клиники Сайонаре обеспечу. Даже если их придётся купить, у меня хватит. Номер кошелька и код я запомнил крепко.
Попытался встать, но замычал от боли и оставил эту попытку. Нога распухла, была нелепо вывернута и совершенно не слушалась. Здесь и костыль-то не поможет, даже если бы нашёлся.
Дополз до ближайшего кресла, откинул шлем. Ясно... Второй. Третий. Нет, не соврал Горбунов, ни одного оператора в живых не осталось. Наткнулся на валяющуюся бутылку воды, отвинтил пробку и жадно напился. Потом оторвал от футболки - в этот раз не забрали, слава Богу, кусок, намочил его и обвязал вокруг головы. Получилась неряшливая повязка, маска грабителя-неудачника, но дышать сразу стало легче. Ещё бы глаза не щипало...
В таком виде, раненым ужом, обогнул провал, от которого ощутимо тянуло жаром, вонью сгоревшей резины и жаркого металла. Добрался до Комарова: тот был без сознания, но жив. Вынул из пальцев пистолет, бросил куда-то в сторону. Кое-как снял с генерала форменный ремень, зацепил за руку и пополз обратно, медленно, преодолевая не только нехватку воздуха и страшную усталость после битвы за Землю, но и тяжесть здоровенного тела генерала. Но тащил, куда деваться.
Всё же живая душа. И, несмотря на те треклятые шахматы, не самая чёрная.
- Ехали медведи на велосипеде, - бубнил я. - А за ними кот задом наперёд.
Не останавливаться. Вот не тормозить даже на мгновение, чтобы дать отдохнуть стонущим мышцам, раздираемым изнутри дымом лёгким, бьющемуся на последней черте сердцу. Ни за что. И сам здесь останусь, и помочь никому не смогу.
- А за ним комарики, на воздушном шарике. И за ними раки... Уф-ф-ф... На хромой собаке.
Это как в дальнем пешем походе, всё равно, что говорить, лишь бы ритмично и не останавливаясь. Так легче. А хромая собака - это, надо полагать, я и есть: нога волочилась за мной как набитый тряпками мешок, только иногда остро толкая болью, когда натыкалась на препятствия.
- Волки на кобыле, львы в автомобиле.
До дверей оставалось метра три, но это только кажется, что мало. Два роста злобных карликов типа Какиса, всего два. Но злобных. Упокой Бог его завистливую душу.
- Зайчики в трамвайчике, жаба на метле...
Я задыхался. Даже и брось сейчас генерала, разве смогу выбраться? Не знаю. Да и что там, за дверями, кто скажет. Может, коридор завален взрывами, лежит там поперёк бетонная плита, и всё. И конец тебе, целитель Кирюха, герой и победитель астероида. Там и задохнёшься к чёртовой матери, а никакая Нани тебе всю жизнь верна не будет, не те времена.
Воспоминание о любимой подстегнуло меня, заставило двигаться дальше, хотя я и так не останавливался, просто полз очень-очень медленно, захватывая у смерти по миллиметру.
- А... слониха... вся... дрожа... села задом на ежа.
Вдохнул ещё воздух аппаратной, пропитанный едким дымом, а выдохнул уже в коридор. На условную свободу и волю. Никакой бетонной плиты и в помине; пол, конечно, закидан осколками стекла из окон, но, если постараться, вполне проходим.
Людей нет, ни живых, ни мёртвых, стало быть - туда.
Подтащил генерала ближе к себе, тяжёлый он всё-таки, зараза, выбрался в коридор. Дышать здесь легче, ползти проще. А остановить нашего человека - вообще нереально.
- Слышишь, генерал? Прорвёмся.
20. Падающие звёзды
Он был пьян. Нет, не от пива - хотя его здесь было залейся: многочисленные U Kata, U Medvidku, U Jary готовы за скромные деньги напоить всё человечество. Ту его часть, счастливцев, что оказались нынче в Праге. Сегодня или навсегда. И даже не от пресловутой бехеровки.
Открыть, что ли, U Doku?
Он был пьян от счастья, от неожиданной свободы, которую уже и не чаял... Он рассмеялся. Легко и свободно, потому что это волшебство, магия: уцелеть, выбраться, попасть сюда, где никто не знает ни его, ни его прошлого.
Васин вытер рукой лысину: дождь? Да пусть и дождь, бог с ним! Или чёрт.
Всё это больше не имело значения - он больше не в Центре. Он снова просто человек после четверти века в сомнительной роли функции. Профессор... Если бы знать тогда, в девяносто пятом, чем обернётся предложение майора Комарова: пошурши там, разведай, заплатим немножко! Да лучше молдаванам бы в рабство продался, и то больше перспектив свободы, чем столкновение с чугунным рационализмом спецслужб.
Работай, парень.
Давай, Док.
Диссертация по закрытой тематике.
Научный руководитель Центра!
Ха...
Хватит уже. Больше никакой романтики в его жизни не будет. Тихо, мирно, но как задумано: сейчас вот, например, надо бы снять сговорчивую хохлушку - их здесь завались, судя по интернету. Можно и чешку, но это дороже. Денег немало, но и тратить их надо бы с умом, ночевать где-нибудь в парках ему давно не по возрасту. Да и осень на носу, знаете ли, не сезон будет бомжевать по подворотням.
Васин свернул с Вацлавской площади в сторону, не доходя до памятника. Здешние улочки, тихие, наполненные несуетливыми неграми - зазывалами в стриптиз и чего погорячее, стоящими бампер в бампер машинами, мусорными бачками, витринами магазинчиков и кафе действовали на него почище пива.
Он не заслужил света, спасибо, классик, он заслужил покой. И уж его здесь было полной мерой. Всех бед - только случайный наркоман или пьяные в дугу англичане, на это он за пару дней успел насмотреться. Но и полиция работает чётко, не отнять.
Два дня... Приземляясь в Пардубице - там дешевле, да-да, чем в самой столице, - Васин трясся, ожидая, что его паспорт на имя какого-то Автандила Бачурина вызовет подозрения таможни. Но нет, Миха со своей философией и цыганскими связями не подвёл, даром, что ещё и приплатил. И отлёт, и проход через местных приветливых чиновников - всё прошло без запинки. И то верно, им что Автандил, что Авессалом, один хрен. А паспорт настоящий, в этом Миха его заверил твёрдо. Просто фотографию пришлось поменять, и немного покопаться в чипе специалистам, чтобы всё совпадало.
Васин понял, насколько