— Центральная не отвечает, и даже курьера не пошлешь. А что у нас есть? А ничего нету. Ни капельки, ни крошки, одна твоя аптекарская…
— И один наш. Общий.
— Ты же не хочешь предложить… — ужаснулся свинообразный.
— Он не хуже остального. На первое время хватит, потом перепишем, когда все успокоится.
— Это… слишком смело.
— Так наберись отваги.
— Я, знаешь ли, не готов. Мы же еще ни разу не обсуждали…
— Когда-то надо начинать. Почему не сейчас?
— Но ты даже не спросил моего согласия!
Они препирались, а мне было уже почти все равно, что происходит. Где-то на периферии сознания еще трепыхалась мысль о Васе, но она вот-вот готовилась улететь. Далеко-далеко.
— Сейчас спрашиваю.
— Иши…
— Ты согласен?
— Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать.
В поле моего зрения возник новый предмет. Палка, чем-то напоминающая ту, что я оставил на базе: не менее замысловато исчерченная узорами.
— Контракт! — Козел сжал ее ладонью с левой стороны.
— Контракт! — Хряк проделал то же самое справа, а потом оба выжидательно посмотрели на меня и перевели взгляды на пустующую серединку.
Я что-то должен сделать? Тоже приложиться? Да пожалуйста.
На ощупь она была теплой, даже горячей, а когда я — с разрешения парочки — отнял руку, на внутренней стороне ладони обнаружился рисунок. Из кровеносных сосудов. Которые каким-то странным образом вдруг оказались ближе к коже, чем раньше.
— Так где находится твой друг?
Смена обращения слегка резанула слух, но это все ерунда, правда? Пусть хоть горшком называют.
— Вот, — я протянул козлу жетон от гостиничного номера.
— А, знаю это место. Не очень далеко.
Конечно. Совсем рядом. Мне бы далеко по такой толпе и не уйти было.
— Идем. — Доктор неожиданно по-отечески взял меня за плечо и подтолкнул к двери.
За время нашего разговора в переулке существенно ничего не изменилось: одиночные прохожие, норовящие спрятаться в ближайших подворотнях, не считаются. А вот на той улице, что была побольше, движение стало заметно медленнее. Теперь местные обитатели не торопились, а чаще просто брели, причем в разных направлениях, и на лицах виднелось куда больше растерянной обреченности, чем ужаса и ярости.
— Жуть-жуть-жуть! — сплюнул хряк, косясь на прохожих.
— Помолчи, Орри! — Козел шлепнул его по затылку, а заодно пригрозил и мне: — Ни звука!
Я и не собирался. Ни шептать, ни говорить, ни кричать. До того самого момента, как мы все-таки выбрались к торговой площади, а сверху раздался оглушающий грохот и стало совсем не важно, продолжать молчать или нет.
Не потому, что в общем шуме меня все равно никто бы не услышал.
И не потому, что ладонь доктора плотно зажала мне рот.
Гостиница, в номере которой я оставил невменяемого Васю, и не только она одна, а, наверное, почти половина примыкающего яруса, сложилась карточным домиком, разбрасывая вокруг осколки, обрывки, ошметки и что-то липкое.
А, капли.
Часть которых была ярко-алой.
Это походило на отлив и прилив. В первые мгновения после обрушения толпа совершенно разумно, в едином порыве отхлынула назад. Чтобы вернуться на покинутые позиции, как только стих последний треск.
Наверное, они слишком долго и сильно боялись, истратили весь запас страха и отчаяния на то недавнее мельтешение, потому что слева, справа, сзади и спереди звучали вполне осмысленные фразы.
— Как же так, как же так…
— Хорошо, что успели оттуда убраться, иначе…
— И это называется безопасным комфортом?
— Несущие, что ли, не выдержали?
— Скобы. Скобы, я вам говорю. Скобы и скрепы!
— Жидиться не надо было, вот что. Не экономить на спичках.
— Кому-то теперь достанется лакомый кусочек…
Ни малейшей паники, как ни странно. Но и общности тоже никакой: каждый словно сам с собой обсуждает увиденное. Может, именно поэтому страсти больше не накаляются? Потому что нет смысла сообщать миру, что ты чувствуешь, если мир неспособен тебя понять.
— Твой друг был там? — шепнул козел.
Ладони от моего рта он не отнял: пришлось кивать.
— Плохо дело, — подытожил хряк события последних минут.
— Кто-то мог выжить.
— Ты сам-то себе веришь?
Их обоих случившееся явно не трогало. Да, наверное, и не должно было. Посторонние ведь лица. Случайные наблюдатели. Но куда делись мои чувства? Мы же с Васей были…
— В сторону! В сторону! Квартал будет оцеплен как потенциально опасный!
Толпа вряд ли догадывалась, что именно выкрикивает высокий крокодил в черно-желтой униформе, но подчинялась жестам когтистых лап, отступая и давая дорогу местной службе спасения. Правда, никто не спешил заняться руинами: взвод ящеров, росточком поменьше, всего лишь рассредоточился, выстраивая кордон.
— Они не будут разби…
Вот и все, что мне удалось вопросительно выдохнуть: ладонь козла, едва убранная от моего лица, тут же снова шлепнулась на место.
— Помнишь? Ни звука.
Да кто меня тут может услышать? Мы и так почти спрятались за одним из пилонов, подальше от толпы зевак. К чему вся эта таинственность?
— Нюхачи прибыли, — прокомментировал хряк, как-то болезненно щурясь. — Быстро они сегодня… только зря.
— Думаешь?
— Хотел бы не думать.
Сначала вздохнул он, потом и доктор. А у самой кромки руин словно из-под земли выросли вдруг коренастые плоскоголовые фигуры.
— Это их работа, Орри, а не твоя. Не переживай заранее.
— Да тут и троечник справился бы.
Пришельцы тоже не стали активно действовать: скинули капюшоны, сверкнув чешуей затылков, уставились на уродливые завалы и несколько минут сверлили их взглядами. Наверное, эта процедура была очень важной, потому что почти все зеваки, особенно те, что стояли ближе всего к линии оцепления, почтительно притихли, ожидая…
Крайний слева поднял руки к плечам и потянул ткань обратно на голову. Его сосед по правую руку проделал то же самое, но с тщательно выдержанной паузой. Потом эстафету принял следующий — и так продолжалось, пока последний капюшон не был возвращен на место.
— Что и требовалось доказать, — мрачно выдохнул хряк.
— Ни одной живой души, — согласился козел.
Это же все неправда. Этого нет. Снится, чудится, кажется, мерещится.
— Пора по домам. Скоро у нас будет много работы.
Это бред моего воспаленного воображения. Это вовсе не кровь, вот тут, на стали. Кетчуп. Точно, он. Наверное, раздавило один из тех лотков с фаст-фудом.
— Но сначала надо рассказать, что мы можем ее делать.
И меня никто не тащит под руки сквозь толпу, негромко приговаривая:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
