может, стоит прожить долгую-долгую жизнь, чтобы помнить прежние дни, полные света и пространства, прежде чем твоим уделом станет крошечная квартирка с балконом.
Соседские розы с тем же успехом цвели бы и в комнатах. Ягоды Билла поспевали бы в стеклянно-пластмассовых аквариумах, расставленных в любой квартире на этой планете. Электроэнергия для освещения таких мини-садиков тоже была не бесплатной. Но обходилась куда дешевле, чем счета за такую роскошь, как использование кубатуры балкона. Гидропонные фрукты на вкус были ничуть не хуже чернолистных суперрастений и уж гораздо лучше месива из переработанной целлюлозы, половина которого изготавливалась из веток и стволов быстрорастущих трехгранных тополей. Но они казались ненастоящими, такими же, как безлюдные леса на крышах. Столь же нереальными ощущались океаны, превратившиеся в гигантские аквафермы угольно-черных водорослей, за которыми ухаживали автоматы, не допускавшие постороннего вмешательства.
Билл сорвал ягоды земляники и уже подошел было к плетям сахарного горошка, когда мысленный пузырек помешал его приятным занятиям.
Билл так увлекся, что не заметил, как пузырь, появившийся из приемника, укрепленного на стене кухни, пролетел сквозь стену за его спиной. Даже бледный, мерцающий свет не привлек внимания Билла, пока пузырек не звякнул, объявляя о своем присутствии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
