нарастал, наполнялся новыми гармониками, становился многозвучным. Колокола весело перезванивались, как будто переговаривались, спорили, соглашались, постепенно их разные по тембру голоса сливались в единое симфоничное звучание, возвещающее время молитвы. Где-то вдалеке, на Екатерининском канале, заговорили колокола «Спаса на Крови». Они были от нас далеко, поэтому их колокольная симфония казалась глуше, смиреннее, трагичнее. Да это и объяснимо — ведь это были колокола храма «на крови».
Какая великая музыка! Действительно, хочется поднять к небу глаза и молиться. Борис Александрович перекрестился и блаженно вздохнул. Наверное, про себя прочитал молитву.
— А Вы, Борис Александрович, верующий человек? — поспешил я, находящийся на грани веры и неверия, задать ему этот значимый для меня’ вопрос. Как будто не слыша меня, Борис произнес:
Возрождает Господь колокольные звоны, Оживают и вера и святость в словах. Покаянная скорбь. Горько плачут иконы, Словно старые матери, в русских церквах. Прозреваем и в белые храмы приходим, Черный грех из души прогоняем крестом. Горько плачут иконы о русском народе — Блудном сыне, пришедшем в родительский дом. Искушенье народа — нет хуже напасти: Продается душа, чтобы тешилась плоть. Квартиранты Кремля не управились с властью — Православною Родиной правит Господь!
Я молчал. Орлов продолжил:
— Кто-то мне сказал — «нет плохих звонов, есть плохие звонари, нет плохих колоколов, есть плохие литейщики». Все колокола освящены, они словно звучащие иконы.
— Борис Александрович, а Вы верите в Бога? — робко повторил я свой вопрос.
— Трудная тема. Если отвечать кратко — верю! Но по законам Православия я недостаточно воцерковленный человек. То есть недостаточно связанный с жизнью Церкви, которая требует от прихожанина регулярного участи в богослужениях, в насыщенной церковной жизни, требует от человека умения жить по христианским заповедям, поддерживать отношения с церковной общиной и так далее. Стремление к такой жизни у меня есть, а времени на нее нет.
— Прости, что пристаю с вопросом. Так получилось в моей жизни, что я всегда осознавал себя атеистом. Но сейчас, уже в преклонном возрасте, стал все чаще и чаще задумываться о Господе, о заповедях Божиих, о Божией справедливости и возмездии. О спасении. А как ты пришел к вере? К Богу?
Сейчас, по-братски, мне было привычнее обращаться к Борису Александровичу на «ты». Ведь говорят в храме — все мы братья и сестры.
— Вера в Бога — не только убежденность в том, что Он есть. Вера проявляется в доверии Богу, Божиему Промыслу, в осознании жизненного принципа: «Не как я хочу, но как Ты, Господи. Да будет воля твоя». Если человек умеет слышать Божию волю и подчиняться ей, то Сам Господь ему помогает. Мне повезло в жизни. Наша родственница, сестра моей бабушки, была монахиней в монастыре. Монастырь богоборцы разорили, осквернили, но веру отнять у русских людей не смогли. Бабушка вернулась в деревню, купила себе маленький домик и обустроила его подобно келье, стала вести тайную монашескую жизнь. Много, помню, было у нее икон. Тогда в нашем районе совсем не осталось церквей. Бабушка Елена проводила в своей избушке службы по случаю церковных праздников. Мы с сестрой помогали ей, коротали у нее все свободное время. В этой своей келье она нас с согласия наших отца и матери крестила. Уже будучи взрослым, я рассказал одному православному священнику, что был крещен монахиней, и спросил, не нужно ли провести новый обряд крещения. «Нет, не нужно, — был его ответ. — Таков о Вас Божий промысел. Ведь это все совершалось в лютые богоборческие времена, когда Церковь в руинах лежала. Хорошо, что Вы были хоть так крещены. И это для Вашей дальнейшей судьбы было благом и спасением».
Борис Орлов опять замолчал, губы его зашевелились, я был уверен, что он, молча, читал молитву. Наверное, на помин души бабушки Елены. Потом он продолжил.
— Да, бабушка Елена многому нас научила, часто нам говорила, что когда человек выполняет заповеди Божии, живет по совести, тогда и только тогда его можно назвать верующим. Вера — это не только безотчетное, всепоглощающее чувство, но состояние ума, воли, сердечных чувств человека. Большинство людей имеют неглубокое духовное зрение, не прозревают замысла Божия, не различают духов зла, доверяются им, ведь в наше апостасийное время их тьмы и тьмы. А Бог знает все. «Поэтому тем, кто на Него уповает, Он помогает, Он помогает воплотить истинно доброе и дает на это силы», — говорила мне бабушка Елена.
Борис Орлов опять задумался. Я его не торопил, и он продолжил свой рассказ: —
Я приблизительно пересказал слова, но эти заповеди бабы Лены хранимы моей душой всю жизнь. И я уверен, что Господь помогает мне. Например, послал таких прекрасных учителей, которыми были Анна Александровна и Николай Романович Бакины.
Это они терпеливо учили нас в деревенской школе арифметической премудрости, чистописанию, чтению по хрестоматии «Родная речь». Их рассказы о прошлом нашей страны, о природе, о реках, морях и океанах запомнились мне навсегда. Сейчас малыш-трехлетка знает, — а я тогда в первом классе только от них узнал, что у реки есть исток и устье, а также берег левый и правый.
Борис Александрович счастливо заулыбался. Было радостно следить за его просветленным любовью лицом, одухотворенным взором. И я отчетливо представлял вместе с ним, как эти незнакомые мне люди, давно ушедшие в мир иной, переживают, заботятся о каждом своем ученике, волнуются об успехах своих маленьких учеников, тревожатся из-за их неудач, приходят на помощь своим подопечным.
— В этом состояла вся их жизнь, их предназначение на этой земле, их человеческий подвиг, — подытожил Орлов. — А мое поступление в
