— Лучше вскройте и прочитайте мне, — предложила я. — Если телеграмма важная, это сэкономит время.
На другом конце провода наступила пауза, пока мистер Хартон вскрывал телеграмму. Потом он прочитал медленно и отчетливо:
— «Ожидай Нину Каррингтон. Будем в понедельник. Ф. Л. У.».
— Хм, — сказала я. — «Ожидай Нину Каррингтон. Будем в понедельник». Я передам это девочке, но пока она не в состоянии принимать посетителей.
— Хорошо, мисс Иннес. Если вы все-таки решите… э-э… отказаться от аренды, дайте мне знать.
— Я не собираюсь отказываться от аренды, — отрезала я и легко представила его раздражение по тому, как он бросил трубку на рычаг.
Я слово в слово записала текст телеграммы, не доверяя памяти, и решила спросить у доктора Стюарта, когда же Луизе можно будет открыть правду. Я рассудила, что о крахе Торгового банка ей знать совершенно необязательно, но о смерти отчима и сводного брата девушке надо сообщить как можно скорее, пока она не услышала страшную новость случайно от какого-нибудь постороннего человека.
Доктор Стюарт прибыл около четырех часов дня, пронес свою кожаную сумку в дом с величайшей осторожностью и у подножия лестницы открыл ее, дабы показать мне дюжину желтых яиц, аккуратно уложенных среди бутылок.
— Настоящие яйца, — гордо сообщил он мне. — Не ваши анемичные магазинные, настоящие. Некоторые из них еще теплые. Потрогайте! Гоголь-моголь для мисс Луизы.
Он сиял от удовольствия и перед уходом настоял на том, чтобы пройти в буфетную и приготовить гоголь-моголь собственноручно. Пока он занимался этим, я попыталась представить доктора Уиллоубая, моего городского невропатолога, за приготовлением гоголя-моголя и задала себе вопрос: приходилось ли ему когда-нибудь прописывать своим пациентам снадобье столь плебейское и столь вкусное?
Пока доктор Стюарт с раскрасневшимся от усилий лицом взбивал яйца, он разговаривал со мной.
— Вернувшись домой после своего прошлого визита в Саннисайд, — доверительно сообщил он, — я сказал миссис Стюарт, что вы, видимо, сочли меня старым сплетником, поскольку я сболтнул лишнее об Уокере и мисс Луизе.
— Ничего подобного, — запротестовала я.
— Дело в том, — продолжал доктор, определенно оправдываясь, — что эти сведения поступили к нам точно так же, как поступало множество других: то есть через кухню. Молодой шофер Уокера (Уокер современней меня и разъезжает по округе в автомобиле «Стэнхоп») — так вот, его шофер захаживает к одной из наших служанок. Он-то и сообщил ей об этом. Слухи показались мне вероятными, поскольку Уокер проводил в Саннисайде у Армстронгов много времени прошлым летом. А Риггз — так зовут шофера — очень кстати упомянул о том, что доктор собирается строить на территории поместья себе дом, прямо у подножия холма. Подайте, пожалуйста, сахар.
Последний удар сбивалкой, и гоголь-моголь готов — симфония, исполненная в золотых и белых красках. Доктор понюхал снадобье.
— Настоящие яйца, настоящее молоко и капелька настоящего кентуккийского виски!
Он настоял на том, чтобы самолично отнести лекарство больной, но у подножия лестницы остановился.
— Риггз говорил, что проект дома уже готов, — сказал доктор, возвращаясь к последней теме разговора. — Им занимался городской архитектор Хустон. Поэтому, конечно же, я поверил шоферу.
Когда доктор спустился, я уже поджидала его с вопросом.
— Доктор, — спросила я, — вы знаете кого-нибудь в округе по имени Каррингтон? Нина Каррингтон?
— Каррингтон? — доктор наморщил лоб. — Каррингтон. Нет, не помню таких. Внизу у ручья жили некие Ковингтоны…
— Нет, я имела виду именно Каррингтон, — сказала я, и на этом разговор закончился.
Во второй половине дня Хэлси отправился на долгую прогулку, а Луиза спала. Время текло медленно, и по появившейся недавно привычке я уселась в кресло и принялась обдумывать имеющиеся в моем распоряжении факты. Единственным результатом моих раздумий явилось то, что я внезапно вскочила с места и подошла к телефону. Я испытывала острую неприязнь к этому доктору Уокеру, которого никогда не видела и который считался в округе женихом Луизы Армстронг.
Я хорошо знала Сэма Хустона. А когда-то, когда Сэм был значительно моложе и еще не женат на Эми Эндикотт, я знала его еще лучше. Так что теперь я позвонила ему без всяких колебаний. Но когда его рассыльный соединил меня сначала с его личным секретарем, а последний соизволил соединить меня с хозяином, я несколько растерялась и не знала, с чего начать.
