оглаживая нервно моргающего зверя в прыжке. — Или я выйду, а ты на моё место… Так можно.
— Не вздумай даже. Закол… Нарисую посильнее… — ответил я, — границу… И он тебя не найдёт.
— Хорошо бы, — медленно сказала Аня. — А что оно такое?
— Это… Ну, оно вроде отход производства. Как очёс. Знаешь такое слово?
— Знаю, — ответила Гамелина. — Смотри, осторожно…
Тварь ускорила движение. И словно окрепла, хвост сначала вился по паркету, а затем…
— Называется баук, — сообщил я с пыхтением вычерчивая ещё круг и ещё печать. — Я даже и не знаю… Ну, я его так называю. Они зарождаются, ну, когда нарушаешь… Для корысти, когда колд… Ну, я не о том. И ещё — их надо выпускать. Пока маленькие, можно спичкой сжечь, например, или смыть молчальной водой…
— А когда… Если не выпускаешь? Тогда что? — тревожно спросила Гамелина.
— Если оно внутри всё время, — тогда рак. Жрёт же.
Баук по-прежнему вертелся около круга, не переставая шипеть. Затем помахал усами и, видимо, сообразил, что можно выбежать в коридор и съесть там всех.
Решился — растопырил лапы и раскрыл пасть. Я увидел вращающиеся глазки, а в пасти было много маленьких зубьев, зубцов и зубишек, она напоминала воронку цвета пропавшего мяса.
— Даник! — сказала Аня всё тем же ровным шёпотом. — Смотри!
Но вначале я услышал. Боевой клич. Оглянулся — и увидел: со стороны двери надвигался воин с поднятым над головой топориком. Для мяса… И ножом-тесаком во второй руке. На синей роже горели глаза и блестели зубы.
Вепрь ринулся на баука. Яростно рявкнул, в два прыжка подскочил к противнику, размахнулся и рубанул по панцирю. Баук взвился на дыбы и разъярённо зашипел. Воин увернулся от жвалы, подскочил к бауку с другой стороны. Там он с размаху вогнал тесак в щель между панцирем и лапой до упора. Рыкнул и ударил ещё раз — топориком. Панцирь треснул, закапала едкая жёлтая жидкость.
Баук зашипел громче, уперся сильнее задними лапами, поднял передние — короткие, цепкие. Воин-вепрь ухватился за рукоять тесака. Попытался вытянуть. Не получилось. Чёрные жвалы ухватили его и потянули к коротким передним лапам. Вепрь-воин всё же вытянул тесак и рубанул им, а после топориком по жвалам, освободился и упал.
Баук без видимого усилия поднял противника передними ногами, молниеносно приблизив к морде, укусил за бок вылезшим изо рта хоботом Слышно было, как заклацали зубцы и зубики в основной пасти.
Кровь бывшего пряника хлынула на пол. Темно-красная, как положено. У меня сильно закружилась голова, и захотелось спать.
Воину тем временем удалось вырваться, схватить меч а атаковать вновь. По собственной крови он скользнул под костяной бок твари и рубанул изо всей силы, прямо по пасти и хоботу. Баук зашипел, раскинул лапы, вновь захватил, поднял и откинул Вепря в сторону. Вепрь приземлился мягко — словно кот. Баук развернулся и поддел воина шипатым хвостом. Синее тело сочно шмякнулось об паркет.
Тварь на мгновение словно замешкалась…
Между мною и совершенно немаленьким чудищем, откуда-то аз самых недр вод или глубин дюн, явились два пряника. Чумазые и в пыла.
— Майстер, — заметила кособокая рысь. — Мы справились. Нашли. Пришлось отни… — Тут она и рядом скачущая корявенькая бабочка, опрокинулись на пол, задёргали лапками и совсем скрылись дымкой. Чудовище опасливо посторонилось. Затем вроде принюхалось и…
Две невысокие женщины в тёмных одеждах сидели на полу. Одна вся такая фанариотка, в лохмотьях и в расшитых жемчугом туфельках, красных. Вторая — коротко стриженная дикарка, в кожаных штанах, серой рубахе и какой-то накидке. Босая.
