Сердце Роберта упало. Вот вам и чудо! Нет. В жизни чудес не бывает.
— Я имею в Копенгагене отель, мистер Блэр. Отель имеет имя: «Красные башмачки». Это название одной из сказок Андерсена, мистер Блэр. Вы, может быть, слыхали?
— Да, да, — нетерпеливо отозвался Роберт. — Эта сказка популярна и у нас.
— О да? Великий Андерсен! Простой человек, а известен во всем мире. Это то, чему следует удивляться. Но я отнимаю ваше драгоценное время, мистер Блэр! О чем я говорил?
— Об английских идиомах.
— О да, верно, да. Изучать английский язык — это мое хубби.
— Хобби, — автоматически поправил Роберт.
— Хобби. О, благодарю вас. Я имею отель, чтобы иметь хлеб с маслом. И еще потому, что мой отец имел отель, а до него его отец имел отель. Но изучение английского языка — это мое хуб… хобби, да, благодарю вас, хобби. И каждый день мне приносят английские газеты, которые они бросают…
— Они?
— Англичане, которые останавливаются в моем отеле. Они прочитают свою газету и бросают, а мой служащий, мальчик-курьер, их собирает и несет в мою контору. Я бываю очень занят и не имею времени прочитать, но когда я имею досуг, то я их изучаю. Ясно ли я себя объясняю, мистер Блэр?
— Совершенно, совершенно ясно, мистер Ланге!
Забрезжила слабая надежда… Газеты?!
— Вот так идет дело. Несколько минут досуга, немного чтения английской газеты, две-три новые идиомы, и все это без напряжения, а… Как это?
— Между делом.
— О, верно, верно: между делом! Один раз я вынул газету из пачки… Я бы мог вынуть какую-нибудь другую газету, но я вынул вот эту газету и сразу забыл про идиомы…
Тут мистер Ланге извлек из кармана и развернул перед Робертом номер «Эк-Эммы» с фотографией Бетти Кейн.
— Я смотрел на эту фотографию, а затем читал статью. И я себе сказал: это чрезвычайно удивительно. Чрезвычайно удивительно, я сказал себе. В газете написано, что это фотография Бетти Кан?
— Кейн.
— А? Так. Кейн. Но это также фотография миссис Чэдуик, которая вместе со своим мужем останавливалась в моем отеле.
— Что-о?
— Они у меня жили почти две недели. И это чрезвычайно удивительно, мистер Блэр, потому что, пока эту бедную девочку били и морили голодом на чердаке в Англии, миссис Чэдуик с большим аппетитом кушала в моем отеле. Особенно сбитые сливки. Она могла их скушать такое количество, что даже я, датчанин, очень удивлялся.
— Дальше, дальше!
— Я сказал себе: это только фотография. И хотя Бетти Кан очень похожа на миссис Чэдуик, когда она появилась на балу с распущенными по плечам волосами…
— С распущенными волосами?
— Так. Она их всегда зачесывала кверху. Но в нашем отеле был бал, этот, ну… костюм… костюм…
— Костюмированный бал?
— А? Так. Костюмированный бал. И для ее костюма ей нужно было носить волосы вот как тут… — Он постучал пальцем по фотографии. — И я сказал себе: «Так часто бывает, что фотография очень мало похожа на того… на того… ну, на живого человека. И я не могу быть уверенным, что девочка, которую били, и миссис Чэдуик одна и та же персона». Так я сказал себе. Но я не бросил эту газету, нет. Я ее спрятал. И иногда я ее смотрел. И каждый раз, когда я смотрел, я говорил себе: «Это миссис Чэдуик!» и все думал, и все думал: «Быть может, близнецы? Но нет. Газета говорит, что Бетти не имела ни сестер, ни братьев. Тогда двойники?» Я и так думал, и так думал. Вы понимаете мое затруднение?
— Очень, очень понимаю! Говорите!
— И когда я поехал в Англию по делам, я взял с собой эту газету и показал моему другу, у которого я остановился. Он мой соотечественник, живет на улице Бэйзуотер в Лондоне. И мой друг был очень переволнован. Он сказал, что это громкое дело и что две женщины арестованы, потому что они били эту девочку и их будут судить, и закричал своей жене: «Рита, Рита, где у нас газета от прошлого вторника?» И его жена пришла, и я прочитал все об этом деле.
— О слушании дела в Милфорде?
— Да, так. И я прочитал, что суд будет очень скоро. И мой друг сказал: «Как сильно ты уверен, Эйнар, что эта девочка и твоя миссис Чэдуик — одна и та же персона?» Я сказал: «Очень уверен». Он сказал: «Вот, смотри, в газете написана фамилия адвоката этих женщин. Адрес не написан, но Милфорд очень маленький город, там все, вероятно, его знают». И сегодня мы рано пили наш кофе, и я поехал в Милфорд. И вот я здесь, мистер Блэр.
Роберт вынул платок и вытер взмокший лоб,
— Вы верите в чудеса, мистер Ланге?
