– Ты не слушал, что тебе говорят? – перебила его Магдалена, все это время она с измученным видом сидела на замшелом камне. – Нет никаких жертвоприношений! У нас нет сейчас времени на твои дурацкие домыслы. Эта сеть контрабандистов огромна! Все начинается в тирольском Галле и тянется дальше через Обераммергау. Они хозяйничают по всему старому тракту, возможно, до самого Аугсбурга. – Она заметно дрожала. – Я сама узнала об этом в Сойене, когда случайно столкнулась с контрабандистами. Там они загружают соль в винные бочки, чтобы незаметно переправлять дальше. Чуть позже мне довелось попробовать содержимое. Соленое, будто кровь! – Магдалена покачала головой: – И только на пути в Обераммергау я обо всем догадалась!
– И это подводит меня к главному вопросу, – прервал ее Симон и шагнул к жене: – Какого черта ты здесь делаешь? То есть я понимаю, конечно, что ты на меня сердишься из-за того, что я решил задержаться здесь. Но клянусь тебе, я поступил так не потому, что хотел разобраться в этих убийствах… – Он помедлил. – Ну, без этого тоже, конечно, не обошлось. Но в сущности-то, я просто хотел немного подзаработать. И Конрад Файстенмантель сделал мне предложение, от которого…
Он замолчал, заметив, как Магдалена устало качает головой.
– Ах, Симон, теперь все это не имеет значения, – перебила она его. – Куда важнее сейчас Барбара. Боюсь, и она в большой опасности из-за этих контрабандистов.
– В опасности не только ваша сестра, но и весь Шонгау, – заметил Лехнер. – Если Шреефогль пишет правду в том письме, что вы передали мне, помилуй нас Господь! – Он торопливо вскочил в седло и дал знак двум сопровождавшим его солдатам. – А теперь в путь! Все остальное обсудим по дороге в Обераммергау.
Он ударил коня пятками. Тот заржал, взвился на дыбы и помчался вниз по склону.
* * *
Барбара не пострадала при падении, но Мельхиор Рансмайер под ней издал сдавленный крик. От него так несло духами, что в первый миг у Барбары перехватило дыхание. Вокруг один за другим падали и рвались мешки, высвобождая свое белое содержимое. Барбара машинально вдавила доктора лицом в кучу соли, которая под дождем уже превратилась в едкую жижу. Рансмайер ревел от боли, должно быть, соль попала ему в глаза. Он не мог шевельнуться под тяжестью мешков – зато орал во всю глотку.
– Сфтрафа, сфтрафа! – прокричал он, выплюнув комок соли. – Бевгфянка здефь!
– Не думаю, что вам стоит зазывать сейчас стражу, – прохрипела Барбара и снова вдавила Рансмайера в соленую жижу. – Они, наверное, быстро выяснят, что же на самом деле в этих мешках. А вам и бургомистру Бюхнеру этого не хотелось бы, верно?
Рансмайер вздрогнул и тем самым показал, что девушка оказалась права. Как только стало ясно, что в мешках никакая не известь, а соль, Барбара быстро сообразила, что к чему. Бюхнер ведал строительными работами в церкви, однако строительство продвигалось крайне медленно – просто потому, что стройка служила прикрытием! В действительности здесь лишь перегружали контрабандную соль и переправляли дальше по Леху. Теперь Барбара понимала, почему Бюхнер с Рансмайером хотели от нее избавиться. Вероятно, они опасались, что Барбара подслушала тогда их разговор в колокольне и теперь обо всем знала. Рансмайер, судя по всему, действовал в качестве посредника, в то время как Бюхнер брал на себя политические дела. Вполне возможно, что большинство извозчиков Шонгау вовлечены в заговор. Кому в этом городе вообще можно теперь доверять?
– Ты… потаскуха! – Рансмайер извивался под мешками, как скользкая рыба, и смог уже приподнять голову. Еще немного, и он освободится окончательно. – Я тебе собственными руками шею сверну! Голову откручу, как курице!
Барбара лихорадочно огляделась. Куда девались Пауль и тиролец? Где-то должен лежать нож, который выпал у нее при падении… Но было слишком темно, и Барбара не могла разглядеть ничего, кроме огромной кучи соли, которая под дождем медленно превращалась в кашу. Где-то рядом кто-то вдруг вскрикнул от боли. Барбара отважилась оглянуться и увидела тирольца: он ругался, потирая лоб. Барбара вздохнула с облегчением. Похоже, Пауль еще жив и запустил в противника камнем из пращи. Но его нигде не было видно.