— О, как поживаешь, Рэчел? — раздался в трубке звучный голос Сэма. — Собираешься построить домик в Рок Вью? — Этой его шутке было уже двадцать лет.
— Соберусь как-нибудь, — ответила я. — Сейчас хочу задать тебе один вопрос… правда, это не моего ума дело…
— Вижу, за четверть века ты ничуть не изменилась, Рэчел. — Похоже, последнее высказывание собиралось стать следующей традиционной шуткой. — Спрашивай. В твоем распоряжении вся информация, кроме той, которая касается моей семейной жизни.
— Постарайся быть серьезным, — сказала я. — И ответь: проектировала ли твоя фирма недавно дом для доктора Уокера из Казановы?
— Да, было дело.
— А где собирается доктор строить его? У меня есть основания задавать этот вопрос.
— По-моему, на территории поместья Армстронгов. Мистер Армстронг самолично консультировался со мной по поводу строительства и упомянул — да, я абсолютно уверен в этом — упомянул, что в доме будет жить его дочь, мисс Армстронг, невеста и будущая жена доктора Уокера.
Когда архитектор, подобно расспросив меня обо всех членах моей семьи, повесил трубку, я осталась уверенной в следующем: Луиза Армстронг любила Хэлси, но собиралась выйти замуж за доктора Уокера. Более того, это решение было давним: речь о женитьбе уже шла. Безусловно, всему этому существовало какое-то объяснение, но какое?
В тот день я пересказала Луизе текст телеграммы, вскрытой мистером Хартоном. Девушка, казалось, поняла смысл послания, однако мне никогда не доводилось видеть лица, столь несчастного. Она походила на преступника, которому сообщили об истечении отсрочки казни и о точном дне приведения в исполнение смертного приговора.
ЛИДДИ ПОДНИМАЕТ ТРЕВОГУ
На следующий день, в пятницу, Гертруда сообщила Луизе о смерти брата и отчима. Она сделала это со всей возможной деликатностью: сначала рассказала о тяжелой болезни мистера Армстронга и под конец — о его смерти. Луиза восприняла новость самым неожиданным образом. И когда Гертруда пришла доложить мне о реакции Луизы, она показалась потрясенной.
— Она просто смотрела на меня, тетя Рэй, — сказала девочка. — И знаешь, она не смогла скрыть радости. Луиза слишком честная девушка, чтобы притворяться. Что же за человек был этот Пол Армстронг?
— Столько же бандит, сколько негодяй, Гертруда, — ответила я. — Но я уверена в единственном: сегодня Луиза пошлет за Хэлси — и у них все уладится.
Ибо Луиза весь день упрямо отказывалась принимать Хэлси, и мальчик не находил себе места от ярости.
В тот вечер мы с Хэлси спокойно посидели вместе час-другой, и я рассказала ему о некоторых вещах: о просьбе покинуть Саннисайд, о телеграмме на имя Луизы, о слухах, касающихся доктора Уокера и девушки, и наконец о собственном разговоре с ней.
Хэлси сидел в тени, откинувшись на спинку кресла, и сердце мое разрывалось от жалости к нему. Он был такой большой и такой еще маленький! Когда я замолчала, мальчик глубоко вздохнул.
— Как бы Луиза ни поступала, я никогда не поверю, что она разлюбила меня. И два месяца назад, когда они с матерью уезжали на Запад, я чувствовал себя счастливейшим человеком. Потом что-то произошло. Она написала мне, что ее родители возражают против вашей женитьбы, но отношение ее ко мне осталось прежним. Потом произошли какие-то события, заставившее ее изменить планы на будущее. Луиза запретила писать ей, пока она сама не напишет мне, и просила в письме не думать о ней плохо, что бы ни случилось впоследствии. Все это звучало крайне загадочно. После нашего вчерашнего разговора ситуация не прояснилась, скорее осложнилась еще больше.
— Хэлси, а ты имеешь представление, о чем говорили Луиза с Арнольдом в ночь, когда последнего убили?
— Нет. Знаю только, что разговор велся в повышенных тонах. И Томас несколько раз порывался вбежать в комнату, опасаясь за Луизу.
— И еще одно, Хэлси. Луиза никогда при тебе не упоминала имя Каррингтон? Нина Каррингтон.
— Никогда, — уверенно сказал он.
О чем бы мы ни говорили, мысли наши возвращались к той роковой воскресной ночи и убийству Армстронга. К ней вели нити всех разговоров, и мы чувствовали, что Джемисон все теснее плетет паутину улик вокруг Джона Бэйли. Отсутствие следователя не вселяло надежд на благоприятный исход дела: очевидно, он занимался какой-то важной работой в городе — иначе, уже давно вернулся бы.
