так называли дома. А Илаида — это…
— Родовое имя, — сообщил возникший словно из ниоткуда Айдар.
Конечно, я преувеличила. Брат появился из темного угла. Но я не сомневалась, что раньше там никого не было. А он вдруг шагнул вперед. Мой брат. Не Райго, а Айдар. Он побрился. Не подстригся, но волосы убрал в хвост. И теперь передо мной стоял брат. Даже взгляд, которым он меня наградил, был таким родным и знакомым.
— Илаида — это родовое имя. Его носят все девочки правящей семьи. Точно так же как и все мальчики носят имя Идал. Идал Айдар Элер. Таково мое полное имя.
Брат прошел вперед, и только теперь я обратила внимание, что одет он в темный камзол и рубашку. Одежду нашего мира, но не диких.
— Ты вспомнил… — прошептала я.
— Да, Эда, я все вспомнил. Значит, он своего добился, женился на тебе?
— Не совсем, — грустно улыбнулась я. — Титул получил, но дар от него сбежал.
— Расскажешь? — присаживаясь напротив, спросил он.
— Мы бы все послушали, — заметил из-за моей спины Форвик.
— Тогда вам лучше присесть. Рассказ предстоит выслушать долгий.
Заскрипели отодвигаемые стулья и кресла. Присутствующие рассаживались, а я ждала, уставясь прямо перед собой. Обернуться все еще было страшно и больно. Вот она — расплата за мои страхи.
— Я лгала. Все время лгала.
Признаться было тяжело. Я представляла, о чем думает моя группа. Один раз предательство простить можно, но второй… выходит, я не вынесла урока и продолжала плести интриги, скрывая правду.
— Да, я действительно Эделин Элер, единственная дочь прежних герцога и герцогини Алртон… — повторила я. — Я не была с вами честна и этому нет оправдания.
Они молчали. Все до единого. И это молчание стало красноречивее и тяжелее всех слов и обвинений вместе взятых.
— Наверное, уже поздно, но я должна вам все рассказать. Начну сначала.
И все та же тишина в ответ.
— Пять лет назад герцог Алртон звался Вероном Хогером. Он был магом из Карийского государства, талантливым эмпатом и менталистом. Приехал в герцогство по контракту и сразу же нашел себе покровителей. Впервые мы встретились на новогоднем балу. Мне было пятнадцать с половиной. Глупый и наивный ребенок. А Верон…
Я сглотнула и на мгновение прикрыла веки, воскрешая воспоминания, которые столько лет пыталась забыть. Картинки прошлого встали перед глазами. Новогодний бал, огромная елка, я в летящем белом платье с блестками и молодой мужчина, от взгляда на которого сердце замирало от восторга. Бедный Стефан. Каково ему было видеть это?
— Верон тогда показался мне идеальным. Сильный, смелый, просто невероятный. На него засматривались все девушки от двенадцати и до пятидесяти. А еще он был женихом моей кузины Мелани. Илаиды Мелани Элер, — добавила я зачем-то.
Я опустила взгляд на платок, который до этого непрерывно мяла в руках, пытаясь скрыть волнение и отвращение к самой себе.
— Да, Верон был женихом моей кузины. Мелани старше меня на два года. Она дочь дяди Лоркса, младшего брата моего отца, и тети Нейли. Мы были очень близки. Я любила ее, стремилась быть похожей и страшно завидовала… глупая дурочка.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и продолжить свою историю. Эмоции душили, комом стояли в горле и мешали говорить.
— Когда объявили танец Снежной Властительницы, я набралась смелости и шагнула к нему. На пару мгновений опередила Мелани. Пригласила на танец, пользуясь правом богини. Хогер не смел отказаться. Да он и не хотел. Дочка правящего герцога намного лучше его племянницы. А мне было все равно. Я не думала о чувствах Мелани, о том, что творю, что я еще ребенок по сравнению с ним… я влюбилась. И любила его все сильнее, буквально дышала им, сходила с ума.
Рискнув, подняла глаза и тут же наткнулась на пристальный и серьезный взгляд Кристы. Прочитать в нем что-то было сложно, почти невозможно. Но она слушала, и это внушало надежду, что я смогу оправдаться… и они поймут и простят.
— Я искала встречи с Вероном, лгала кузине, родным… самой себе. Какое я испытала счастье, когда он отозвался на мое первое чувство. Сначала мы обменивались записками, потом… потом начались короткие и столь желанные встречи. Постепенно, шаг за шагом Хогер приручал меня, как зверушку. Травил мой разум. Все встречи происходили в тайне. Верон все еще считался… женихом Мелани. О как же больно мне было слышать рассказы об их скорой свадьбе. Все ждали предложения, а Хогер встречался со мной, признавался в любви… целовал.
Рядом судорожно вздохнул Рейнер.
На него я до сих пор боялась смотреть. Мне было больно. Стыдно. Горько. Я боялась даже представить, какие чувства он испытывал, слушая мою исповедь и признания в любви к другому. Он утверждал, что будет любить меня всегда, несмотря на мое прошлое. Но так ли это?
— Больше скрываться было просто невозможно. Верон уговаривал меня раскрыться, обещал порвать с Мелани и попросить моей руки у отца. Но я… я видела, как была счастлива кузина, как она светилась от любви. Я чувствовала себя предательницей, разлучницей… тварью. Впрочем, именно такой я и была, — с горькой улыбкой прошептала я.
Подняла голову вверх и часто-часто заморгала, пытаясь сдержать жгучие слезы.
— Нас поймали. С поличным. Мелани… она застала нас.
Перед внутренним взором возникли городской парк ранней весной, яркое солнце и беседка в глубине оранжереи, скрытая от любопытных глаз густыми ветками ели и листьями дикого винограда. Лицо Мелани я не смогла забыть даже спустя годы. Ее полные слез глаза. Я ведь предала ее, обманула, сломала. Маленькая дрянь, которая даже не подумала извиниться.
— Обо всем сразу же доложили отцу. Разразился скандал. Мелани… проклинала меня, ненавидела, оскорблял. Смотреть в глаза родных мне было стыдно, но и отказаться от Верона я не могла. Он уже поймал меня в свои сети. Паук и его жалкая наивная мушка. — Я снова уставилась на платок в своих руках. — Мне не было еще шестнадцати. Разумеется, никто не позволил нам пожениться. Отец и Айдар, — я покосилась на брата, — отказались давать согласие на брак. Мама… она так много плакала, уговаривала меня одуматься. Но все бесполезно. Я уже была зависима от него. Никого не слушала, кричала, ругалась, требовала свободы. И тогда…
Голос все-таки сорвался. И на помощь пришел Айдар.
— Отец дал отсрочку в два года. Обещал, что если чувства не угаснут, то они
