между которыми нет-нет да и нарисуется силуэт антилопы.
Они ехали по палой листве, толстым слоем скопившейся в речном русле, пока не добрались до бочажины, в полую воду становившейся речным омутом; тут он спешился и стал поить лошадь, а Бойд пошел бродить по берегу в поисках нор ондатры. Индеец, мимо которого прошел Бойд, сидел на корточках и даже глаз не поднял, а когда Бойд почувствовал его присутствие и развернулся, индеец смотрел на пряжку его ремня и не поднял глаз даже тогда, когда мальчишка оказался прямо перед ним. Протяни руку — дотронешься. Индеец сидел у лужицы, поросшей сухим тростником — carrizo, если по-испански, — даже не прятался, но Бойд его все равно сперва не заметил. На коленях индеец держал однозарядную винтовку тридцать второго калибра — еще под допотопный патрон бокового огня, — сидел и ждал, когда к воде в сумерках спустится какая-нибудь дичь. Вдруг поглядел мальчику в глаза. Мальчик — ему. Глаза у индейца были такие темные, что казались сплошными зрачками. В них отражался заход солнца. Солнце — и рядом мальчик.
Мальчик еще не знал, что в чужих глазах можно увидеть и себя, и даже такую вещь, как солнце. Стоял, будто раздвоившись в темных колодцах — кто это там, такой странный? — тощенький, белобрысенький, а это он и есть. А сперва будто кто-то на него просто похожий, кто потерялся, и вдруг вот он: в таком вот словно бы окошке в иной мир — мир нескончаемого красного заката. Там будто лабиринт, в котором заблудились, затерялись в путешествии по жизни сироты его сердца, в конце концов оказавшиеся за стеной этой древней пристальности, попавшие туда, откуда нет возврата.
Оттуда, где он стоял, ни брата, ни лошади видно не было. В поле зрения попадали только круги, медленно расходившиеся по воде от того места, где стояла и пила лошадь, — как раз с обратной стороны островка камышей, — зато очень хорошо были видны малейшие движения мышц под безволосой кожей впалой щеки индейца.
Индеец повернулся, глянул на воду В тишине хорошо было слышно, как за камышами капает вода, когда лошадь подымает морду. Потом он снова посмотрел на мальчика.
— Ах ты, мелкий ты сукин сын, — сказал он.
— А что я сделал?
— Кто там с тобой?
— Мой брат.
— Сколько ему?
— Шестнадцать.
Индеец встал. Встал безо всякого усилия, мгновенно, и бросил взгляд туда, где на другом берегу омута стоял, держа повод лошади, Билли, потом снова стал смотреть на Бойда. На индейце была старая изорванная накидка из одеяла и засаленная, с выпученной наружу тульей стетсоновская шляпа; расползающиеся по швам сапоги чинены проволокой.
— Чего приперлись?
— Да так, дрова собираем.
— У вас еда какая-нибудь есть?
— Нету.
— Где живете?
Мальчик замялся.
— Я спрашиваю, где вы живете.
Он жестом показал вниз по реке.
— Далеко?
— Не знаю.
— Мелкий ты сукин сын.
Индеец взял винтовку на плечо, обошел бочажину вокруг и остановился лицом к лошади и Билли.
— Здрасте, — сказал Билли.
Индеец сплюнул:
— Ну, всё тут уже распугали или как?
— Мы не знали, что тут кто-то охотится.
— У вас поесть ничего нет?
— Нет, сэр.
— Где ваш дом-то?
— В двух милях отсюда ниже по реке.
— А в доме еда найдется?
— Да, сэр.
— А если я туда подойду, поесть мне вынесешь?
— Вы можете в дом зайти. Мама покормит.
— В дом не хочу. Хочу, чтобы ты вынес мне на улицу.
— Можно.
— Значит, вынесешь?
— Да.
— Ну хорошо тогда.
Мальчик стоял, держал лошадь. Лошадь не сводила глаз с индейца.
— Бойд, — сказал старший брат, — двигай давай.
— А собаки у вас там есть?
— Есть одна.
— Запрешь ее?
— Ладно, запру.
— Пускай где-нибудь внутри посидит, чтоб не тявкала.
— Ладно.
— Не хочу, чтобы меня там пристрелили.
— Да ладно, нет проблем, запру.
— Ну хорошо тогда.
— Бойд, ну давай. Поехали.
Бойд стоял с другой стороны бочажины, смотрел на него.
— Давай, живо! Скоро темнеть начнет.
— Ну, шевелись. Делай, что брат велит, — сказал индеец.
— Мы вас не трогали.
— Ну же, давай, Бойд. Поехали.
Бойд перешел галечную гряду, присел на поперечину волокуши.
— Нет, ты сюда, сюда давай, — сказал Билли.
Перебравшись через кучу собранных ими сучьев, Бойд оглянулся на индейца, потом схватил протянутую руку Билли и влез на лошадь, сел позади него.
— А как мы вас найдем? — спросил Билли.
Индеец стоял, положив винтовку на плечи как коромысло, держал локтями, кисти рук свесив вниз.
— Как выйдешь, двигай на луну, — ответил он.
— А если она еще не взойдет?
Индеец сплюнул:
— Думаешь, я бы велел тебе идти к луне, которой нет? Давай, ноги в руки.
Мальчик прижал сапог к боку лошади, и они поехали через лесок. Концы слег волокуши с сухим шуршанием мяли палую листву, оставляя в ней две борозды. Закат на западе начал гаснуть. Индеец смотрел им вслед. Обхватив старшего брата рукой вокруг пояса, младший ехал лицом на запад, закатный отблеск делал его щеку красной, а волосы, вообще-то почти белые, — розовыми. Должно быть, брат велел ему назад не смотреть, потому что он ни разу не оглянулся. К тому времени, когда они пересекли сухое русло и выехали в прерию, солнце уже закатилось за вершины гор Пелонсийос и западный край неба под тонкими перьями облаков был весь темно-красным. Когда повернули к югу вдоль вспаханных участков у высохшей реки, Билли оглянулся и обнаружил индейца в полумиле — тот в сумерках шел за ними, расслабленно держа винтовку в одной руке.
— А сам-то зачем оглянулся? — спросил Бойд.
— Оглянулся, да и все.
— И что — понесем ему ужин?
— Да. Думаю, это мы сделать сможем.
— Мало ли что мы сможем. Не все, что сможешь сделать, обязательно хорошо, — сказал Бойд.
— Знаю, знаю.
Из окна гостиной он оглядел ночное небо. В темнеющей синеве уже появились первые звезды; особенно густо они высыпали на юге, висели, будто набросанные в корзину из мертвых веток на берегу реки. За руслом на востоке курилась зеленовато-желтая дымка — предвестие невидимой луны. Он смотрел и ждал, пока разом не осветились все бугорки пустынной прерии, когда из-под земли стал вылезать лунный купол — белый, жирный и весь словно какой-то перепончатый. Потом Билли слез со стула, на котором стоял коленями, и пошел за братом.
К тому времени он уже припрятал за горшками на посудной полке у кухонной двери тряпичный сверток, где было мясо, галеты и жестяная кастрюлька с вареной фасолью. Отправив вперед себя Бойда, он постоял, послушал и двинулся следом. Когда проходили мимо коптильни, пес заскулил, зацарапал лапами дверь,
