делая те или иные выводы, опирался на данные, имевшие весьма сомнительную ценность».
Пытаясь приобщить команду к сферам современных технологий, где тогда задавали тон английские конструкторы, Сертис познакомил Феррари с британскими специалистами, занимавшимися постройкой корпусов из стеклопластика, или, как его еще называли, фибергласа. Введение этой технологии должно было положить конец алюминиевому гоночному кузовостроению, что, понятное дело, особого энтузиазма у владельцев местных металлообрабатывающих мастерских вызвать не могло. Что же касается износостойких шин, то Сертис, чтобы разрешить эту проблему, обратился за содействием в компанию Firestone, имевшую большой опыт работы с американскими машинами класса «Индианаиолис». Этот визит Сертиса положил начало плодотворному сотрудничеству «Скудерии» с фирмой Firestone, продолжавшемуся до конца декады. Кроме того, Сертис выступил с инициативой, предложив Феррари ввести в дело его собственную команду — Lola. По мысли Сертиса, она должна была, во избежание конкуренции со «Скудерией», участвовать в гонках только на территории США и проводить активную политику, направленную на сотрудничество с другими командами, чтобы тем легче получить доступ к имеющимся в их распоряжении техническим новинкам. Интересно, что консерватор Феррари, несмотря на возражения со стороны своих старых сотрудников, дал Сертису разрешение на проведение этой акции.
Несмотря на достигнутые Сертисом успехи, у него имелись противники, которые активно против него интриговали. К примеру, Драгони, беседуя с Феррари или давая интервью журналистам, всячески критиковал англичанина. Бандини, говаривал он, как гонщик стоит выше Сертиса, и последний одерживает победы по той лишь причине, что ему всегда достается самая лучшая, самая новая техника. Не складывались у Джона отношения и с Парксом. Когда Сертиса попросили испытать достроенную и доведенную Парксом Ferrari 275 GTB, он после заездов представил инженеру длинный список замеченных им недочетов, а также предложений, как эти недочеты устранить. Это, понятное дело, не могло вызвать у Паркса добрых чувств. Сертис платил Парксу той же монетой; а еще ему очень не нравилось участвовать вместе с ним в гонках на длинные дистанции. В Парксе было добрых шесть футов, а это означало, что, когда водителям приходилось во время гонок меняться местами, им заодно приходилось регулировать высоту кресел, а на это уходила чертова прорва времени. Куда больше ему нравилось ездить с Людовико Скарфиотти или Лоренцо Бандини, которые были с ним примерно одного роста.
В конце сезона 1965 года Сертис, участвовавший на Lola Chevrolet в гонках в Моспорт-Парке в Канаде, попал в тяжелую аварию и чуть не погиб. В заголовке утреннего номера моденской газеты 11 Corriere Lombardo огромными черными буквами было напечатано: «Сертис умер или парализован». Заголовок вечернего номера был еще более категоричным: «Сертис мертв». Но Сертис выкарабкался — к великому облегчению старшего механика Джулио Борзари, который первым прочитал это сообщение и уже не чаял увидеть Сертиса в живых. При этом в Маранелло нашлись-таки люди, которых известие о смерти Сертиса не то чтобы опечалило, а скорее неприятно удивило: «Как так? Разве ведущий гонщик фирмы может погибнуть в иной машине, нежели в машине марки Ferrari?» Для них в этом было нечто сродни предательству.
Что бы там ни думали консерваторы об этой аварии, компания взяла выплату страховки на себя, хотя Сертис разбился, управляя машиной Lola Chevrolet. Узнав, что у Сертиса перебита нога, Феррари даже изволил по этому поводу пошутить, пообещав в том случае, если ему отнимут конечность, изготовить для него автоматическую. Это свидетельствует о том, что Старик по-прежнему относился к Сертису хорошо. Когда англичанин вернулся в Италию, он даже пару раз свозил его на собственную виллу, находившуюся на побережье Адриатического моря в деревушке Визерба. В то время Феррари купил себе Mini Cooper и, хотя рядом с ним всегда сидел верный Пеппино, управлял машиной сам. «Ему очень нравилась эта машина, — вспоминал Сертис. — В списке приоритетов она занимала у него второе место после хорошо поджаренных тостов». В Модене Сертис часто обедал вместе с Феррари; тот являлся на обед то с Лаурой, то с Линой. «За обедом мы обычно разговаривали. Хотя мы далеко не всегда соглашались друг с другом, мы, по крайней мере, друг друга уважали, и мое слово кое-что для него значило. Вот почему Драгони и его сторонники организовали против меня заговор. Они хотели оттеснить меня от босса — а то и вовсе выставить из команды». Заговор, о котором упомянул Сертис, набирал силу. Так, во всяком случае, ему казалось. Когда он в начале 1966 года снова приступил к исполнению своих обязанностей, ему предложили испытать машину, на которой он должен был вместе с Парксом участвовать в тысячекилометровых гонках в Монце. «Я обкатал ее, вернулся в Маранелло и сказал: «Что-то с ней не так». Форгьери мое заявление не понравилось, а Парксу — и того меньше. Тогда я пошел к Старику и сообщил ему о своих сомнениях. Тот обдумал мои слова и позволил мне внести кое-какие изменения в аэродинамику. На мой взгляд, эти изменения пошли машине только на пользу — она поехала чуть быстрей, да и управлять ею стало легче. Во время гонок шел дождь, и тут, как назло, сломался «дворник». С этим я ничего поделать не мог; но мне пришла в голову мысль, что, если ехать на пределе разумного и постоянно рисковать жизнью, можно достичь скорости, при которой встречный поток воздуха будет сдувать дождевые капли с ветрового стекла. Я поделился своей идеей с Парксом, и тот со мной согласился. Каково же было мое удивление, когда после гонок Драгони в своем докладе Старику сообщил, что если бы не Парке, то я давно бы вышел из гонок».
Когда в 1966 году из ворот фабрики в Маранелло выкатили новую машину Формулы-1, получившую со временем обозначение «312», Сертис обрушился на нее с кричи кой. «Мне много раз говорили, что это будет совершенно новая машина с абсолютно новым 3-литровым двигателем. Между тем этот так называемый «абсолютно новый» двигатель оказался обыкновенной переделкой. Эти горе-инженеры взяли 12-цилиндровый мотор от спортивной машины, сделали его чуть компактнее и слегка уменьшили ход поршня. На этом их деятельность и завершилась. Неудивительно, что этот двигатель был для машины Формулы-1 тяжеловат. Это не говоря уже о том, что вместо обещанных 320 лошадиных сил в нем было не более 290. Когда я сказал им, что предпочитаю водить машину V6 с шасси прошлого года выпуска, которая показала на испытательном автодроме в Модене лучший результат, чем модель 312, Драгони учинил мне скандал».
После этого эксцесса противоборствующие стороны стали готовиться к решающему сражению. «Я переехал на принадлежавшую Феррари