– Беги, Пауль! Спасайся! – прокричала Барбара сквозь ветер.
Оставалось только надеяться, что племяннику достанет благоразумия и он не станет связываться с умелым бойцом, вооруженным саблей. Но в следующий миг раздался яростный вопль, и с кучи мешков на Рансмайера словно бросился маленький, свирепый кобольд[15]. Это был Пауль. Он с размаху ударил доктора своим маленьким ножиком. Барбара прянула в сторону, чтобы клинок случайно не задел ее. Она знала своего племянника. Когда Пауль впадал в ярость, остановить его не мог никто. Никто и ничто. Словно берсеркер, он молотил все, что попадалось под руку.
«Иногда он действительно пугает меня», – подумала Барбара.
Рансмайер орал как сумасшедший. Страх и боль придали ему сил. Он сумел оторвать от себя обезумевшего Пауля и теперь удерживал его на вытянутой руке. Мальчик с торжествующим воплем взмахнул его париком, точно кроличьей шкурой; в другой руке он держал нож, с которого капала красная соленая жижа.
– Игнац, где ты? – визжал Рансмайер. – Игна-ац! Мальчишка убьет меня!
Барбара заметила, что бархатный сюртук Рансмайера у правого плеча пропитался кровью, а по левой щеке тянулся длинный порез. Тут Пауль вырвался из его хватки и с яростным ревом снова бросился в атаку.
Барбара решительно поднялась, и на глаза ей попался собственный нож, торчащий из соленой жижи. Она схватила его и огляделась в поисках тирольца. Но тот словно растворился во мраке. Сердце у Барбары бешено колотилось. Что ей теперь делать? С раненым, визжащим Рансмайером она, возможно, и справилась бы. Но против умелого бойца, к тому же вооруженного саблей, у нее не было шансов. Барбара зажмурилась.
Господи, где же этот тиролец?
– Пауль! – окликнула она взбешенного племянника, стараясь при этом говорить спокойно и деловито. – Послушай, надо убираться отсюда. Приведем помощь, и тогда…
Рядом с ней метнулась тень. Из-за кучи мешков появился тиролец и, как щенка, схватил Пауля за воротник. Он встряхнул его, и нож со звоном упал на землю. Затем поднял зазубренную саблю и приставил к горлу мальчика.
– Одно необдуманное движение, и мальчишка станет на голову короче, – пригрозил он Барбаре. – А теперь медленно вставай и бросай нож.
Барбара посмотрела ему в глаза и поняла, что он не шутит. Она медленно положила нож и встала с поднятыми руками, произнеся мягким голосом:
– Не бойся, Пауль. Если сделаем так, как они говорят, все будет хорошо. Вот увидишь.
Глаза у мальчика горели, но он, похоже, осознал всю серьезность положения и притих. Тиролец ухмыльнулся:
– Хорош молодчик, скажу я вам, – проворчал он. – Станет когда-нибудь хорошим бойцом, если горячий нрав не убьет его раньше… – Он рассмеялся и повернулся к Рансмайеру; доктор выл и зажимал кровоточащую рану на щеке. – Не подоспей я вовремя, мальчишка действительно вас убил бы. Хах, карапуз против взрослого мужчины! Молитесь, чтобы я не рассказал никому.
– Мой дед зарежет вас и развесит ваши потроха на виселице! – прошипел Пауль. – Вот увидите!
– Твой дед – старый пьяница, – ответил Рансмайер. Он уже поднялся и пришел в себя; из пореза на щеке по-прежнему сочилась кровь. – Если мастер Ганс не отрубит ему голову, то он захлебнется в какой-нибудь канаве в собственной блевоте.
– Я убью его, убью его! – завопил Пауль и вновь рванулся к Рансмайеру, но тиролец грубо схватил его за волосы.
– Спокойно, парень, – велел он. – Вообще-то я собирался прикончить тебя здесь, но ты мне понравился. Посмотрим, может, в Галле такому, как ты, найдется применение… – Он показал сначала на Барбару, потом на Рансмайера. – Свяжите девку, быстро! Нужно выяснить, что она знает и кому рассказала про нас. Повозка в Аугсбург отходит только утром. Нельзя, чтобы все сорвалось.
