Тут мы встретили многих ветеранов Кавказской битвы. В офицерском блиндаже Сызранова собрались Герои Советского Союза, закаленные в боях орденоносцы, те, которые прошли страдный путь от Эльбруса до Берлина. Вглядываясь в их мужественные, загорелые лица, мы проникались гордостью за своих старых соратников, долго говорили с ними о былых походах, и перед нами раскрывались прекрасные человеческие судьбы, волнующие подвиги патриотов.
Вот, например, Герой Советского Союза сержант Алексей Тяпушкин. Когда-то он был в плену у немцев, на Северном Кавказе сидел в лагере смерти, откуда его и других освободили войска генерала армии Тюленева. С того памятного дня прошло три года. За это время Алексей Тяпушкин уничтожил из своей пушки пять тяжелых вражеских танков, истребил много гитлеровских солдат и поджег много дзотов.
Вот Герой Советского Союза капитан Мирзоев. Кажется, еще недавно он жил в родном Азербайджане, работал слесарем, потом был военруком средней школы. Мирзоев оборонял Кавказ вместе со своими учениками, громил немцев на Висле и Одере, успел поседеть. А недавно ему и его ученику — в школе Мирзоев учил его стрелять из малокалиберной винтовки — одновременно присвоили звание Героя Советского Союза.
Вот сидят они все, наши старые боевые друзья, возмужалые в сражениях солдаты: лейтенант Георгий Ломов, старшина Галустян, старший сержант Мамед Мириев, ефрейтор Датико Мотелюк, и грудь их украшена многими орденами.
— За это время мы прошли большие дороги, — задумчиво говорит смуглый Мириев, — мы научились побеждать.
— А помнишь, Мамед, под Моздоком? — перебивает его Галустян, и это «а помнишь?» повторяется до ночи.
Мы вспоминаем былое — оно еще не успело остыть в наших сердцах — и говорим о завтрашних боях…
Вокруг нас бушует огненный смерч. Немцы сегодня в пятый раз обстреливают позиции батальона. Мы ползем вверх по дамбе и смотрим вперед. Там, в сорока метрах от нас, горит пустой дом. Слева, из двух стоящих отдельно сараев, строчат немецкие пулеметы.
— Пусть побалуются, — хрипловато басит Ломов, — недолго им осталось обстреливать дамбу. Завтра утром мы их стукнем. Уже есть приказ о расширении плацдарма. Надо расчищать дорогу на Берлин.
Пока мы разговариваем, справа возникает резкий шум. Через Одер, стуча по бревенчатому настилу переправы, идут наши танки. Переправа окутана дымовой завесой. Багряно-розовая, мерцающая в ближних сполохах пожаров, над рекой стоит туча дыма, и в этой величественно-грозной туче гремит несмолкаемый лязг. Танки идут за Одер…
Швибус — Ландсберг — Кюстрин
Мне хочется рассказать о трех немецких городах, лежащих на пути к Одеру и составляющих треугольник, вершина которого — Кюстрин — придвинута к самой реке.
Швибус, например, до войны был обычным провинциальным городком. В нем жили четырнадцать тысяч немцев «средней руки»: торговцы, ремесленники, чиновники, огородники, рабочие. Солидная фирма «Ридлер и сыновья» имела в Швибусе четыре суконные фабрики; родственник Ридлера построил картофельный заводик, на котором изготовлял патоку; где-то на окраине ютилась щетинно-щеточная фабрика.
Но вот наступила война. Гитлеровцы довольно быстро и аккуратно «скушали» Бельгию, Голландию, Данию и начали свой церемониальный марш по Европе. Из Бельгии в Швибус были привезены присвоенные немцами заводы резиновых изделий. Эти заводы получили государственный заказ: изготовить огромное количество надувных резиновых лодок, плотов и поплавков. Глядя на тупорылые лодки, обыватели Швибуса самодовольно усмехались и говорили о походе «фюрера» за Вислу и Днепр.
К новому, 1942 году в каменных домах Швибуса появились пианино киевской фабрики, белорусские вышитые полотенца, мебель из Гродно. Обыватели возбужденно подсчитывали «трофеи» и ожидали скорого сообщения о взятии Москвы.
Однако, как говорится, человек предполагает… Ныне Швибус почти пуст. За стеклами витрин, покрытые пылью, красуются электрические утюги, детские соски, конторские линейки, календари, но хозяев нигде не видно.
Гитлеровцы покидали Швибус на предельной скорости и оставили в городе много военного имущества, провианта и фуража. Когда наши бойцы ворвались в Швибус, на кухнях еще горели плиты и кипели немецкие картофельные супы. Те же из обывателей, какие не успели уйти, торопливо подняли белые флаги и встретили советских солдат угодливыми улыбками.
В самом центре Швибуса, в безвкусных комнатах угрюмой большой гостиницы две девушки, ефрейтор Аня Репина из Ленинграда и красноармеец Валя Беликова из Калача, быстро создали наш русский уют, и любой боец, ехавший на близкую линию фронта, находил там тепло и отдых.
В Ландсберге меня взволновал вид маленького кладбища. Оно стоит между деревьями городского бульвара. На этом кладбище покоится прах солдат и офицеров, героически сражавшихся за счастье нашей земли. Боевые друзья поставили над каждой могилой деревянный памятник, украсили его венками и начертали имена павших бойцов: старший лейтенант Яков Гаркавенко и красноармейцы Черкасов и Кучернюк, сержант Василий Коваль и девушка-санитарка Тоня Бубенчикова.
В середине, под старой липой, — две могилы. Их надгробья голубеют среди молодой зелени деревьев, сверху поставлены два пропеллера. Тут погребены летчики-истребители: лейтенант Советской Армии Иван Покашевский из Бердянска и лейтенант американской армии Гарольд Уантресс из Огайо. Оба они отдали свои жизни за свободу человечества.
Город Кюстрин — старая немецкая крепость. Как известно, гитлеровцы с упорством смертников цеплялись за ее мощные форты, но победоносные советские войска ударами с юга и севера обошли крепость и в жестоких боях окружили и пленили ее гарнизон. Кюстрин пал, открыв дорогу на западный берег Одера.
Мы въезжали в Кюстрин в пятом часу дня и медленно пробирались к переправе. Город разнесен вдребезги. Рыжей кирпичной пылью разбитых фортов покрыты изрытые воронками улицы, стены сожженных домов, поваленные снарядами деревья. Наклонены вниз и каждую секунду готовы рухнуть крепостные вышки. Точно вздыбленные в агонии звери, задраны вверх развороченные бомбами настилы мостов. Тут, в этом диком хаосе камней и железа, почти невозможно было разобраться, иногда терялись даже очертания улиц.
Неутомимые регулировщики направляли поток машин к переправам через Варту и Одер. Над деревянными переправами кружили немецкие самолеты. Часто стреляли наши зенитки. В воздухе не прекращались бои.
Голубеющая в широких весенних разливах, перед нами лежала широкая долина Одера. На горизонте метались черные клубы разрывов. Одер остался сзади.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
