— Большинство хакеров могут угадать пароль за десять попыток. И если они пытаются войти в систему, не снабженную программой защиты от многократного использования неправильных паролей, они в нее входят. Но, как я уже сказал, я уже кое-что о тебе знал, поэтому у меня была отправная точка. Когда я услышал эти тринадцать ударов по клавишам, то очень быстро сообразил, что у тебя за пароль.
Шарлотта вздрогнула. Она выбрала слова, о которых никто не мог догадаться. Свое настоящее имя.
Джонатан вдруг потянулся, встал из-за стола и, налив воды в чайник, поставил его на плитку.
— У нас осталось меньше четырех часов, и мне необходимо подзаправиться.
Расстегнув «молнию» на боковом кармане сумки, он достал пакет кофе, фильтры и коробку шотландского песочного печенья. Как только Шарлотта увидела знакомую упаковку в красно-желтую шотландскую клетку, на нее нахлынула волна радости и боли.
Им снова было семнадцать лет, и Шарлотта сидела на кровати Джонатана в его полуподвальном убежище. Они ели песочное печенье, и Джонатан показывал ей свою последнюю техническую новинку — компьютерную игру под названием «Понг», которая в то время имелась только в барах и игровых залах. Но у Джонни она была, потому что его отец, которому пришлось срочно вылететь в Перу на международную конференцию, решил утешить своего сына дорогой игрушкой. Джонатан ел, смеялся и говорил одновременно, объясняя, что игра сначала называлась «Пинг-понг», но фирме «Атари» пришлось изменить название из-за проблем с авторскими правами.
Были и еще веселые воспоминания. Когда шесть лет спустя дождливым вечером в Бостоне Джонатан объявил, что будет учиться в МТИ, они отпраздновали эту новость красным вином и все тем же печеньем, а потом медленно и с наслаждением занимались любовью в его квартире. Им было по двадцать три, они всю ночь планировали свое будущее, и при этом каждый радовался за другого. Она найдет лекарство против рака, а он создаст самый быстрый в мире суперкомпьютер. Кроме того, они непременно будут путешествовать, увидят мир.
— Мы остановимся на Босфоре, — говорила тогда Шарлотта. — И будем смотреть, как садится солнце за куполами и минаретами Стамбула.
— А в Венеции, — подхватывал Джонатан, — мы будем потягивать кофе капучино на площади Святого Марка и смотреть, как наступает прилив.
Они собирались все осуществить, все испробовать, вкусить от всех плодов, что им предложит жизнь. Когда на следующий день Шарлотта улетала в Сан-Франциско, Джонатан проводил ее в аэропорт. Она никогда еще не видела его таким сияющим и счастливым.
А год спустя он прислал ей тот сборник стихов, разрушив ее мир, положив конец их общим мечтам…
Джонатан выключил плитку, достал из сумки металлический складной конус. В сложенном состоянии он был плоским, а когда разворачивался, становился похожим на кружку. Джонатан вложил в него бумажный фильтр и насыпал две чайные ложки с горкой ароматного молотого кофе.
— Я никуда никогда не езжу без собственного кофе, — сказал он. — Ты по-прежнему пьешь черный? Если хочешь, у меня есть сливки в порошке.
— Мне черный, — ответила Шарлотта и вдруг спросила, удивив саму себя: — Джонатан, ты счастлив?
Он удивленно взглянул на нее, потом помрачнел и пожал плечами:
— Как и все, я полагаю.
Казалось, тема была исчерпана, но Шарлотта ничего не могла с собой поделать. Этот вопрос ей хотелось задать все последние восемь часов:
— У тебя удачный брак?
— Не могу пожаловаться, — все так же лаконично ответил Джонатан, и выражения его лица Шарлотта разобрать не смогла. Однако после короткой паузы он добавил: — Жить с Аделью удобно. Все предсказуемо.
Шарлотта отвернулась. Она знала, что, во всяком случае, для прежнего Джонни удобно и предсказуемо означало «скучно».
Джонатан смотрел на ее затылок, где выбивалась прядь волос, которую Шарлотта не заколола как следует. Ему вдруг захотелось протянуть руку и пригладить ее волосы, но сразу же вспомнилась Адель и их последний разговор по видеофону, пока Шарлотта была в кафе. В главах Адели стояли слезы, когда она говорила:
— Ты ведь сейчас с ней, правда? Квентин мне только сказал, что ты уехал по делу. Но ведь ты отправился спасать ее, верно?
Джонатан никогда не мог понять, почему тень Шарлотты, о которой он из осторожности никогда не говорил, все равно стояла между ними. Эта боль в голосе Адели… Что ему оставалось делать?
— Да. Я помогаю ей, — спокойно сказал он.
Как бы это ни было, Адель заслуживала честного ответа. Она заслужила хотя бы это…
Джонатан поставил чайник рядом с коробкой чая. Шарлотта проследила за ним взглядом, потом посмотрела на коробку.
— Я все не могу опомниться от моего сна, — проговорила она. — Что-то есть такое в этом чае…
— Ты же уже выяснила. Чай отравлен — так же, как те лекарства.
Шарлотта нахмурилась.
— Нет, есть что-то еще. Но я не могу… — Она посмотрела на него. — Джонни, моя бабушка верила во всякие суеверия, в то, что я считала просто старомодной бессмысленной ерундой. Она говорила мне, что мы принадлежим к длинной череде дочерей, выросших без матери, поэтому в трудный момент мы слышим материнский голос. Я никогда ей по-настоящему не верила, но бабушка говорила, что слышала голос своей матери много лет назад — когда ей пришлось жить в подвале, голодать, а продавать лекарства не удавалось. Она услышала голос матери, обратившейся к ней с небес, и этот голос подсказал ей, что нужно сделать, чтобы лекарства понравились людям, чтобы они покупали их. И сегодня ночью, когда я собиралась выпить этот чай… Джонатан, я тоже услышала голос! Ясно и четко — как я сейчас слышу тебя.
— И это была твоя мать?
— Откуда мне знать? Я никогда не слышала ее голоса. Но вот только что, сейчас, в моем сне, она снова говорила со мной о чае… Я должна о чем-то догадаться!
Джонатан испытующе смотрел на нее, словно старался проникнуть в ее мозг, увидеть своими глазами этот сон и понять его загадочное значение.
— Вспомни его, Чарли, — сказал он. — Вспомни сон и пройди его шаг за шагом. Если в нем действительно было что-то важное, то ты сможешь это понять.
Шарлотта взяла у него из рук чашку с кофе и подумала: «Он по-прежнему суеверен, как и в те далекие времена, когда возвращался из Шотландии со сказками о заколдованных полях битв и женщинах, которые превращались в тюленей».
А Джонатан смотрел, как Шарлотта макает песочное печенье в кофе, подносит к влажным розовым губам, и думал, что всегда любил смотреть, как она ест. Ему вспомнился тот день в кафе в Бостоне, когда она попросила еще порцию салата, а потом отправляла в рот листья латука вместе с намазанной маслом хлебной палочкой, продолжая взволнованно говорить:
