Работа закрутилась, закипела, выявляя всех потенциальных личностей, имевших возможность совершить это неординарное преступление. Список пополнился акробатами, и на причастность отрабатывались 16 человек. Это уже было что-то конкретное, и все надеялись, что информация Кэтвара даст в конечном итоге результат, следствие сможет установить преступника и доказать его вину.
Из шестнадцати трое не находились в городе в момент совершения убийств, еще четверо имели алиби хотя бы на одно убийство и их пока оставили в покое, исходили из расчета, что преступник один и тот же. Оставалось девять, ими занимались особенно плотно, выясняя связи с преступным миром и администрацией области, понимая, что у исполнителей таковых связей могло и не быть вовсе. Через неделю оперативники путем «отсева» отобрали троих наиболее вероятных мужчин, с ними стал работать следователь. Все трое работали охранниками, прекрасно владели приемами карате и, по оперативным данным, обладали гипнозом.
Первый, Виктор Степанович Чернов, на допросе вел себя развязно, «тыкал» следователю, требуя уважения к себе, на замечания не реагировал, стараясь выбить Кузнецова из колеи. Евгений Михайлович пока не понимал такого поведения — Чернов не судим ранее и оснований для цинизма вроде бы не было. Но разговор не получался, и Кузнецов пошел на крайние меры.
— Чернов, вы ведете себя нагло…
— Это уже оскорбление, следак, — перебил Чернов. — Мой адвокат нарисует жалобу…
— Рисуй сколько хочешь, говнюк, — тоже перебил его Кузнецов. — Ты просто слизняк и трус, хочешь говорить на таком языке, на своем подленьком и гнусном — пожалуйста. Я вообще говорить с тобой не стану, можешь уматывать отсюда, но люди Тахира или Бойца узнают, что ты у нас на подозрении и не колешься. Паяльник в заднице тебе обеспечен на сто процентов, вали отсюда, пиши жалобу, если успеешь.
Кровь мгновенно отлила от лица Чернова, он побледнел и покрылся мокрым потом, прекрасно осознавая, что если следователь его сдаст бандитам, то шансов у него нет никаких. Смерть его наступит в страшных мучениях, независимо от того, сознается он или нет, совершал или не совершал преступление — исход один.
Кузнецов подтолкнул его.
— Иди, иди, чего расселся, не хочешь говорить по нормальному — пусть с тобой бандиты поговорят, покажи им свою крутизну.
— Гражданин следователь, — испуганно заговорил Чернов. — Извините, я отвечу на все ваши вопросы.
Он обмяк, и до сего времени вызывающая поза на стуле расплылась аморфностью, душонка испуганно трепетала, готовая не только отвечать, но и сотрудничать. Кузнецов не сомневался, что он говорит правду, хотя и не может точно вспомнить, где был и что делал в момент совершения убийств, твердя одно: «Я не убивал».
Второй подозреваемый, с виду простой, интеллигентный и общительный мужчина, заявил, что находился дома со своей семьей в момент совершения двух первых убийств, на последнее имел алиби.
Третий человек в ходе допроса совершенно неожиданно вспомнил, что в ночь убийства лидеров преступной среды отдыхал с другом и девочками в сауне. Информация в ходе проверки подтвердилась полностью.
Кузнецов опять оставался ни с чем, все его версии и догадки лопались, разваливались или оставались бездоказательными. Не мог же он арестовать Чернова только за то, что тот мог потенциально совершить преступление, свернуть шею. А если в руках убийцы оказался бы нож — значит, можно посадить любого, исходя из этих предположений, любой владеет ножом и может ударить им, даже ребенок.
Огромный аппарат агентуры, задействованный на раскрытие преступлений, не выдавал нужной информации, не имел и не мог выявить ее. Бандиты сами искали преступника безрезультатно, и Кузнецов твердо пришел к выводу, что в обычной среде его не найти, он никогда не светился в преступном мире и в правоохранительных органах.
Огромный город жил своей размеренной жизнью, жили и его обитатели, занимаясь своими вопросами. Работали, отдыхали, наслаждались искусством, радовались и огорчались. И среди них жил скрытый преступник, жил полной жизнью со всеми ее черными и белыми полосами.
Следователь не считал, что в городе работает залетный гастролер, он не мог объяснить, но чувствовал присутствие своего, местного, который сейчас умиляется безуспешными действиями правоохранительных органов, смеется над их инертностью и пассивностью. Насчет инертности и пассивности можно поспорить — перелопачено огромное количество информации, опрошены сотни людей, проведены экспертизы, но результата нет. Говорят, что отсутствие результата — тоже результат, но такой результат не устраивал Кузнецова, его начальников и простых граждан, ради которых он и работал.
