достаточно, чтоб орк мог ответить, но всё же имея возможность убить его в любой момент.
Орк не ответил и берсерк дёрнул его за волосы.
– Ты вопил: “за” что-то, – с нажимом продолжил Пвент. – За что?
Орк хотел промолчать, но дварф снова потянул его за волосы.
– Ты не достоин знать её имя, – прошептал Гнарк, выдохнув весь имеющийся в легких воздух.
– Её? – переспросил Пвент. – Отправил сюда свою шлюху, а? Готов к ней присоединиться?
Орк зарычал и забился в хватке берсерка, будто тот задел его за живое.
– Ну? – фыркнул дварф.
– Моя дочь, – сказал орк и к удивлению Пвента, казалось, сдался. Дварф почувствовал, как противник обмяк в его руках.
– Дочь? Что ты имеешь в виду? Зачем ты сюда пришёл?
Орк снова промолчал, и Пвент злобно его пнул.
– Отвечай!
– Моя дочь, – повторил Гнарк треснувшим голосом. Больше он не смог выдавить из себя ни слова.
– Твоя дочь умерла здесь? – спросил берсерк. – В бою? Ты потерял своего ребёнка?
Орк молчал, но Пвент видел ответ на свой вопрос в каждой черте лица сломленного воина. Дварф проследил за пустым взглядом орка в ту сторону, где лежало несколько трупов.
– Это она, не так ли? – спросил он.
– Тингвингей, – едва слышно прошептал орк. Пвент не верил собственным глазам, но по щекам орка катились слёзы.
Берсерк сглотнул. Такого он никак не ожидал.
Дварф усилил хватку, готовясь покончить с врагом.
К своему собственному удивлению Пвент поднял орка на ноги и оттолкнул.
– Забери её и убирайся, – сказал берсерк, проглотив вставший в горле комок.
* * * * *
Кто будет помнить тех, кто умер здесь, и что обе стороны получили взамен потерям?
Всякий раз, теряя кого-то близкого, мы верим, что никогда не забудем его, будем помнить каждый провёденный с ним день. Но мы живем настоящим, и оно занимает всё наше внимание. И так проходят годы, мы не воспоминаем ушедших днями или даже неделями. Затем приходит чувство вины, потому что если я не вспоминаю Закнафейна – моего отца, наставника, который пожертвовал собой ради меня – то кто вспомнит? А если так, то видимо его действительно больше нет. С годами вина слабеет, и воспоминания об ушедшем занимают наши мысли всё реже. Этот порок всегда с нами, возможно, потому что все мы эгоцентричные существа. Эта черта наших характеров, которой мы не можем противиться.
В конце концов, мы, все мы считаем себя центром мира.
* * * * *
Гнарк повернулся к удивительному дварфу.
– Ты позволяешь мне уйти? – спросил он на дварфском.
– Забирай ребёнка и убирайся.
– Почему ты...?
– Просто забери! – рявкнул Пвент. – У меня нет времени на шавок вроде тебя. Ты пришел сюда за своей девочкой, так забери её и уходи!
Гнарк разобрал не все слова, но и их было достаточно, чтобы понять. Он посмотрел на свою девочку – его дорогую, мёртвую доченьку – и, снова обернувшись, спросил: – А ты кого потерял?
– Захлопни пасть, собака, – прорычал Пвент. – И убирайся, пока я не передумал.
Его тон говорил красноречивее всяких слов. Боль, скрытая за рыком, была понятна орку, чью душу терзало то же смешанное чувство ярости и горя.
Он оглянулся на Тингвингей, краем глаза замечая, что опустивший голову дварф собирается уйти.
Гнарк не был обычным орком. Он служил в элитной охране Обольда в течение многих лет и тренировал тех, кто унаследует эту почетную должность. Дварф победил его – с помощью трюка, на самом деле – и это оскорбление не было мелочью для Гнарка. Старый орк никогда не думал, что его одолеют таким образом.
Но теперь он был готов.
Он преодолел разделявшее их с дварфом расстояние двумя прыжками, и когда противник обернулся, чтобы обороняться, Гнарк нанес ему серию быстрых коротких ударов, лишая берсерка равновесия.
Орк продолжал атаковать, толкая и пиная, не давая дварфу перейти от обороны к наступлению.
Он оттолкнул берсерка, почти закончив бой, но упрямый бородач кинулся на врага.
Гнарк уклонился и врезал эфесом меча по плечу противника, заставляя дварфа окончательно потерять равновесие. Когда Пвент потянулся, собираясь уцепиться за орка, тот нырнул ему под руку и перехватил за запястье. Дварф плашмя упал на землю.
Берсерк распластался на спине, Гнарк нависал над ним, прижимая меч к горлу врага.
* * * * *
Я слышал, родители бояться умереть вскоре после рождения ребёнка. Этот страх не оставляет их первые десять лет жизни их потомка. Они беспокоятся не о том, что будет с ребёнком, случись им умереть – хотя присутствует и этот страх – а о самих себе. Что если отец умрет, прежде чем ребёнок сумеет его запомнить? И кто тогда преклонит колени перед разбросанными на земле останками? Кто вспомнит блеск в уже мёртвых глазах прежде, чем вороны слетятся на мрачный пир?
* * * * *
– Ба, собака решилась на подлость, а, убийца?! – крикнул Тибблдорф Пвент. – Ты так же бесчестен, как и твоя... – он проглотил окончание фразы, так как Гнарк сильнее вдавил острие клинка в его шею.
– Не смей о ней говорить, – предупредил орк и чуть отодвинул меч.
– Думаешь, что это благородно, а?
Орк кивнул.
Пвент едва не плевался от негодования.
– Ты, собака! Зачем ты это делаешь?
Гнарк отступил, убирая лезвие от горла врага.
– Потому что теперь ты знаешь, что я благодарен тебе за милосердие, дварф, – пояснил он. – Теперь твоё сердце знает, что сделало правильный выбор. Ты унесёшь с поля боя не бремя вины за свою милость. Считай это моим ответом за твоё милосердие. Если мы встретимся в битве Обольда против Бренора, то знай, я буду служить своему королю.
– Как и я! – взревел Пвент, поднимаясь на ноги.
– Но ты мне не враг, дварф, – добавил орк, отступая и с поклоном уходя.
– Как и не друг!
Гнарк повернулся и улыбнулся, но то ли от того, что был согласен, или же по какому-то другому поводу, берсерк не разглядел.
То был странный день.
* * * * *
Я хочу, чтобы спешащих на пир воронов унёс ветер, и навсегда сохранились лица погибших, напоминая нам
