Охраняющий выход громила (такому бы не орденским служкой значиться, а шалить по ночам с кистеньком в припортовых закоулках), действительно, лишь притворялся спящим. Потому что именно он первым расслышал зародившиеся где-то в недрах скрытого дверью коридора отзвуки приближающихся шагов. Расслышал. Отшвырнул дремоту, как обглоданную до непригодности баранью лопатку. Отодвинулся, освобождая дверь, заученным четким движением развернулся к ней вполоборота — как раз вовремя, чтобы входящие смогли оценить лихость оглушительного щелчка припечатанных к паркету каблуков. Однако же здорово муштруют своих людей господа орденские иерархи! Этот, к примеру, явно способен взять на караул не хуже любого ветерана из гвардейских казарм. Конечно, наивно было бы думать, что Орден, воспитывающий виртуозов — наставников для флота и территориальных войск, — забывает о собственных нуждах. Кстати, никто так и не думает — для потери иллюзий достаточно хоть раз увидать ратников из орденских дружин.
В иное время Нор (как и всякий подросток его лет и наклонностей) следил бы за манипуляциями бравого охранника с сосредоточенной завистью кота, наблюдающего поедание копченого окорока. Но это в иное время и при других обстоятельствах.
Пискнувшая от чьего-то нетерпеливого пинка дверь впустила троих, и лица вошедших не сулили Нору хорошего будущего. Дородный старец в черном заношенном облачении — не кто иной, как вице-адмирал, председательствовавший на школьном судилище. Снова вздумалось ему решать судьбу Нора, причем наверняка решит он ее опять по-свински. А следом за его вице-священством поспешает один из давешних писаришек-допросчиков. Сутулый, деловитый, прижимает локтем толстенную пачку папирусов — небось, записи недавних допросов. Дождался-таки случая покуражиться, припомнить однорукому сопляку все его паскудные шуточки...
Третьим вошел какой-то незнакомый сухонький щеголь лет сорока. Судя по крикливой отделке его зеленого бархатного камзола, этот франт никакого отношения к Ордену не имел, а потому и внимания к себе не привлек. Какой-нибудь партикулярный чиновник, затребованный вице-адмиралом ради соблюдения формальностей. «Присутствие вашего человека полагаю небесполезным, однако свое мнение касательно происходящего пусть потрудится оставить дома», — за дословность можно ручаться.
Нор заметил, как его вице-священство, входя, глянул вопрошающе на охранника, а тот вместо ответа еле заметно пожал плечами. Значит, все-таки хотелось господину иерарху, чтобы «юный злодей» еще и нападением на караульного себя запятнал. Вице-адмирал великого Ордена соизволил облагодетельствовать провокацией никчемного однорукого недоросля. Достойны ли его вице-священства такие хлопоты, и достоин ли подобных хлопот упомянутый недоросль?
В непонятном раздражении сплюнув на зеркальный паркет, вице-адмирал принялся бесцельно бродить по комнате. Охранник и писарь прилипли преданными взглядами к его квадратной спине, а тонконогий щеголь, ссутулясь, прятал зевоту в пышных кружевах ослепительно белой манишки. Так продолжалось довольно долго. Наконец властительному старцу надоели праздные блуждания. Он стремительно развернулся на каблуках, замер, хмуро уставился на скорчившегося у стены Нора.
Нор к этому времени успел окончательно убедить себя, что терять уже нечего, а потому не удосужился встать даже под сверлящим взглядом его вице-священства. Иерарх, впрочем, не собирался требовать проявлений почтительности. Он придвинулся ближе и вдруг разлепил толстые брезгливые губы:
— С кем ты дрался в Прорве?
Нора будто по голове ударили — к чему угодно он был готов, только не к этому.
Еще на первом допросе парень решил молчать о Рюни (а значит, и о схватке, завязавшейся в сером тумане). Он ведь не знал, каким образом девушка добыла себе стальное оружие и почему она очутилась в Прорве. А вдруг выяснится, что Рюни отважилась на самовольство? За такое не помилуют. Кстати, могут и идиоткой признать — не сейчас, так после, когда шестнадцати лет достигнет. Идиоток отлучают от человечества иначе, нежели идиотов-парней, только еще вопрос, чья участь страшнее...
Так что лучше помалкивать — для Рюни лучше. Конечно, скорее всего, допросчикам и так известно о ней. А если нет? Возможность этого «если» казалась ничтожной, и все же она была.
После того как Нора оглушил негаданный удар по затылку, с бесчувственной девушкой могло приключиться все что угодно — и хорошее, и плохое, и очень плохое. Однако хотелось верить, будто не случайно оказался поблизости бывший Первый Учитель! Может быть, в память о превосходном роме кабатчика Сатимэ старик сумел как-нибудь помочь взбалмошной дочери своего доброжелательного поильца и слушателя?
Вот потому-то и вознамерился Нор молчать, чем бы такая молчанка ни грозила обернуться для него самого. Обо всем он подумал, забыл только, что Рюни оставила ему на память об их нелепой схватке несколько не успевших поджить рубцов. И, значит, внимательному человеку легче легкого догадаться, что схватка была. А догадавшись, и заинтересоваться недолго: с кем бы это?
Видать, унылорожие допросчики-приставалы были внимательными людьми. И орденские служки сегодня не позволяли одеться с умыслом, чтоб господин иерарх мог сам рассмотреть, если пожелает. Об этом следовало бы догадаться сразу: в Ордене ничего не делают просто так, без причины.
На что же решиться? Терзаться запоздалыми угрызениями можно без конца, можно как угодно поносить собственную непредусмотрительность, но проклятый старик ждет ответа...
Мрачно уставясь на мерно притопывающий носок вице-адмиральского сапога, Нор наконец выдавил хрипло:
— Ни с кем... Не помню... Помню, что падал, о камни резался здесь и вот здесь...
Вице-адмирал выждал немного (очевидно, надеялся на продолжение), потом пренебрежительно осведомился:
— Так «не помню» или «ни с кем»? Нор молчал.
— Значит, порезался камнем... — Парень не смотрел в лицо иерарха, но мог бы присягнуть, что тот гадливо кривит толстые губы. — Значит, дочь мещанина Сатимэ, который держит таверну на Бродяжьей улице, тебе не встречалась. Так?
Нор продолжал разглядывать сапог его вице-священства. Сапог был как сапог — старый, стоптанный; некогда черный лак порыжел и местами осыпался, выставляя напоказ чуть ли не до дыр истертую кожу. Господин иерарх изволит являть собою пример смиренной бедности. Проклятый лицемер... Ну что ему отвечать, что?!
Вице-адмирал, похоже, начал терять терпение.
— Рекомендую понять: выгораживая эту девицу, ты усугубляешь ее положение. Ордену необходима твоя правдивость, а Орден всегда находит способ добиться необходимого. — Он вдруг изменил тон, в голосе его прорезалась доверительность: — Через несколько дней состоится распродажа приговоренных к лишению гражданства. И кажется мне, что первым успел выхлопотать право покупки некий содержатель нескучных квартир из Карры. Возможно, ему удастся приобрести для своего заведения хорошенькую пятнадцатилетнюю злодейку, а возможно, нет — это зависит от тебя...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
