— Юсуф, мы испытали твое радушие к гостям и благодарим тебя за это. Никто бы не принял таких людей как мы, а ты четыре дня кряду кормил нас. Теперь мы хотим наградить тебя за это. Ты — бельдар халифа, и мы наделим тебя мечом правосудия, который затерян со времен Соломона. Возьми его и не суди о нем по виду. Когда тебе случится отсекать голову какому-нибудь преступнику, то, если он виновен, меч воспламенится, подобно огню, и никуда не даст промаха, но если осужденный невиновен, то он превратится в безвредный кусок дерева.
Я принял подарок и только хотел отблагодарить за него, как трое муссульских купцов превратились в какие-то неземные существа и исчезли.
— В самом деле, удивительная история! Как же после выглядел этот безобразный? Как ангел?
— Как ангел света, халиф!
— А костлявый негр?
— Как гурия, халиф!
— Хорошо же, — сказал халиф. — Теперь ты должен испытать силу свою чудесного меча. Оiруби голову преступнику!
Юсуф приблизился к разбойнику, стоящему все еще на коленях, обошел вокруг него три раза и громким голосом воскликнул:
— Святой меч, если этот человек виновен, исполни долг свой, но если он невиновен, что и утверждает он у врат смерти, то сделайся безвредным!
С этими словами Юсуф выхватил сбой меч, и в руках его была тонкая полоса пальмового дерева
— Он невиновен, о халиф! Этому, несправедливо осужденному человеку, должно возвратить свободу.
— Без сомнения, — отвечал халиф, которого проделка Юсуфа чрезвычайно восхитила — Освободить его! Начальник бельдаров! Мы не можем отпустить от себя человека, обладающего столь удивительным мечом. Прими на службу еще десять бельдаров и поставь над ними Юсуфа, назначив ему жалованье и содержание наравне с прочими начальниками.
Юсуф, вне себя от счастья, повергся перед халифом на землю, затем встал и, удаляясь, воскликнул:
— Я — Юсуф, и моя надежда на Бога! Аллах да сохранит муссульских купцов!
Вскоре после этого явились к Юсуфу снова переодетые в купцов халиф, Джаффар и Мезрур и, открыв все, очень забавлялись его изумлением и стыдом. Несмотря на то, Юсуф до смерти своей радовался шутке Гаруна и был счастливее Джаффара и других, которые наконец пали жертвами гнева могущественнейшего халифа.
Вот, паша, история Юсуфа-водоноса.
— И очень хорошая история. Нет ли у тебя еще одной, Менунн?
— Ваше Благополучие, — сказал Мустафа, — караван завтра с рассветом отправляется в дорогу, и Менуни осталось только три часа для сборов. Если мы еще задержим его, то начальник будет на нас жаловаться, а из этого может выйти плохая история.
— Ну, пусть себе с Богом едет, — отвечал паша. — Наградить Менуни, а мы постараемся отыскать другого рассказчика, пока он не воротится из путешествия.
Глава XIX
— Мустафа, — сказал паша, отнимая ото рта трубку, — отчего это поэты так много говорят о книге судеб?
— В книге судеб, Ваше Благополучие, написан наш тиллед, или судьба. Что сказать еще?
— Аллах акбар! Великий Бог! Хорошо сказано. Но к чему же написано это в книге, которую никто не может читать?
— То высокие, наполненные мудростью слова. Гафис говорит: «Благодари небо за каждое мгновение, данное тебе, как за дар Аллаха». Кто предузнает конец каждой вещи?
— Баллах таиб! Клянусь Аллахом! Умно сказано. Но к чему же книга, когда она запечатана?
— Есть мудрые мужи, которые могут читать наш кил мет и предвидеть будущее.
— Точно. Но я заметил, что они обыкновенно уведомляют нас о событиях тогда, когда они уже случились. Что такое толкователи звезд? Шарлатаны, плуты — больше ничего. — И паша стал снова курить.
— Ваше Благополучие, — начал Мустафа, — в приемной подлейшая из собак ждет повеления предстать пред светлые очи ваши. Этот гяур пришел из Китая, он неверный, с двумя хвостами.
— С двумя хвостами! Что он, паша, что ли?
— Паша! Истаффир Аллах! Собака, подлейшая собака, клянусь бородой пророка! Только собака с двумя хвостами.
— Пусть войдет сюда, посмотрим! — сказал паша. Два невольника ввели тощего желтого китайца; все лицо его было испещрено морщинами, глаза узкие и маленькие, скулы выдались вперед, нос заменяли две дырки, а в его огромном рту виднелись два ряда зубов, которые превосходили чернотой самые лучшие чернила.
Только вошел он в комнату, как повалился на колени, потом головой своей обтер с полу пыль и опять ударился лбом оземь.
— Встань, двухвостая собака! — сказал паша.
Но костлявый китаец и не думал слушаться повеления паши; два невольника приподняли его голову за косы, которые были больше аршина длиной, и китаец оставался на коленях с потупленными в землю глазами.
— Кто ты, собака? — спросил паша, которому очень понравилось раболепие китайца.
— Подлейший из рабов Вашего Благополучия, китаец, — сказал вопрошаемый на чистом турецком наречии. — В отечестве моем был я поэтом, но судьбе угодно было, чтобы я теперь работал во дворцовых садах.
— Если ты поэт, то, верно, знаешь много повестей?
— Рабу вашему случалось не одну тысячу раз рассказывать их. Так предопределено мне.
— Ты говоришь о предопределении, — сказал Мустафа, — поэтому ты можешь рассказать Его Благополучию повесть, в которой бы кто-нибудь предсказал будущее, и это предсказание исполнилось бы на самом деле. Если знаешь ты такую повесть, так рассказывай.
— В моем отечестве, о визирь, есть предание, в котором говорится о предсказании будущего и о странном исполнении его.
— Можешь начать, — сказал Мустафа.
Китаец засунул руку за пазуху и вытащил оттуда инструмент, который был сделан из черепахи, с тремя или четырьмя струнами, и начал свою историю тихим однозвучным писком, который составлял что-то среднее между пением и визгом, но не был нисколько неприятен для слуха. Он ударил по струнам и сделал прелюдию, которую можно представить себе, взяв целый ряд фальшивых тонов. Вот они:
Тейтум, тейтум, тилли-лилли, тилли-лилли;
тейтум, тейтум, тилли-лилли, тилли-лилли;
тейтум, тей!
И всякий раз, задыхаясь во время рассказа, он замолкал и извлекал несколько подобных звуков из своего инструмента.
Чудная история об импе раторе
Чья душа могла так сильно чувствовать любовь, и в чьей груди могла она гореть так пламенно, как не в груди великого Кун-чу, известного в летописях Поднебесной Империи под именем высокого Ю-ань-ди, брата солнца и луны? Двор его был великолепен донельзя, войско несметно, владения так обширны, что границами их было четыре моря, которые составляют границы всего света. Но, несмотря на все это, судьбе угодно было, чтобы он был несчастлив. Так начинаю я чудную историю об императоре, рассказ несчастий великолепного Ю-ань-ди.
