ей какие лекарства, чтобы облегчить боль.
«Эта боль не лечиться, — сурово выговорила Настя, а потом приглушённо протянула: — Всю жизнь болею». Тётка Настя замолчала, застонала.
Молчала и я. Мне хотелось уйти, но надо было дождаться кого-нибудь из семьи Настиной сестры Александры, потому что подходило время поить корову.
«Напрасно ты, Нинка, так думаешь про военных, — медленно простонала Настя, — не такие уж они и смелые. Мне тоже нравились военные, их форма…»
Настя протяжно вздохнула и замолчала. Я боялась, что она снова расплачется. Настя лежала с закрытыми глазами, вздыхала, открывала рот, пытаясь, что-то сказать, но молчала. Теперь я понимаю, что она не могла решиться на откровение, но в тоже время ей очень хотелось, наконец, освободиться от той тяжести, которую она носила в себе столько лет.
«Не люби, Нинка, военных, нельзя любить человека за его красивую форму, — начала свою исповедь Анастасия Афанасьевна. — Это я говорю, испытав и повидав немало на своём веку. Я тоже в твоих годах полюбила военного. Он для меня был самой большой радостью и счастьем. Павел служил на Западном острове Брестской крепости. Вышла замуж за него, родила дочь Нину. А через год счастье померкло — началась война.
Все спасались, как могли. У нас дома был рабочий мотоцикл, на котором Павел ездил на работу. В эту страшную ночь, как только начался обстрел, мы собрали необходимые вещи, погрузили на мотоцикл, и Павел помчал к машинам, где размещались курсы шофёров. Мы успели покинуть остров и оказались на территории Польши.
Павел устроился на работу, я хозяйничала дома. Жили мы в отдельном доме. Павел не любил, когда я задавала вопросы о его работе. Я перестала интересоваться. У нас было всё: и пропитание, и условия жизни.
Весной 1943 года у нас родился мальчик. Назвали его в честь мужа. Летом Павел сказал, что будем пробираться домой. Было страшное время, но эта новость меня обрадовала. До Белоруссии нас подвезли на машине знакомые Павла. Мы остановились на окраине города. Я ещё удивилась, что в таком аккуратном домике никто не живёт. Нас не трогали ни немцы, ни полицаи. Павел иногда уходил из дома, по возвращению приносил продукты.
Помню, в августе месяце Павел пришёл домой какой-то растерянный и сказал, что домой придётся добираться мне одной, он пока останется здесь, но обязательно приедет к нам чуть позже.
Я, конечно, расстроилась после его слов, потому что на моих руках было двое детей, и маленький Павлуша что-то закашлял, а к вечеру поднялась температура, лобик был настолько горячим, что казалось, капни воды — она вскипит. Так горел мой сынок два дня, а на третий помер. Горе матери никогда не сравнить с переживаниями отца. Мне казалось, что муж был занять своими непонятными мне вопросами. Он передал письмо отцу — моему свёкру, и я отправилась домой с дочкой одна. Правда, Павел со своим новым приятелем меня подвезли почти до города Клинцы, вернее, до села перед Клинцами. Называлось оно как-то по-птичьи. Не помню. Мне было уже всё равно. Я почти всю дорогу рыдала. Пристроили меня к одной женщине, чтобы я отдохнула перед дорогой.
Домой попала я в сентябре, как раз после освобождения села от немцев. Меня и не ждали, конечно, больше обрадовались вести, что Павел жив. Я передала письмо, слова брату Алексею. Стала ждать Павла. Но так и не дождалась. Лет восемь назад, когда приезжал муж Христины из-под Киева, приносил мне письмо, Павел звал меня к себе. А маму куда мою? Сам не приехал. А я всю жизнь его прождала. Не единожды проходила на работу и с работы мимо памятника селянам, где записан Павел и его брат Алексей как пропавшие без вести в годы войны. Они живые. Военные не такие, как ты думаешь, Нинка».
Примечание. Своё откровение Настя прерывала слезами и молчанием. Почти полвека я хранила Настину тайну. Но, видимо, пришла пора и моего откровения. Тем более у меня на руках документы о награждении в 1985 году орденом Отечественной войны младшего лейтенанта Демьяненко Павла Фёдоровича 1915 года рождения.
P. S. Разумеется, я написала не всё, о чём мне поведала Анастасия Афанасьевна.
И всё же, тётка Настя была благодарна мужу в том, что он помогал Нине. Как она говорила: «Разве я отпустила бы её в такую даль на учёбу, если бы не Павел».
Примечание. Нина после восьми классов уехала учиться на Украину.
Примечание. Написать подробности жизни нашей соседки Анастасии Афанасьевны Демьяненко (Курбан) меня побудила исследовательская работа учителя истории Людмилы Ивановны Боцановой (Петровской), которую я знаю с детства. Её работа (не одна) размещена в интернете. Во имя павших — я за правду и только правду!!!
4. Мне посчастливилось жить рядом с ними
Как я уже отмечала выше, мне посчастливилось жить среди фронтовиков, общаться со многими великими людьми, видевшими все ужасы тех страшных лет. Повторюсь о том, что все рассказы участников боевых сражений были построены, в основном, на лёгких для детского восприятия воспоминаниях.
* * *
Вот предо мной встаёт шутник и весельчак Егор Павлович Лубский. Наши дворы стояли рядом. В раннем детстве я, можно сказать, не вылезала из соседнего дома, потому что там жили две подружки Валя и Лариса. С Ларисой мы были одногодки. Мой младший брат Пётр бегал с её младшим братом Михаилом. Старшие братья Анатолий и Валерий дружили с добрым открытым Сашей, средним братом моих подружек. Мы часто ночевали друг у друга. Саша любил моего отца, приходил, обнимал и начинал расспрашивать про войну, про танкистов. Помню его тихий вкрадчивый голос: «Дядюшка (так он любовно называл моего отца), расскажи, как ты немцев давил на танке, как их пушки и доты громил»…
А мы снова и снова просили дядю Егора рассказать, как он попал в плен и убил
