К концу 1830-х годов в журнальном мире происходят серьезные изменения. Старые журналы, в которых находила прибежище шеллингианская философия, – «Московский телеграф» и «Телескоп» – прекратили существование по распоряжениям свыше64. На сцену выходят новый тип издания (с «направлением») и новый тип культурного издателя-предпринимателя (А.А. Краевский). Последний становится издателем «Литературной газеты» (1839), преобразованных «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“» и выкупленных у Свиньина «Отечественных записок». Происходят изменения и в последнем журнале бывших любомудров – «Московском наблюдателе»: в 1838 году сюда приходит Белинский с группой молодых гегельянцев. Через год после прекращения этого журнала Белинский и его единомышленники переходят в «Отечественные записки».
Краевский уже в «Литературных прибавлениях» объявил войну «торгашескому направлению». С приходом в его журнал Белинского Булгарин становится постоянной мишенью сатирических нападок «Отечественных записок». Издатель «Северной пчелы» почувствовал опасность: приобретающий все большую популярность журнал становился серьезным конкурентом. Кроме того, «в стан врагов» переходят его сотрудники, в первую очередь Ф.А. Кони, которого в 1840 году Краевский приглашает редактировать «Литературную газету».
Булгарин не собирался сдаваться. С одной стороны, он навязчиво напоминает и подчеркивает свои особые заслуги перед русской литературой, в том числе приоритет в создании новых прозаических жанров и первой популярной частной газеты. В конце 1838 года он помещает в «Северной пчеле» ряд специальных статей на эту тему65. И одновременно почти в каждом номере появляются выпады против новых противников.
Увлечение гегельянством новых сотрудников «Московского наблюдателя» дает простор его иронии. Зацепившись за предисловие Бакунина к переводу «Гимназических речей» Гегеля66, Булгарин набрасывается на намеренно сложный язык статьи и обвиняет автора в «шарлатанисме». Критикуя «Московский наблюдатель», он устанавливает генетическую преемственность между прежними и новыми сторонниками «высших взглядов» и пишет:
Домашние наши новомыслители (ср. с «доморощенные мудрецы». – К.К.), которых деятельность начинается с покойной Мнемозины67 и продолжается сквозь ряд покойных журналов, в нынешнем Московском наблюдателе беспрестанно придумывают новые слова и выражения, чтоб выразить то, что они сами не понимают. Сперва они выезжали на чужеземных абсолюте, субъективе и объективе и т. п. Теперь они прибавили к чужеземщине множество русских слов, дав простому их значению таинственный смысл. Любимые их слова теперь: конечность, призрачность, действительность, но главный фаворит – призрачность68.
К1842 году перепалка Булгарина с обоими изданиями Краевского достигает апогея. Нападки на язык и «высшие взгляды» как будто отодвигаются на второй план, хотя и возникают в статьях на разные темы69. В центре полемики оказывается творчество Гоголя, которое, по словам Белинского, сделалось для Булгарина «idée fixe»70.
Тема «Булгарин и Гоголь» достаточно изучена71. Напомним лишь, что начиная с 1841 года в еженедельных фельетонах «Северной пчелы» издатель по любому поводу задевал ненавистного писателя. Во многом нападки подогревались восторженными отзывами Белинского, который с первых номеров «Московского наблюдателя» называет Гоголя «великим поэтом» и противопоставляет его творчество всей предшествующей литературе, особенно тем писателям и драматургам, произведения которых высоко ценила и приветствовала «Северная пчела». «Если б мы не ожидали на днях выход а „Похождений Чичикова“ Гоголя, – писал он в апреле 1842 года, – то, смотря на усердные и обильные труды гг. Кукольника, Полевого и Ободовского, не на шутку подумали бы, что русской литературе настает конец концов»72.
В середине 1842 года в центре полемики оказываются только что вышедшие «Мертвые души», а в конце года – поставленная в Александринском театре «Женитьба» (9 декабря), что находит отражение в реплике любителя травничка в «Русской ресторации» («Эта дура ^Северная пчела»> не понимает высоких красот Мертвых душ, находит неприличия в комедии Женитьба»). Напомним, что развернутая рецензия на «Мертвые души», где резкой критике подвергались «варварский» язык и слог поэмы Гоголя, ее «дурной тон», «безвкусие», грубые выражения, «отвратительные» простонародные картины и очернение жизни («это какой-то особый мир негодяев, который не существовал и не мог существовать»), принадлежала Н.И. Гречу73. Но она была дважды анонсирована Булгариным74, который высказал в краткой форме эти обвинения. Тот же прием издатель Булгарин использует и в отзывах на постановку «Женитьбы». Развернутый разбор комедии Гоголя был сделан Р. Зотовым75, но до выхода рецензии Булгарин нападает на «Женитьбу», упрекая автора в «преувеличении» («везде во всем одна карикатура») и плохой драматургии («Ни завязки, ни развязки, ни характера, ни острот, ни даже веселости – и это комедия!»)76.
