Я начал поиски, отправившись вниз по реке, потому что именно там Джинни вчера видела Стервятника. Утреннее солнце в этот осенний день ледниковой эпохи грустным лимончиком висит где-то высоко в небе, но ветра почти нет. Оттаявшая за лето земля еще мягкая, и я начинаю искать следы. Вечная мерзлота сковала все на глубину пять футов, но верхний слой уже в мае становится упругим, превращаясь к июлю в грязевое месиво. Потом он снова каменеет и к октябрю твердеет не хуже стали. Но в октябре мы уже почти не выходим из домов.
На берегу множество отпечатков ног. Мы ходим в кожаных сандалиях, но многие предпочитают ходить босиком даже сейчас, накануне заморозков. У людей из племени пятки длинные и узкие, с высоким подъемом стопы, но у самой воды возле сетей я отыскал и другие следы — короткие, широкие, почти плоскостопные, с поджатыми кончиками пальцев. Должно быть, это и есть мой неандерталец. Я улыбаюсь и чувствую себя Шерлоком Холмсом.
— Эй, Марти, посмотри, — обращаюсь я к спящему поселку. — Я нашел след этого уродца. Би Джи! Пол! Дэнни! Посмотрите-ка на меня. Я отыщу его быстрее, чем вам думается!
* * *
Конечно, все они носят другие имена. Я просто зову их так — Пол, Марти, Би Джи, Дэнни. Здесь каждый дает другому свое имя. Марти называет Би Джи Унгклава. Дэнни он зовет Тисбалалаком, а Пола — Шипгамоном. Пол называет Марти Долибогом, а Би Джи — Каламоком. И так далее, во всем племени: тонны имен, сотни имен — всего для сорока или пятидесяти человек. Запутанная система, но у них есть для этого причины.
Человек никогда не открывает другому свое истинное имя, то, которое мать прошептала ему на ухо при рождении. Его не знает даже отец или жена. Можете положить человеку между ног раскаленные камни, и он все равно не выдаст свое настоящее имя, потому что в противном случае на него сразу накинутся все духи от Корнуолла до Владивостока. В мире полным-полно злых духов, которые ненавидят живых людей и готовы взять в оборот любого, кто приоткроет им щелочку, и терзать его подобно пиявкам или клопам.
Судя по ландшафту, мы живем где-то на территории Западной России: плоская, унылая и холодная травянистая степь с редкими дубами, березами и соснами. Разумеется, в ледниковую эпоху так выглядела почти вся Европа, но главное в том, что эти люди строят хижины из мамонтовых костей. Это делали только в Восточной Европе, по крайней мере, так утверждают специалисты. Возможно, это древнейшие в мире дома.
* * *
Цепочка плоскостопных следов ведет меня на север, в обход мусорной кучи и дальше, в сторону леса. Потом я теряю след — он начинает кружить вокруг поселка, возвращается к мусорной куче, потом к «бойне», потом вновь к лесу, затем выводит к реке. Я не могу уловить смысла в перемещениях. Кажется, этот тупица попросту бродит поблизости, роется в мусоре, отыскивая что-нибудь съедобное, потом вновь уходит, но недалеко, и возвращается в надежде поживиться рыбой, украденной из сети.
Теперь, потеряв след, я получил возможность поразмыслить о своей миссии, и мне становится все тоскливее.
У меня большой каменный нож. Я вышел, чтобы убить. Профессию военного я выбрал давным-давно, но вовсе не из-за желания кого-либо убивать, и уж тем более не в драке лицом к лицу. Наверное, я воображал себя представителем цивилизации, ее защитником, но уж никак не убийцей, крадущимся по лесу с намерением вонзить острый кремневый нож в жалкого бродягу.
Но убитым вполне могу оказаться и я. Он дикий, голодный, испуганный, примитивный. К тому же его мир, не мой. Я выслеживаю его, а он в это время, возможно, выслеживает меня, и, когда мы столкнемся, он станет драться, не соблюдая никаких правил. Хороший аргумент, чтобы немедленно вернуться.
С другой стороны, если я вернусь целым и невредимым, а Стервятник будет по-прежнему бродить вокруг, Зевс за непослушание повесит мою кожу на стене костяного дома. Да, мы тут все закадычные приятели, но когда вождь приказывает, исполнять следует неукоснительно.
Итак, я должен убить Стервятника. Выбора нет.
Я не хочу, чтобы меня прикончил в лесу дикарь, равно как не хочу, чтобы меня казнили по решению племени. Я хочу остаться в живых и вернуться в родную эпоху. Я все еще цепляюсь за слабый шанс и надеюсь, что «радуга» когда-нибудь вернется за мной, вытянет отсюда и предоставит возможность поведать о своих приключениях в те времена, которые я уже привык мысленно называть будущим. Мне хочется написать отчет.
А вам, людям будущего, я хочу сообщить новость о том, что эти обитатели ледниковой эпохи вовсе не такие примитивные, как полагают историки. Они знают, и знают абсолютно точно, что человек — венец творения. У них есть язык — фактически, два языка — есть история, музыка, поэзия, технология, искусство и архитектура. Есть религия. Есть законы. Есть образ жизни, оправдавший себя за тысячи лет. Если вы думаете, что здесь только рычат и дерутся, то вы ошибаетесь. Я могу многое рассказать вам о них — если сумею вернуться.
Но даже если это не суждено, дел у меня здесь предостаточно. Я хочу узнать их эпос и записать тексты, чтобы вы когда-нибудь их прочитали. Хочу научить их делать каяки и мосты, а может, и еще что-нибудь. Хочу завершить строительство костяного дома, которое мы начали на прошлой неделе. Хочу бродить по лесам с моими приятелями: Би Джи, Дэнни, Марти и Полом. Хочу любить Сэлли. Господи, да ведь у нее от меня могут быть и дети, и тогда я волью свои футуристические гены в генофонд ледниковой эпохи.
И я не желаю умереть сегодня в холодном и унылом доисторическом лесу, пытаясь выполнить дурацкий приказ.
* * *
Воздух становится теплее, но меня по-прежнему пробирает дрожь. Я вновь отыскиваю след, или думаю, что отыскал его, и иду на северо-восток, в лес. За спиной слышатся смех, крики и песни — там строят новый дом, но вскоре я ухожу далеко и перестаю их слышать. Нож я теперь держу в руке, готовый ко всему. Здесь есть волки, а также испуганный получеловек, который может попытаться убить меня, прежде чем я убью его.
Я начинаю гадать, какова вероятность того, что я его отыщу. А заодно и о том, сколько времени мне отведено на поиски — несколько часов, день, неделя? Чем я должен питаться? Как не отморозить ночью задницу? Что скажет или сделает Зевс, если я вернусь с пустыми руками?
Сейчас я брожу наугад. И уже не считаю себя Шерлоком Холмсом.
* * *
Сейчас я с удовольствием помог бы строить костяной дом. Наступает зима, а племя стало слишком большим, чтобы разместиться в четырех домах. Би Джи руководит строительством, Марти с Полом поют, читают стихи и играют на барабане и флейте, человек семь выполняют тяжелую работу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