Он задумался, вспомнив один разговор с соседом по лестничной площадке. Тот сразу заявил, что убийц не найдут, считал свою мысль железной и неоспоримой, мотивируя, по сути, простыми факторами. Заказные убийства не раскрываются, а он считал их заказными, тем более, что эти конкретные преступления раскрывать не выгодно никому. Убиты преступники, бандиты, и вор-мошенник из администрации, правоохранительные органы не смогли их привлечь к ответственности в свое время, божьей рукой их покарал представитель народа. «Да, он нарушил закон, но ведь и вы его нарушаете, господа прокуроры и судьи, и гораздо чаще, чем кто-либо. Вы бессильны, не хотите или не можете посадить, покарать по закону известных всем воров в законе, так называемых законных воров из администрации, правительства и Кремля. Разве это не преступление? Вы караете мелкоту и оставляете на свободе больших людей, которые воруют не вагонами, а составами. Разве это не преступление? Найдете вы убийцу Куликова, но за ним потянется цепочка. Что, он один воровал народные миллионы? Кто же даст вам раскрутить дело дальше, выявить все?»
Кузнецов вздохнул. Как следователь, он имел другое мнение, как человек… Но разве следователь не человек? Хватит рассуждений.
Следствие зашло в тупик, собственно, оно из него и не выходило, версии лопались или не обрастали фактами, так и оставаясь версиями. Кузнецов метался из стороны в сторону, и на сей раз решил зайти с Куликова, бросив основные силы уже на него. Ревизия проводилась, выявляя факты хищений, злоупотребления служебным положением, но он не мог привязать их к основному — убийству.
Почему-то вспомнился разговор с Кэтваром, и неясная еще мысль внезапно возникла в голове, заставила волноваться, стучать сердце чаще обычного. Кузнецов вспомнил Косаря, умершего, как говорили, от перепоя, Быка, развенчаного Кэтваром. И непонятно, каким образом «Престиж» оказался в руках спортсмена. Спортсмена, могущего зайти на третий этаж по стене…
* * *
Рассвет запаздывал, летнее солнце не могло пробиться через дымку, окутавшую все дома, на востоке горели торфяники и дым сносило ветром на город. Запах стоял в квартирах, подворотнях, везде, далее пятисот метров невозможно было разглядеть высотные дома, но город жил своей обычной, привычной жизнью. Тяжело доставалась стихия легочным больным, астматикам, в остальном же ничего не менялось. Обычная инертность властей, которые сутки ничего не видели, потом сутки собирались и обсуждали вопрос, как спасти город от дыма, потом решили заливать горевшие торфяники водою из местных болот. Пройдут еще сутки, пока их решение начнет действовать фактически, когда вода вступит в извечную борьбу с огнем.
Кэтвар проснулся первым, открыл глаза. Слабые сумерки в спальне и серость за окном огорчили его. «Наверное, дождь», — подумал он, глядя на часы — в шесть уже первые лучики солнца касались крыш высотных зданий, но не сегодня. Он подошел к окну, соседние пятиэтажки постепенно растворялись в дымном тумане, и он понял причину. Планы не менялись, наоборот — лучше уехать от города, отдохнуть на природе, куда ветер не приносит дым.
Собрались быстро, через пару часов обе семьи уже сидели в машинах, направляясь на север от города. Ехали, не определив конкретного места заранее. Через несколько километров дым стал рассеиваться, солнце пробилось сквозь густую дымку, наполняя салоны автомобилей светом и радостью. Задышалось легче. Прибавив газу, машины понеслись быстрее, словно хотели встречным ветерком соскоблить с себя въевшуюся гарь. Проехав мост, свернули налево, запетляли вдоль небольшой речки, уезжая подальше от трассы. Двухколейная тропинка, — так можно назвать дорогу, по которой местные ездили браконьерничать, а городские отдыхать, — извивалась между кустами, подходила к речке и удалялась от нее, выбирая более удобный для легковушек путь.
Четыре взрослые пары глаз следили за дорогой и речкой, выбирая место для отдыха, дети полагались на родителей, даже не подозревая, что они едут практически «на ура». Кэтвар остановил машину, за ним встал и Стас.
— Что, Кэт? — спросил Стас, понимая, что это не конечная остановка.
