Но означает ли это, что при коммунизме не будет революций?.. По-моему, отнюдь не означает. И при коммунизме будут революции, хотя не такие, как раньше. Сотни тысячелетий назад, на ранних ступенях первобытно-общинного строя, людские коллективы тоже были едины, их не раздирали классовые противоречия, и все силы людей были направлены на борьбу с природой. Борьба эта сводилась к приспособлению, к добыче того, что есть под руками. Но она была страшно тяжела, и если бы в то время люди заботились не о коллективной безопасности, а улаживали внутренние распри, они бы погибли. «Роскошь» разделения на классы, «роскошь» классовой борьбы люди смогли «позволить» себе лишь после того, как научились с избытком запасать средства существования, когда наиболее сильные и дерзкие захватили эти избытки, сосредоточили их в своих руках. Тогда наступил рабовладельческий строй, потом он сменился феодальным, и, наконец, наступил капитализм. И получилось так, что с тех дальних времен и вплоть до социализма внутренние противоречия заслоняли внешние «споры» — борьбу с природой. Борьба за перераспределение богатств и двигала человечество вперед, к все более и более совершенной форме эксплуатации одних людей другими. Это продолжалось до тех пор, пока не был положен конец вообще всякой эксплуатации, пока не наступил социализм. В коммунистическом обществе внутренние противоречия вновь отодвинутся на задний план, а на передний выдвинутся внешние — борьба с природой. Мне думается, что основной конфликт коммунизма, противоречие, которое будет двигать его вперед, это и есть борьба с природой, направленная на преобразование, на подчинение стихийных сил человеку. Все остальное, в том числе внутренние неполадки, будут лишь ее следствием. Но борьба с природой не сможет протекать безмятежно, гладко: сравнительно спокойные этапы наверняка будут сменяться бурными, революционными. И эти «революции», так сказать «внешние революции», будут оказывать на человечество не меньшее влияние, чем в прошлом оказывали внутренние.
И кажется мне, друзья, что мы с вами уже сейчас можем предсказать первую коммунистическую революцию, — она будет заключаться в покорении всего «пояса жизни»… Разумеется, эта революция не окажется последней — впереди человечество ждут другие… Быть может, это будет еще более глубокое проникновение в атом, быть может, управление планетарными процессами… Нет нужды сейчас гадать об этом, но они наверняка наступят — перевороты в отношении человечества к природе.
История человечества начнется с коммунизма. Придет такой момент, когда власть разума распространится далеко за пределы Земли, и тогда докоммунистические эпохи, предыстория, покажутся нашим далеким потомкам печальным недоразумением…
Но сейчас нам прошлое не кажется недоразумением — слишком дорого человечество заплатило за него и слишком долгим и трудным путем пробивалось оно к коммунизму.
Борьба не кончена. И «пояс жизни» проходит не только по солнечной системе, отделяя «живые» планеты от неживых. Он проходит и по Земле, отделяя общество будущего от общества, доживающего последние десятилетия. Он проходит и по коммунистическому обществу, отделяя подлинных коммунистов, беспокойных людей, устремленных в будущее, от рядящихся под коммунистов мещан. Мы не ошибемся и никогда не примем мещан за своих, хотя они вывешивают напоказ регалии и на каждом шагу клянутся в приверженности коммунизму. Они за пределами «пояса жизни», они принадлежат прошлому, и время очистит наше общество от них!
И пусть на Венеру никогда не ступит человек, недостойный высокого звания коммуниста! Даже если он представит тысячи справок, что он коммунист… Пусть на Венеру, Утреннюю звезду, никогда не ступит нога стяжателя, карьериста, клеветника, доносчика, себялюбца — они достаточно зла принесли Земле.
Я не знаю, кто из вас доживет до второго полета на Венеру. Но тот, кто полетит, должен вспомнить мои слова: людей нужно отобрать еще тщательнее, чем в эту первую экспедицию…
Кажется, сказанное мною все-таки очень похоже на завещание. Что ж, пусть будет так. Я очень устал и не уверен, что нам удастся поговорить еще раз…
А теперь выслушайте мое последнее распоряжение: начальником экспедиции назначается Георгий Сергеевич Травин, заместителем — Виктор Строганов. Желаю счастливого возвращения на Землю…
Батыгин скончался через несколько дней, ночью. С вечера усилился ветер, океан вздулся, потемнел, и черные грозовые тучи снизились над Землеградом. Небо раскалывалось над самыми крышами, и в окнах вспыхивали синие молнии.
Неожиданно наступило затишье. Батыгин глубоко вздохнул и приподнялся на подушках. Он посмотрел на Травина, на Виктора, на врача и улыбнулся им.
— Жду вас, — сказал он тихо и опустился на подушки. Больше он не дышал.
А Денни Уилкинс лежал в это время в своем домике и глядел на сетку верхней койки, не видя ее. Батыгин прав. Он, Денни Уилкинс, находится за пределами «пояса жизни». Смерть Юрия Дерюгина никогда не позволит ему переступить невидимого порога, никогда не позволит открыто завоевать право на любовь Нади, на дружбу Виктора, Костика и других товарищей по экспедиции… Что ж, он не трус и сумеет найти выход из этого безвыходного положения. Лучшее, что сделал за свою жизнь Денни Уилкинс, — это участие в экспедиции на Венеру; не разумнее ли остановиться на этом и не продолжать историю никому не нужного существования?.. Да, никому — даже Наде, даже сыну… Наверное, сын окажется счастливее отца, и судьба его сложится иначе. А ему, Денни Уилкинсу, терять нечего…
Денни Уилкинс не спеша поднялся с койки. Все, кроме Костика, спали, а Денни Уилкинсу мучительно хотелось со всеми попрощаться, прежде чем уйти навсегда… Но разведчику положено умирать молча, и Денни Уилкинс молча прошел мимо Костика, вышел из домика и плотно прикрыл за собою дверь…
Батыгина хоронили утром. Низкие рваные облака летели над океаном, свистел ветер в антеннах Землеграда. Неподалеку от могилы Мишукина вырыли вторую могилу — для Батыгина. Надгробных речей не произносили.
Отгремел прощальный салют… И в это время кто-то заметил, что волны несут к берегу какой-то странный предмет. В бинокль удалось разглядеть, что это резиновая шлюпка. Вскоре ее выкинуло на берег. Она оказалась пустой…
«Крестовин! — эта мысль обожгла сознание Виктора. — Его нигде нет!» Удрученный смертью Батыгина, Виктор ни о ком больше не думал, но теперь ему казалось, что он все время чувствовал отсутствие Крестовина.
— Где Крестовин? — громко спросил он. — Я давно не видел его…
Костик припомнил, что ночью Крестовин вышел из домика, но вернулся или нет — Костик не знал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