Что касается нападок «Северной пчелы» на водевили Ф.А. Кони («Титулярные советники» и «Петербургские квартиры»), о которых говорит тот же персонаж «Русской ресторации», то они, как и произведения Гоголя, оказываются в самом начале 1840-х годов включенными в перепалку с «Литературной газетой» и «Отечественными записками» и, в конце концов, с Белинским, т. е. вписываются в линию, ведущую к интересующему нас намеку об абсолюте.
На первый взгляд непонятно, почему в реплике трактирного завсегдатая водевили Кони соединены с произведениями Гоголя как явления одного ряда, чуть ли не одного автора. Водевили были поставлены и опубликованы за несколько лет до «Русской ресторации»: «Титулярные советники в домашнем быту» – в 1837 году, а «Петербургские квартиры» – в 1840-м. Между тем в газетных заметках Булгарина 1842 года они упоминаются непрерывно. Актуализация водевилей связана с тем, что в них содержались сатирические выпады в адрес журналистов-взяточников, благодаря чему они с 1840 года стали использоваться в борьбе против Булгарина. В «Титулярных советниках» один из персонажей, объясняя, почему его изобретения расхваливает «известная газета», говорит: «Я моим благоприятелям / И почтеннейшим издателям / За хвалу плачу натурою: / Иль кулем, иль целой фурою»77.0 том, что Булгарин за определенную мзду рекламировал магазины, лавочки, товары, гостиницы и прочие заведения, знали и его враги, и союзники. Откликаясь на повторную постановку «Титулярных советников» в 1840 году, Белинский писал, что она «доставила» зрителям «удовольствие» и что над водевилем «смеялись», возможно, намекая на злободневные куплеты78.
В водевиле «Петербургские квартиры» весь четвертый акт (снятый при постановке) был посвящен этой теме. Здесь под именем журналиста-взяточника Задарина выведен Булгарин79. Белинский воспользовался возможностью уколоть противника и процитировал в рецензии целиком этот «не игранный на сцене» четвертый акт («Квартира журналиста на Козьем болоте» – топоним отсылает к месту жительства Булгарина на Офицерской улице, вблизи этой площади), указав, что акт этот «сам по себе есть целая комедия, полная занимательности и остроумия»80. Булгарин не откликнулся ни на водевили Кони, ни на колкие хвалебные рецензии в ненавистных изданиях. В 1837 году Кони был театральным критиком «Северной пчелы», и в начале 1840-го Булгарин, вероятно, рассчитывал на его сотрудничество.
Полемика обостряется к середине 1840 года, когда Кони, сблизившись с сотрудниками «Литературной газеты», окончательно разрывает отношения с Булгариным, и тот исподволь начинает «постороннюю» полемику, нападая на другое детище своего бывшего сотрудника – журнал «Пантеон». Интересно, что еще в начале 1840 года «Пантеон» был дружески воспет Булгариным в поэтическом экспромте81, однако к середине года восторженный почитатель начинает придираться к несуществующим промахам этого театрального журнала, что было отмечено в заметке «Курьезы». «С тех пор, как (Кони. – К.К.) отказался от сотрудничества в „Северной пчеле“, – пишет ее автор, – бедный „Пантеон“ терпит на чужом пиру похмелье». И далее, рассказав о поклепе «Северной пчелы» на этот журнал, отмечает, что обвинения не имеют основания и «г. Булгарин приплел <их> так, просто, для красного словца»82.
Нападки «Северной пчелы» на саму «Литературную газету» начинаются в 1841 году. Как раз в это время здесь появляется рецензия на бенефис В.И. Живокини в московском Малом театре, где в качестве бенефисной пьесы шел водевиль «Петербургские квартиры». Театральный критик объясняет неуспех водевиля тем, что тип Задарина известен в Петербурге лучше, нежели в Москве, и цитирует его монолог, который точно описывает журнальную «тактику» Булгарина: ругать конкурентов (из них называется «Литературная газета» и «Пантеон») в месяцы «подписок на журналы», чтобы отбить читателей, и приводит также куплет «Деньги с авторов взимаю, / А кто не дал – так браню»83.
