– Дьявол вошел в его сердце, сатана смутил его душу. Так вините дьявола и проклинайте сатану, ибо человек слаб, а нечистый силен. Молитесь о душе грешника, и он избавится от наваждения диавольского, молитесь о нем – и он очистится.
А Стихотворец в это время, изнемогая от боли, пытался встать, восклицая:
– Они придут за мной! Мне надо бежать!
Но снова падал на постель и никак не мог успокоиться, пока Серафим не сказал ему:
– Не бойся. Господь не допустит врага в святое убежище. А я не отдам тебя в руки одержимых сатаною.
Стихотворец боялся вовсе не дьявола, но эти слова успокоили его, и в последующие часы он только тихо стонал, потому что удар дубиной по плечу был все-таки очень силен.
79
Восставшие крепостные Александра Сергеевича Стихотворца с упоением разносили в клочья фазенду рабовладельца Балуева и за этим занятием неожиданно вспомнили, что усадьба их собственного притеснителя осталась неразгромленной. Эта очевидная несправедливость ввергла их в настоящее неистовство, и они, самовольно покинув войско, поспешили назад, чтобы не дать Стихотворцу уйти.
Однако крепостных ждал полный облом. Когда они, усталые и голодные, добрались до места, выяснилось, что их кто-то опередил. Скотину, которой и так было немного, увели подчистую, усадьбу сожгли, а по полям и огородам будто Мамай прошел.
Утолить голод было нечем, и жажду тоже, потому что в колодец бросили мертвеца, а река лежала далеко в стороне, у скита.
Вспомнив про скит, крепостные возрадовались. Наверняка у монахов есть запас продовольствия, так что будет чем утолить голод и жажду.
– Айда к монахам! – крикнул атаман бывших крепостных, и ватага, собрав последние силы, устремилась к реке.
Иеромонах Серафим вышел им навстречу с иконой Богородицы в руках и издали громким, хорошо поставленным голосом задал первый вопрос:
– Что вам надо?
– Не бойся, не тронем, – ответил атаман, опуская руку, в которой был зажат здоровенный топор.
– Я не боюсь, – ответил священник, поднимая икону повыше. – Со мною Бог и все его ангелы и святые мученики. А вы боитесь ли геенны огненной, или сатана затмил ваш разум и пленил ваши души, и изгнал из сердец страх Божий?
И так страшен был этот громовой голос, что многие из ватаги крестились, а некоторые даже на колени упали. Особенно поражены были женщины – из тех что дошли, а их было немного. Но и сам атаман перекрестился топором, чем разгневал иеромонаха еще сильнее.
– Да ты не серчай, отец, – пробормотал атаман смущенно. – Ты только поесть нам дай и скажи, где теперь помещик. Не знаешь часом, куда он убежал?
– А зачем тебе знать, куда он убежал?
– А у меня с ним свои счеты, – сказал атаман, машинально проверяя остроту топора. Этот жест не укрылся от отца Серафима, и гнев вспыхнул в нем с новой силой.
– Убить его хочешь! – воскликнул он. – А заповеди Божьи тебе не указ? Ну так убей сначала меня! Все равно живой я тебе его не отдам!
Монахи уже выбежали из скита и встали цепью по бокам от настоятеля, готовые отразить нападение, чего бы это ни стоило. Их было меньше, чем ватажников – но не намного. У Стихотворца вообще было мало крепостных-мужчин, а женщины вернулись от фазенды Балуева не все. Некоторые просто не захотели, другие не дошли, и в ватаге насчитывалось от силы две дюжины людей.
Атаман шагнул вперед и мышцы его напряглись.
– Он здесь? – отрывисто спросил атаман, но иеромонах вместо ответа закричал, подняв икону на головой:
– Изыди сатана, изыди сатана! Брось топор и уходи. Иначе прокляну. Прокляну, и не будет тебе помощи от Бога ни в беде, ни в радости. Сатана овладел тобою, так помолись Господу, и нечистый отпустит тебя.
Кто-то из спутников тронул атамана за плечо.
– Пойдем. Нехорошо получается.
Атаман угрюмо повернулся, но топор не бросил и медленно, враскачку, двинулся по тропинке назад, к сгоревшей усадьбе.
Он шел, ссутулив плечи, и остальные потянулись за ним. Но иеромонах окликнул их на полпути, и по его знаку двое монахов вынесли из хозяйственной постройки мешок картошки и несколько караваев хлеба.
– Кто усадьбу спалил? – спросил атаман, вернувшись за мешком.
– А разве не ты? – сказал отец Серафим.
– Нет, не я. Мы только что пришли.
– Значит, кто-то другой вроде тебя. Все вы одинаковы…
И, не договорив, развернулся и ушел в скит.
– А что же, прощать этим гадам? – крикнул атаман ему в спину, но ответа так и не дождался.
80
Владимиру Востокову ужасно повезло, что он оказался в первых рядах восставших – иначе висеть бы ему на каком-нибудь дереве, как ярому пособнику рабовладельцев.
Хотя на самом деле он был не пособником, а сторонним наблюдателем – но это вряд ли могло служить ему оправданием в глазах восставших.
Однако мудрый Востоков повернул дело так, как будто это именно он собственноручно собрал всех освободителей в поместье Стихотворца и тем обвел своего любезного друга Александра Сергеевича вокруг пальца.
Отчасти это было правдой, ибо Востоков действительно принимал активное участие в подготовке освобождения Гарина, которая, собственно, и послужила толчком к восстанию.
Но то, что Востоков оказался среди лидеров мятежа, было несколько неожиданно, особенно если учесть его любовь к роли стороннего наблюдателя.
Тем не менее когда беглые рабовладельцы, работорговцы, вертухаи, киднепперы и просто бандиты, отступив к горам, попытались дать восставшим бой, войско восставших невольников возглавил именно Востоков.
Жанна Девственница в это время была слишком занята. Она пыталась утихомирить озверевших мятежников и прекратить разгром, пока еще хоть что-то в Шамбале уцелело.
В результате она прозевала удивительную метаморфозу, которая случилась с восставшими рабами в ходе битвы у подножия гор – неподалеку от того места, где прежде находился Рудник Валькирий.
В самом начале этой битвы, перед тем, как два войска сошлись в рукопашной, кто-то из бывших рабов проревел на все поле:
– Пленных не брать!
Но Востоков, восседая на коне, неожиданно возразил ему:
– Почему же не брать? Вы столько работали на них – пусть теперь они поработают на вас.
А поскольку деморализованное войско рабовладельцев было смято в первые же минуты схватки, пленных оказалось много, и победители, послушав совета Востокова, не стали их убивать.
Когда Востоков через три дня практически без боя занял Сердце Шамбалы – старые горные рудники, где еще гнездились дезертиры из кремлевской армии, слава его достигла таких пределов, что не считаться с его мнением стало просто невозможно.
Но вся беда была в том, что никто не знал точно его мнения. Слова, сказанные вполголоса, потонули в шуме битвы, и вскоре уже сам Востоков утверждал, что во всем виновата стихия всепобеждающего варварства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
