в них: выпущены на свободу менее опасные правонарушители, и в лагерях сгустился контингент повышенной криминальной насыщенности. Правда и то, что материальная часть лагерей (постройки, оборудование) предусмотрительно не подвергаются уничтожению: администрация не верит в целительность и долговременность предпринятых мер (Рожнов 1989: 11–15), потому что преступность растет.
Но ведь из всего сказанного выше вытекает еще более радикальное решение вопроса о лагерях — вовсе от них отказаться. Тогда подпитка уголовной субкультуры резко ослабеет: останутся лишь те каналы передачи вредной информации, которые уголовники применяют для коммуникации на воле, а они гораздо слабее (криминальные сообщества там рассеяны, встречи спорадичны). Но такое решение означало бы отказ от давно принятого у нас метода исправления коллективным трудом. Что ж, этот метод отнюдь небезупречен, но его оценка выходит за пределы этнографических аспектов темы.
5. Прочие аспекты. В своем анализе я не рассматриваю подробно прочие этнографические аспекты темы, но мои наблюдения и описания среды, надеюсь, дают пищу и для других размышлений. Так, примечательный феномен представляет собой образование лагерных семей на основе чего-то вроде побратимства (кентовка, кенты), мною лишь бегло отмеченное. Интересны торгово-обменные отношения безмонетной формы денег: в лагере иметь деньги запрещено, и пакетик чая (необходим для чифиря) превратился во всеобщий эквивалент (тюмак, тимак). Так, при обменах, купле-продаже за 1 тимак можно было в начале 80-х годов приобрести 5 пачек сигарет или 2 банки рыбных консервов, или 2 пачки маргарина, или 1 буханку белого хлеба, или 2 буханки черного (источник их поступления — выписка из лагерного магазина, передачи с воли, хищения с кухни). Одна воровская (черная) куртка стоила уже 5 тимаков, штаны — 10, гайка (перстень) под золото с имитацией пробы — 10, ансер — 15 тимаков. Разумеется, в лагере трудно было бы накопить такое количество реальных пакетиков чая, нужных для оплаты, но их в реальности и не требовалось — повсеместно производились безналичные расчеты, а в тима-ках лишь все исчислялось, так что тимак превращался в условную меру стоимости. Долги записывались, а в какой-то момент можно было расплатиться товарами и услугами. Эти сложные торговые сделки (макли) нередко приводили к конфликтам и крови.
В ленинградских лагерях межнациональные отношения не выступали на первый план, что естественно: население более или менее однородно в национальном отношении. Интересно, однако, что антисемитизм тут (речь идет о начале 80-х годов) не был заметен, хотя евреи в колониях были (в Ленинграде это наиболее заметное включение в славянскую среду). По крайней мере антисемитизм ограничивался тут отдельными личными взаимоотношениями и не перерастал во всеобщую травлю, чего можно было бы ожидать, учитывая грубость и неразвитость основного контингента. Я справлялся у побывавших в других колониях — картина та же во многих.
Чем объяснить этот феномен? Тем ли, что в этой среде реально существовавшие в обществе тенденции нередко приобретали противоположную направленность? Мне кажется, скорее всего здесь больше сказалось другое: изменения стереотипного образа еврея в представлениях обывателя, связанные с переменами в мире. Сказались сообщения прессы о многолетней войне государства Израиль с арабами и эмиграция части евреев из СССР (преимущественно в США). На месте существа физически слабого, невоинственного, говорящего с акцентом, хитрого, но смешного и жалкого (такой тип возбуждает у уголовников инстинкт преследования) появился другой образ: абсолютно чисто говорящий по-русски, агрессивный и преуспевающий фирмач, потенциальный иностранец (такой вызывает у блатного чувство зависти и восхищения). Национальная неприязнь с оттенком презрения сосредоточилась на жителях Средней Азии (уголовники обзывают их чурками) — они чаще оказываются в чушках. Это можно объяснить их меньшей грамотностью, плохим знанием русского языка и скованным из-за этого поведением.
Значительное место в лагерном быту занимает сексуальная жизнь, разумеется, на гомосексуальной основе: институт “жен” для лиц высокого статуса, гильдия “пидоров” (термин — от неграмотного пидораз, пидорас, т. е. педераст), сексуальные действия в обрядах опускания. Лагерная этика отличает гомосексуальные сношения на воле от тех, которые происходят в лагере: первые считаются зазорными, вторые — нет. Активные партнеры даже в лагере имеют более высокий статус, чем пассивные. Распространенность этих отношений в лагере не всеобъемлюща и затрагивает больше верхний слой и часть нижнего (пидоров). В среднем слое она невелика, а между тем именно он наиболее многочисленный. И воры, и пидоры отрешаются от гомосексуального поведения сразу же по выходе из лагеря, если не имели этой склонности до лагеря.
Любопытна цветовая символика: красный цвет табуирован, так как считается цветом педерастии. Объяснить это никто мне не мог. Не исключено, что в основе лежит эвфемистическое выражение “посадить на красного (или кожаного) коня” (смысл: изнасиловать).
Вообще семиотические аспекты рассматриваемой субкультуры представляют интереснейшее поле для исследований, а нынешняя открытость темы позволяет избирать разные пути ее изучения, минуя мой путь.
Приведенные здесь соображения, а также материалы наблюдений подробнее представлены в указанных выше моих статьях.
Литература
Александров В. 1904. Арестантская республика// Русская мысль. Кн.9.
Битов А. 1989. Комментарий к общеизвестному//Литературная газета. 12 апреля.
Брейтман Г. 1901. Преступный мир. Очерки из быта профессиональных преступников. Казань.
Варди А. 1971. Подконвойный мир. Франкфурт-на-Майне.
Гернет М.Н. 1922-23. Очерки тюремной психологии// Право и жизнь (в большинстве номеров за эти годы). Персизд. М., 1930.
Гернет М.Н. 1946–1951. История царской тюрьмы. 2-е изд. М.
Гуров А., Щекочихин Ю. 1989. Под контролем мафии// Литературная газета. 19 июля.
Дорошевич В.М. 1907. Сахалин (ч.1. Каторга; ч.2. Преступники). М.
Достоевский Ф.М. 1972. Сибирская тетрадь (Записки из Мертвого дома). Л.
Евтушенко Е. 1989. Невоспитанность воспитания// Советская культура. 11 марта.
Клейн Л.С. 1981. Проблема смены культур и теория