— Так что проваливай пока, ваша темность, и без победы не возвращайся. Да, вот еще что, — в лукавом взгляде доньи Эстреллы мелькнула жесткость. — Накажи ее чуть. Эта коза опять проштрафилась — представляешь, уснула на дежурстве у кроваток моих дочерей!
Чернокнижник легонько нахмурился. Спать на посту? За такое не грех и голову смахнуть! И все же он легонько чмокнул с готовностью подставленную ладошку.
— Хорошо, Эстрелла, я буду строг, но справедлив, — тут он не удержался от улыбки. — И все же, я чуть ли не с нетерпением ожидаю, когда ты станешь Императрицей — ох, мы на троих с Яном покуролесим!
— О-о, — донья в шутливом ужасе закатила глазки. — Я и сама боюсь представить, чего мы натворим! Ладно, ступай…
Глава 30
Место это не имеет названия. Невозможно и описать, где и даже когда оно. А посему и неудивительно, что угрюмый человек в черном плаще пришел именно сюда — под низко нависающее подобие неба над диковинными почерневшими деревьями, больше похожими на бред крепко подвыпившего гнома. Словно пучок кое-как склепанных вертикально стоящих пил — примерно такая ассоциация появлялась при взгляде на этакое страхолюдство, иначе здешние елки (или что оно такое) не назовешь.
Да и трава видом и жесткостью мало отличалась от пыльных пучков стальной проволоки. И вот на эту-то траву чернокнижник безо всякого почтения вытряхнул из кровоточащего мешка за плечами нечто, весьма напоминающее большой ободранный кусок мяса.
Однако внимательный взгляд пришедшего заметил, что в ноше еще упрямо теплится огонек жизни. Усмехнувшись, Valle не стал гасить его — не стоило ради этого тащить останки эльфийки Падший знает куда. Наоборот, наклонившись, он самым внимательным образом рассмотрел… вернее, не то чтобы рассмотрел… но и не ощупал. В общем, исследовал не столько с помощью зрения, сколько доступной ему, но недоступной пониманию прочих магией.
Удовлетворенно кивнув, он быстро и споро начертал вокруг впавшей в беспамятство жертвы небольшую восьмиконечную звезду. Его наставница, приснопамятная Гретта, пришла бы в ужас от небрежности и кривых линий — но именно этого чернокнижник в данном случае и добивался. Заглядывая внутрь себя, он по памяти стал ставить в вершинах доставаемые тут же из сумки ингредиенты. Если одни ровным счетом никаких эмоций не вызывали, то только от вида и мерзкого запаха других еле заметно морщился и он сам.
А все же, внимательный взгляд отметил бы, что одна вершина осталась открытой. Вообще-то, данный казус ни в какие рамки и теории магической науки не лезет — но в данном случае, думается, чернокнижнику виднее — что и как делать.
— Привет из Стигии — так я назову этот обряд, — усмехнулся он, последний раз осмотрев свое творение и мысленно повторив предстоящую последовательность действий. — Смысл как раз в том, чтобы он не удался… но удался в ином.
И в самом деле — если опустить весьма неаппетитные подробности произошедшего потом да заткнуть уши, дабы не слышать завывающих от ужаса невидимых демонов, коим не удалось удрать вовремя — обряд удался и не удался одновременно. Не удался в том, что жертва все-таки осталась жива, с похвальной настойчивостью упрямо цепляясь за жизнь. А удался в том… со слабым, замирающим стоном эльфийское «я» волшебницы (как же ее звали? А, да теперь неважно) исчезло, распылилось в ничто, не оставив от себя в истерзанном теле даже условных рефлексов.
***
Гэлронд несказанно изумился, когда на хвойную подстилку перед ним шлепнулось изуродованное кровоточащее нечто, в чем с трудом можно было бы признать человека, вернее — эльфийку. Высвободить волшебницу из кокона ею же созданных заклинаний оказалось делом нелегким и весьма кропотливым. Но к чести волшебников рода человеческого, они все же справились, хотя пристрастный взгляд и отметил, что действовали они порой грубовато и прямолинейно, с бесцеремонной эффективностью, так отличающейся от утонченных построений перворожденных.
— Только не говори мне, ваше чернокнижие, что это ты ее так изуродовал, — проворчал он, по неистребимой целительской привычке приблизившись и сделав первый, предварительный осмотр.
— Не я, — устало кивнул молодой чернокнижник, слегка пошатываясь от бурных событий недавнего прошлого. — Готовила эта тварь ловушку на меня, да сама в нее и попалась. Еле вырвали — местами пришлось рвать по живому. Сможешь привести в божеский вид это?
Эльф снова проник аурой в искалеченные останки. Некоторое время делал что-то, изучал — отчего у жмурящегося на солнышко Valle проявлялась иной раз легкая приятная почесуха. Затем нахмурился.
— Странно. Я считал, что знаю всех сильный чародеек нашего народа — а эта очень, очень сильная. Но никак не могу признать — аура чистая, словно у младенца. Ни единого отпечатка индивидуальности.
Молодой чернокнижник отвернулся от созерцания безмятежной глади озера за деревьями, и вернулся на поляну.
— Забытье, Гэлронд. От некой д'Ахорне осталось только тело. А душу я разорвал в клочья и мелко-мелко истер в призрачную пыль. И развеял над Мостом Богов, лишив ее посмертия.
Целитель отшатнулся.
— Д'Ахорне, величайшая из волшебниц? Это невозможно, хомо. Твоя сила что трава на ветру перед нею. И все же…
Он вновь приник к едва заметно подрагивающим лохмотьям плоти, осторожно приподнял пропитанный алой спекшейся кровью (совсем, как у вас, людей!) завиток прежде золотых волос.
— А ведь может быть — очень похоже. Я никогда не приветствовал ее ортодоксальных взглядов, ведь все целители отличаются куда большей терпимостью.
Он встал и задумался.
— Значит, это и есть та пара, что ты мне обещал, барон? Что ж, я не верил, что ты сдержишь свое слово или что у тебя все выйдет. Но я рад, что ошибся.
Он еще что-то бормотал о слове чернокнижника, что крепче гномьей стали, набрасывал список трав и зелий, потребных для приведения эльфки в должный вид и последующего воспитания — но Valle уже отошел в тень, прилег и тотчас уснул. Прямо на мягкой хвойной подстилке под неумолчный шепот метущих кронами небо величавых сосен. И снились ему не грандиозные битвы в сполохах боевых заклинаний, не толпы кланяющиеся подножью его трона — нет! А спокойные и чуть грустные глаза матери, вглядывающейся в сына из невообразимого далека…
***
Немало тайн знают крепкие и холодные своды подземных казематов. Немало признаний и судорожных воплей слышали они, а уж сколько душераздирающих зрелищ! Если бы все эти муки вдруг выступили из впитавшего их камня, то горе бы наступило по всей земле великой.
