А Рунгжоб нашёл, когда полез в кабинет Елены Владимировны воровать мундштук.
— Кстати, зачем?
— Это оружие, — встрял кенар, недовольный, что у него отнимают инициативу в разговоре. — Поменьше болтай, полковник, тебе ведь жаба ещё нужна? Станешь трепаться, я её придушу.
— А я чиркну.
— Тогда все сгорим! Силы в банке пальца на два, этого на весь этаж хватит!
Мне показалось, или он снова бросил взгляд на уточку? Страх перед зажигалкой приобрёл некоторое объяснение, но резиновый манок?
Дальнейшие события повалили все разом, словно из мешка. Рунгжоб решил, наконец, что иметь оружие против меня — надёжнее, чем заложницу. Он переложил полузадушенную жабу из здоровой руки в раненую, стараясь при этом не выронить мумифицированный обрубок.
— Да уж, Евгений, я бы советовал вам… — начал одновременно с этим Турчин, пошевелив стволом пистолета.
— Стоять! — заорал я, смещая взгляд в его сторону.
Рунгжоб воспринял это как сигнал к действию и взмахнул своим оружием.
Здание качнулось, свет моргнул. Как может качнуться здание, врытое на десятки метров в землю? А бог его знает. У меня сложилось впечатление, что пол прямо-таки ушёл из-под ног. Или кто-то сшиб с ног мягким сильным ударом под колени.
Понимая краем сознания, что в мою сторону летит золотой снаряд, я не сопротивлялся. Наоборот, расслабил и подогнул ноги, чтобы поскорее завалиться на спину. А кулак, державший резиновую уточку, изо всех сил сжал.
Сквозь раздавшийся за этим трубный рёв, звон и хруст, я расслышал ещё два звука. Вскрикнул и на высокой ноте потерял голос Турчин. И истошно заверещал Рунгжоб. А потом перестал.
По моему затылку разлилось тепло, превратилось в жар. Послышались яростные, рыдающие и спорящие до крика голоса — и затем на мой разум накинули непроницаемый чёрный мешок.
* * *
— Мы уходим! — Катор Гилос был категоричен и непреклонен.
— Это не обязательно! — противился ему голос Хилды Гилос. — Стая могли бы…
— Нет! Это обязательно.
— Но Хвосты!..
— Это проблемы людей. Мы уходим.
— Стая даже не попытаемся отомстить?
— Стая уже попытались. С нами больше нет Мины. А теперь ещё и Солы. Больше никто не погибнет, я не допущу. Мы уходим немедленно.
Откуда здесь взялась Хилда? И почему так темно?
— Твой друг очнулся, — заметил Катор.
— Я могу его отпустить?
— Да, любимая. Только следи за ним. Мне не хотелось бы никого больше убивать.
Он сказал "никого больше"?
Я открыл глаза. Сначала увидел Рунгжоба. Он лежал на боку, подогнув ноги к животу и вцепившись пальцами, сведенными спазмом, в собственное лицо. Так, словно последним ощущением была адская боль в голове, прямо в его продолговатом рыхлом мозге. Рунгжоб был мёртв.
— Они имунны к чтению мыслей. Но это не значит, что они совсем не уязвимы для нашей силы, — объяснил Катор. — Совместных действий стаи иногда хватает, чтобы сжечь личность.
— Вы очень постарались?
— Стая очень страдали. Поэтому сил хватило.
Я поискал глазами и увидел. Крошечная золотая статуэтка шестиногой ящерицы. Сола Гилос, погибшая по моей вине.
— Не думаю, — с грустью возразил Катор. — Птенец не собирался отпускать нас живыми. Ты не смог её спасти, но ты спас стаю.
Потом я увидел паука, вялого, медленно потирающего педипальпы.
Хилда устроилась у него на голове, между двумя рядами глаз.
— Я пришла, как только смогла, — сказала она, хотя это было и без слов очевидно. От пояса до самых туфель мои штаны покрывал слой паутины. Вот, что сбило меня с ног и спасло от руки Мидаса.
Я ещё раз обернулся и, наконец, увидел полковника Турчина. Он лежал на спине, подняв вверх руку. Застывшие пальцы сжимали бесполезный пистолет, мраморная плитка раскололась от удара золотого затылка. Жаль, теперь его будет не допросить. Хотя Буньип и Диббук…
— Нет! — сказал Катор, хотя я пока ни о чем его не спросил. — Стая уходим сейчас же. Я ни на минуту не хочу продлевать опасность для них.
— Какая вам может грозить опасность, теперь-то?
Катор протяженно моргнул, чтобы зрение не мешало сконцентрироваться, и передал моим глазам нечеткий образ комнаты наверху, несколькими этажами выше. Знакомое помещение, хотя и сильно искаженное неверными представлениями гипножабы о земных интерьерах. Комната, наполненная искрящимся фиолетовым туманом с запахом абрикоса. В этой комнате — несколько застывших фигур.
— Бой уже идёт. Победитель пока не определился, ты можешь успеть изменить исход. Независимо от этого, угроза остаётся. Если не сумеешь, Хвосты вернутся сюда и убьют нас. Если сумеешь — стаю захотят судить по местным законам. С нас хватит, мы уже потеряли двоих.
— Я мог бы запретить вам.
— Но не мог бы остановить. Стая только что убили кенара, не вынуждай подавлять твою волю силой. Если Хилда обмотает тебя паутиной, ты ничем не сможешь помочь своему другу там, наверху.
Паук выдвинулся из угла. Я сделал шаг назад, а потом понял, что угрозы нет. Паук подал лапу Катору, пристраивая его себе на загривок, а потом передал туда же статуэтку Солы.
— Мой муж поступает правильно, — поддержала Хилда. — Как нам быстрее и безопаснее всего покинуть Москву?
Я прикинул, какие есть маршруты, выбрал самый короткий.
— Сможешь выйти тем же путём, что и зашла сюда?
— Да, я запомнила тот коридор, он открывается в обе стороны.
— Тогда на кольцевой цепляйтесь за поезд в сторону Новослободской. И там примерно на середине перегона надо будет спрыгнуть, чтобы перейти на салатовую линию. Думаю, паук знает, где именно.
Хилда сверилась с памятью паука и послала мне утвердительную эмоцию.
— Идите через технический тоннель, — посоветовал я. — А на ближайшей станции, возле Марьиной рощи, откроется пересадка в один из подходящих вам миров. Разберёшься?
— Да, это не сложно. Я запомнила образ из твоего воображения.
— Тогда идите. Постарайтесь не повредить паука, он и так сегодня натерпелся.
— Прощай, человек. Из тебя когда-нибудь выйдет хороший самец стаи! — заявила она, шевельнула дюжиной паучьих лап и исчезла за дверью.
— Не думаю, — пробормотал я вслед удаляющемуся скорбному семейству. — Ненавижу икру и сырость.
Ощущение тепла в темени пропало. Мысли побежали быстрее. Наверное, гипножабы всё-таки подавляли активность моего мозга из предосторожности. А теперь я по-новому воспринял всё, что случилось. И вспомнил, зачем нахожусь здесь.
Прихватить с собой руку Мидаса я не решился. Рунгжоб в конвульсиях ободрал с неё сухую хрупкую кожу и отломил два пальца. Интуиция подсказывала, что в таком виде это оружие непредсказуемо.
Я подобрал с пола уточку-манок. Сдавил пальцами. Она тонко протяжно пискнула — никакого тебе трубного гласа. Я нажал посильнее, звук получился ниже, гуще. Осколки тюремных аквариумов задрожали и тихо звякнули. Так вот, в чём