Баук прянул. Я кинул в него яблоком. Попал…
— Тикайте! — прошипел я бывшим пряникам.
Обе вскочили и кинулись бежать, хитро, в разные стороны.
Я вернулся к месту схватки и попытался оттащить прочь чуть живого Вепря.
Баук поначалу растерялся, скребанул животом по полу и чуть завалился вправо. Затем что-то сообразил и двинулся прямо на меня. Не останавливаясь, он растопырил пасть и замахал передними лапами-клешнями.
— Назад! — крикнул я. — Стой!
И обмакнул ладони в алую лужицу, пальцы привычно укусила боль. А колокол… гуси… — нет, не было. Я слышал лишь реку, здесь она близко…
— Исихия! — крикнул я, выбрасывая руки в сторону баука, и увидел, как что-то неуловимое двигается к чудовищу. Прямо из руки вырвались красные нити, сияющие и стремительные. Спустя минуту, они сплелись воедино, затем достигли чудища-баука, ударили, оплели панцирь… Баук гулко лопнул. Жёлтая жижа, обломки хитина, ноги, потроха — всё это брызнуло градом и раскатилось по полу с шелестом. Госта в коридоре схватились за головы.
Было тихо. Там, около круга, преграждая крови путь — где только что возился баук, чернело и дымило пятно неверной формы, липкое на вид, всё в каких-то ошмётках и клочках, очень мерзких. Посреди пятна лежала и подёргивала ножками наша табуреточка, заметно уменьшившаяся в размерах и словно обугленная вся.
Истекающий ярко-алым воин распластался рядом, в животе у него зияла дыра. С правой, не укрытой щитом, стороны…
— Это магия крови, да? Подобное подобным? — сипло поинтересовался заметно посеревший Вепрь. — Слыхал о таком в песнях…
Лида Линник оттолкнула меня с дороги прочь и приникла к павшему. В руках у Линнички было полотенце — вафельное, к тому же мокрое.
Она быстро скомкала его и попыталась прикрыть рану Вепря.
— Ты бы принёс бинт, Даник, — просипела Лида. — Надо кровь остановить… и скорую скорее…
— Кровь вытечет, — сказал я. — Это моя кровь. А он — пряник. Тут ему и крышка.
— Так его зовут? «Пряник»? — невозмутимо переспросила Линник. — Что ты мелешь, что за «вытечет кровь»? Говорю — бинт дай… скоренько, ну!
К нам подошла невозмутимая и низкорослая Маражина. Рысье болот. Шагу неё был неслышный, а глаза очень чёрные. Маражина взяла тесак, пошептала, подула на него, затем прижала нож к вепревой ране, продолжила шептать. Кровь остановилась. Женщина отняла нож, вышла в коридор и словно исчезла.
— Меня зовут Руад, — сказал воин, — Руад О’Торк, и я пропал в тумане.
— Вот, нашёлся, — возразила Лидка и вздохнула. — Но, говорят, скоро снова того… Жаль.
— Чувствую холод, — сказал он ей.
— Большая кровопотеря, — авторитетно изрекла Линничка. — Всю печень оно тебе порвало. Бывает, когда подрежут.
— Подлый удар, — согласился бывший вепрь — Туман спускается… Очень спать хочу…
— Это всегда так, — печально сказала Лида.
— Может быть, — спросил стремительно бледнеющий Руал. — ты знаешь какую-то песню для воинов?
— Катюшу… — машинально ответила Лида. — «Вызвали меня в военкомат» ещё знаю. «Не стреляй!».
— Нет, не так, — ответил он. — Это должно быть прощание. Переа сном. Чтобы воин помнил песню даже там, за туманом. В Иных горах.
— Песню? —