— О да, конечно. Я христианин.
— Так вот, ваше появление — это чудо!
— О да? — просиял Ланге. — Я чрезвычайно рад!
— Вы спасли нашу шкуру!
— Шкуру?
— Английская идиома! Да что там шкуру, вы жизнь нам спасли! Слушайте, вы помните, когда супруги Чэдуик жили в вашем отеле?
— О да, конечно. У меня записано. Вот, пожалуйста. Они прилетели в пятницу двадцать девятого марта, а уехали — тоже, кажется, на аэроплане — пятнадцатого апреля в понедельник.
— Спасибо! Ну, а мистер Чэдуик, он на что похож?
— Он молодой. Темные волосы. Внешность приятная. Но только он немного… немного… не знаю как сказать…
— Вульгарный?
— Да, так. Да. Вульгарный. Я заметил, что другие англичане, которые жили в отеле, не очень его одобряли.
— Он был в отпуске?
— О нет. Он приехал в Копенгаген по делу.
— По какому именно?
— Я сожалею, но я не знаю.
— А угадать вы не могли бы? Что именно его интересовало в вашем городе?
— Не знаю, мистер Блэр, совсем не знаю.
— Ну, а адрес его вам известен?
— Лондон.
— Лондон велик… Ну, что поделаешь! Прошу вас, мистер Ланге, окажите мне честь пообедать со мной. Простите, я сейчас позвоню по телефону… Тетя Лин? Я должен ехать в Лондон сразу же после обеда, будь ангелом, приготовь мне саквояж. И я привезу обедать одного милого человека, можно? И вот еще, тетя Лин. Я думаю, тебе следует сегодня пойти в церковь Святого Матвея и поблагодарить Бога, потому что твой Господний посланец, твой ангел явился.
Даже мистер Ланге мог услышать радостный возглас тети Лин:
— Роберт! Неужели?
— Да, моя дорогая. Ты его хорошо накормишь, надеюсь? Потому что именно его я и собираюсь привести к обеду.
Глава двадцать первая
Через три дня Роберт заехал за матерью и дочерью Шарп, чтобы везти их в Нортон. У входной двери стояли две огромные кадки с желтофиолями, а темная передняя дома Фрэнчайз была убрана цветами, как церковь перед свадебной церемонией.
— Невил! — сказала Марион, указывая на это цветочное великолепие. — Он заявил, что дом сегодня должен иметь праздничный вид.
— Жаль, что не я об этом подумал.
— После того, что вы испытали за последние несколько дней, я удивляюсь, что вы вообще еще можете думать. Если бы не вы — не до веселья нам было бы сегодня!
— Тут следует благодарить человека по фамилии Бэлл.
— Бэлл?
— Александр Бэлл. Он изобрел телефон. Мы бы пропали без этого изобретения! Кевин со своим служащим у себя в конторе, я в его лондонской квартире, Алек Рамсден и трое его ребят у Алека в конторе — все мы только и делали, что звонили. На телефонах висело семь человек.
— Бедный Роберт!
— Поначалу нам было весело. Мы знали, что идем по верному пути, и охотничий азарт одолевал нас. Но, когда мы выяснили, что ни один из Чэдуиков, имеющихся в телефонной книге, не имеет никакого отношения к Чэдуику, который двадцать девятого марта уезжал в Копенгаген, мы немного остыли… Правда, нам удалось установить, что из Ларборо двадцать седьмого марта были заказаны два билета на самолет, и эти сведения нас подбодрили. Но затем мы очутились в полной тьме. Решили действовать так: выяснить, что именно мы продаем Дании и что Дания покупает у нас. Труды разделили: Кевин, его помощник и я занялись экспортом, а Рамсден и его ребята — импортом. С этого момента мы стали звонить во все фирмы, занимающиеся экспортом, задавая вопрос: «Не работает ли у вас некий Бернард Чэдуик?» Ох, вы не можете себе представить количество фирм, где не работает Бернард Чэдуик! Я так привык беспрестанно звонить сам, что однажды, когда позвонили мне, я несколько секунд сидел, тупо уставясь на аппарат, внезапно забыв, что не только я звоню, а что и мне могут позвонить…
— А звонил Рамсден?
— Угадали. И сказал: «Нашли! Он покупает фарфор для фирмы «Брэйн, Хавард и K°». Ну, а затем началась другая музыка. Надо было увидеться с нашими свидетелями, доставать повестки для их вызова в суд и все прочее. Но завтра в Нортоне будет очень интересно! У Кевина в ожидании просто слюнки текут!
— Если бы я нашла в себе силы пожалеть эту девчонку, — заявила миссис Шарп, появляясь в дверях с саквояжем, который она швырнула на столик красного дерева так небрежно, что тетя Лин упала бы в обморок, — я бы, право, ее пожалела. Могу себе представить, что должен испытывать свидетель, отвечая на вопросы враждебно настроенного Кевина Макдэрмота!
