Но свадьба была необычная. В связи с трауром по усопшему императору, который продолжался по всей стране, свадебные торжества и приемы были отменены. «Можешь представить себе это чувство, — писала Александра Федоровна своей сестре, — только что в глубочайшем трауре, оплакиваешь дорогого человека, и вот ты уже в нарядном свадебном платье. Большего контраста нельзя себе представить, но это сблизило нас еще больше — если более было возможно».
Конец 1894 года и весь 1895 год прошли под знаком траура. Придворных балов не было, зато многочисленные церковные службы проходили в Зимнем дворце, и молодой император, который был очень религиозным человеком, не пропускал ни одной.
Глава вторая
КОРОНАЦИЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II
Коронация Николая II состоялась 14 (26) мая 1896 года в Успенском соборе Кремля. Присутствовало много иностранных гостей, среди которых были эмир Бухарский, королева Греции Ольга Константиновна, двенадцать наследных принцев, в том числе князь Фердинанд Болгарский, князь Николай Черногорский, принц Генрих Прусский — брат Вильгельма II, английский герцог Артур Коннаутский, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, сын короля Сиама, брат персидского шаха, японский принц, папский нунций и многие другие. Были также китайская и японская делегации.
В дни коронации стояла прекрасная майская погода. Было тепло и тихо. «Радостно сияло солнце, как бы заодно с москвичами желая встретить Государя, вступившего в свою первопрестольную столицу», — записал в дневнике великий князь Константин Константинович.
Народу было масса, трибуны — полностью заполнены зрителями, воздух был наполнен гулом колоколов. Праздничные украшения по всему городу. Стены домов задрапированы коврами и яркими тканями. На балконах — среди зеленых гирлянд — мириады электрических лампочек, которые должны были загореться с наступлением темноты.
Из дневника Николая II: «В 2.30 ровно тронулось шествие. Я ехал на Норме. Мама́ сидела в первой золотой карете. Аликс — во второй — тоже одна. Про встречу нечего говорить, она была радушна и торжественна, какая только и может быть в Москве!»
Первый выстрел салюта возвестил о том, что царь выехал из Петровского дворца. Кругом было всеобщее ликование. Многие в толпе молились, многие крестили государя вслед. Шествие достигло Спасских ворот. За жандармами — Собственный Его Величества конвой, потом лейб-казаки, за ними царская охота, придворный музыкальный хор и золотые кареты. В первой карете — императрица-мать. Во второй карете — молодая царица. Она была одета в коронационное платье из серебряной парчи, работы мастериц Ивановского монастыря, на плечах — золотая мантия, обшитая шнурами горностая. Вес коронационного одеяния был высок — 23 килограмма. Но царица держалась мужественно и спокойно. Николай II в мундире Преображенского полка.
Шествие тянулось долго. У Иверской царь и царица совершили молебствие. «Снова потянулись придворные ливреи, золотые кареты и коляски, шитые мундиры, лошади в золоченых чепраках, — вспоминал великий князь Константин Константинович. — Держа шапку в руке, из Спасских ворот показался на белом коне Государь. И у нас раздалось „ура“… Царь направился к Успенскому собору. Я видел, как они втроем прикладывались к иконам и мощам Святителя Филиппа. Из Успенского собора прошли в Архангельский, и потом мимо Благовещенского на Красное Крыльцо. С его верхней площадки царь и обе царицы трижды поклонились народу. Чудная минута!»
Успенский собор был готов к церемониалу. В центре — под балдахином малинового бархата с изображениями русского государственного герба в виде двуглавого орла были установлены три древних престола: для императора — царя Иоанна III, для императрицы — царя Михаила Федоровича (так называемый «персидский») и для вдовствующей императрицы — трон царя Алексея Михайловича (так называемые «алмазные кресла»).
Присутствовавший на коронации датский придворный художник Лауритс Туксен, создавший великолепную картину, посвященную коронации, в своих дневниках писал: «Солнце бросало свои лучи в огромное помещение, стены которого покрывали древние византийские росписи по золотому фону. На расположенные амфитеатром кресла было натянуто алое покрывало. Подиум в середине и ведущая к нему лестница с балюстрадой сверкали, как из чистого золота, а две мощные колонны, на которые она опиралась, были обтянуты темно-пурпурным бархатом, как и три балдахина над тремя тронными креслами, которые были украшены золотым шитьем и большими плюмажами из черных, белых и желтых страусиных перьев».
Величие всего происходящего в соборе производило, по словам великого князя Константина Константиновича, «подавляющее и неописуемое впечатление». Богослужение продолжалось около двух с половиной часов от начала коронации до конца литургии.«…Все соединилось тут, возвышая душу и переполняя ее восторгом: и редкое по красоте и роскоши зрелище и дивное пение и трогающее до глубины сердца молитвословие… Глубоко потрясенный, я видел, как после причастия два архиерея взошли на площадку трона пригласить Государя шествовать к царским вратам и как совершался обряд миропомазания».
Граф С. Д. Шереметев — обер-егермейстер императорского двора, историк и археолог, находившийся во время коронации рядом с императрицей Марией Федоровной, поддерживая порфиру, так описывает в своих дневниках волнующие моменты коронации:
«…Гос[ударь] и Им[ператрица] подошли к Царским вратам. Миропомазание… Царь входит в Царские врата в алтарь, в то время как Императрица становится у образа Владимирской] Б[ожьей] М[атери)… Совершается великое таинство, и сила его для верующих необъятная. Это молчание апокалиптическое… Но вот разверзлись врата, и Государь выходит и становится с преклоненной головой перед образом Спасителя, а митр[ополит], обращаясь к Императрице, читает „Верую, Господи, и исповедую…“ Царь и царица возвратились на свои места… Я гляжу на него пристально. В венце и в порфире он наклонил голову и нетвердой поступью, в великом смирении, но просветленный, он идет прямо к Императрице] Марии Федоровне… Та ему навстречу делает несколько шагов, и вот они встретились и посмотрели друг другу в глаза; продолжителен был этот взгляд; выражение его было такое, какое бывает раз в жизни. В нем сказалась сыновья любовь и покорность и умиление просветленной души, и приник Государь к руке Императрицы-матери и долго и крепко целовал ее, потом долго и крепко поцеловал трижды…
Эта встреча и этот поцелуй сына и матери, конечно, были самое сильное впечатление дня, сильное и глубоко отрадное».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
