— Нам все еще предстоит судиться с мамой?
— И как можно скорее. — При этом сообщении вид у Джона стал удрученным, но, вернувшись домой и чувствуя себя в безопасности в собственной постели, он взял в свои ладони руку отца и улыбнулся. Ник сидел с Джонни, пока тот не заснул, а потом медленно вернулся в свою комнату, гадая, когда все это кончится.
Но по крайней мере Лиана прочитала на следующий день в Сан-Франциско добрые известия. «Джонни Бернхам найден». А неделю спустя снова была назначена дата судебного разбирательства. Суд должен был начаться первого октября, но, когда подошел этот день, все затмили сообщения о переговорах в Москве между Авереллом Гарриманом, лордом Бивербруком и Молотовым, министром иностранных дел Сталина. Они закончились подписанием протокола о помощи Соединенных Штатов и Великобритании России, и Гарриман заключил с советской стороной договор о ленд-лизе на сумму миллиард долларов. Сталин настаивал, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну, но по совету Рузвельта Гарриман отказался. Россия должна была удовлетвориться помощью продовольствием и вооружением, и она удовлетворилась. А когда эти новости немного поутихли, Лиана прочитала, что судебный процесс Бернхам-Маркхам в Нью-Йорке идет полным ходом.
Глава тридцать четвертая
Хиллари вошла в зал суда, облаченная в темно-серый костюм и белую шляпку, — волосы ее снова приобрели естественный цвет — в сопровождении обоих партнеров юридической фирмы, представлявшей ее интересы. Со скромным видом она опустилась в кресло между своими адвокатами. Ник сидел рядом с Беном Гриром, который вынужден был постоянно напоминать своему клиенту, чтобы тот не бросал такие яростные взгляды на бывшую жену.
Дело доложили суду — вопрос о попечительстве над десятилетним сыном истцов. Затем каждая сторона получила слово. Бен Грир обрисовал Хиллари как женщину, никогда не хотевшую иметь ребенка, редко видевшуюся со своим сыном, отправлявшуюся без него в длительные путешествия, предположительно часто изменявшую Нику Бернхаму, будучи его женой.
Господа Фалтон и Мэтьюз, со своей стороны, объяснили, что Хиллари страстно любила сына и была доведена до нервного срыва отказом мужа отдать ей ребенка, когда она уходила из дома. Мистера Маркхама они представили как человека, обожающего детей, желающего помочь жене создать для Джонни новый дом. Однако, продолжали они, Ник Бернхам по своей натуре жестокий человек; он был настолько ослеплен ревностью, что обрушился на свою жену с угрозами и сделал все возможное, чтобы разрушить ее отношения с сыном, а все потому, что не мог смириться с тем, что его жена хочет с ним развестись. Они говорили и говорили. Проблемы похищения они коснулись с большой осторожностью. Вне себя от горя из-за потери сына, беспомощная перед лицом угроз Ника, Хиллари увезла Джона в надежде уберечь покой ребенка хотя бы до начала суда. Но план ее сорвался. Она не могла вернуться из-за страха перед Ником… она опасалась, что Ник причинит боль ребенку… Ник видел, какую затейливую паутину плетут адвокаты, и с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не закричать. И что еще хуже, он понимал, насколько сильную команду они составляют. Лучше Фалтона и Мэтьюза не было никого, и хотя Бен Грир был тоже хорош, Ник начал опасаться, что он им не ровня.
Слушания должны были продолжаться в течение двух-трех недель, и в конце главным свидетелем должен выступить сам Джонни. Но на третьей неделе слушаний Джонни заболел свинкой, и судья снова отложил дело. Судебные заседания возобновились четырнадцатого ноября. Ник и Бен Грир ощущали, что этот перерыв пошел им на пользу. Он дал им возможность перегруппироваться и найти дополнительных свидетелей, хотя Ник был разочарован, осознав, как мало тех, кто соглашался давать показания. Люди не хотели, чтобы их впутывали в это дело. Никто не был ни в чем уверен… прошло уже столько времени. Даже миссис Маркхам отказалась. Она уже сделала все, что могла, сообщив Нику о том, где находится ребенок, остальное было его делом. Она считала, что непоправимый урон уже нанесен ее имени. Имена Филиппа и Хиллари слишком долго не сходили с газетных страниц, и Ник, с ее точки зрения, был повинен в этом не меньше, чем ее сын. Ей было уже не важно, кто получит мальчика, оно ей надоело, это разбирательство. Единственное, что удалось Нику, это собрать несколько горничных, ненавидящих Хиллари, но, по их словам, никто из них не видел, чтобы она по-настоящему пренебрегала ребенком. В конце второго дня после возобновления слушаний Нику оставалось только всплескивать руками, когда они с Беном Гриром пошли посовещаться.
— Господи Иисусе, зачем она это делает, Бен? Ей ведь не нужен Джон.
— Теперь она не может отступиться. Она зашла слишком далеко. Так всегда бывает с судебными делами. Пока добираешься до конца, никому уже ничего не нужно. Но судебную машину трудно повернуть назад.
На следующий день Ник в отчаянии попытался откупиться, и на какое-то мгновение ему показалось, что битва выиграна. Он заметил заинтересованный блеск в глазах Маркхама, когда они встретились в коридоре суда, но глаза Хиллари ничего на выражали. А когда Ник в отчаянии отошел в сторону, Филипп схватил Хиллари за руку.
— Какого черта, почему ты отказала ему? На что, ты считаешь, мы будем жить следующие несколько лет? Своим наследством ты пользоваться не можешь, и ты знаешь, что сказала моя мать.
— Плевать я хотела. Я не возьму у него ни цента.
— Дура. — Он снова схватил ее за руку, но Хиллари вырвала ее.
— Пошли вы к черту оба. Мне нужен мой сын.
— С чего это? Ты ведь не любишь детей.
— Он мой. — Она говорила о Джоне, как о меховой шубе, драгоценностях или военном трофее. Пусть он ей не нужен, но свои права на него она не может не заявить. — Почему я должна что-то уступать Нику?
— Ради Бога, возьми деньги.
— Мне не нужны деньги. — Хиллари наградила Маркхама холодным, надменным взглядом.
— Да нет же, нужны. Нам обоим они нужны.
— Твоя мать передумает.
Филипп тоже рассчитывал на это Но если она не передумает, им предстояла борьба, к которой он отнюдь не стремился. Филипп опасался, что ему даже придется пойти работать, а это уж будет конец света. А Хиллари тем более никогда не станет работать — в этом он не сомневался. Но она оказалась предусмотрительнее, чем он.
— Ты никогда не слышал об алиментах на ребенка? — Хиллари нежно улыбнулась. — Ник захочет убедиться, что Джонни имеет все, что ему надо. Значит, и мы будем это иметь. Вуаля. — Она сделала реверанс, и Филипп ухмыльнулся.
— Ты чертовски умна для хорошенькой женщины. — Он поцеловал ее в щеку, и они вернулись в зал суда, где вовсю полыхало сражение. Судья считал, что они закончат к Дню Благодарения, и Ник весь напрягся при одной мысли об этом. А что, если он проиграет? Что он будет делать? Он не мог представить свою жизнь без сына. Он даже не решался думать об этом. А потом неожиданно они подошли к концу, и адвокатам было предоставлено слово для заключительных выступлений. Джонни уже дал свои показания, но он был смущен, и речь его звучала по-детски, он разрывался между обоими родителями — обожаемым отцом и матерью, которая, не сдерживаясь, рыдала прямо в зале суда и которую ему явно было очень жалко.
