в тот момент она была мертва, но не уверен в этом.
— Значит, она страдала? — голос Рё звучал пискляво и плаксиво.
— Как я уже сказал, мы не знаем. Мы можем установить, что часть повреждений была нанесена после остановки сердца, но не все. Мне жаль.
Рё всхлипнул. Юхан Крон никогда, ни на каком этапе их отношений, не жалел Маркуса Рё. Ни на секунду — его клиент был слишком большим ублюдком для этого. Но только сейчас он почувствовал сострадание, может быть, потому, что на мгновение неизбежно представил свою жену на каталке, а себя — на месте Рё.
— Я знаю, что это болезненно, — сказал ассистент по судебно-медицинским экспертизам, — но я должен попросить тебя не торопиться. Посмотри на неё и сделай всё возможное, чтобы убедиться, что это именно Хелена Рё.
Крон предположил, что звучание её имени рядом с изуродованным телом заставил Рё судорожно зарыдать.
Крон услышал, как позади него открылась дверь.
Вошёл Харри Холе в сопровождении темноволосой женщины.
Холе коротко кивнул.
— Это Александра Стурдза. Она работает здесь. Мы встретились по дороге.
— Юхан Крон, адвокат Рё.
— Я знаю, — сказала Александра, подойдя к раковине и начав мыть руки. — Я была здесь ранее сегодня, но, очевидно, всё пропустила. Её опознали?
— Как раз сейчас они этим занимаются, — сказал Крон. — Это не совсем… э-э… простая задача.
Холе подошёл к окну, где уже стоял Крон, и теперь тоже рассматривал то помещение.
— Ярость, — просто сказал он.
— Прости?
— То, что он сделал с ней, не похоже на то, что он сделал с двумя другими девушками. Это ярость и ненависть.
Во рту Крона пересохло, он сглотнул.
— Ты имеешь в виду, что это сделал тот, кто ненавидит Хелену Рё?
— Может быть. Или он ненавидит то, что она представляет. Или он ненавидит себя. Или он ненавидит того, кто любит её.
Как юрист Крон слышал такие заявления раньше. Это были более или менее стандартные для судебных психологов формулировки в делах о насилии и убийствах на сексуальной почве, кроме последней фразы, о ненависти к тому, кто любил жертву.
— Это она, — зазвучавший через динамик шёпот Рё заставил замолчать их троих, стоящих у входа в помещение для вскрытий.
Темноволосая женщина выключила кран и повернулась к смотровому окну.
— Извини, но я должен спросить тебя, уверен ли ты, — раздался голос ассистента по судебно-медицинским экспертизам.
Из губ Рё вырвался новый судорожный всхлип. Он кивнул. Указал на одно плечо.
— Этот шрам. Она получила его, когда мы были в индийском городе Ченнаи, и она каталась на лошадях на пляже. Я нанял скаковую лошадь, которая на следующий день должна была участвовать в гонке. Они были так прекрасны вместе. Но лошадь не привыкла бегать по песку и не заметила яму, образовавшуюся после прилива. Они были так прекрасны, когда они… — Он замолчал и закрыл лицо руками.
— Должно быть, чертовски хорошая лошадь, раз его так пробрало, — сказала темноволосая женщина. Крон с недоумением повернулся к ней, встретил её холодный взгляд и проглотил выговор, вертевшийся на кончике его языка. Вместо этого он раздражённо повернулся к Харри.
— Она проанализировала материал ДНК Рё, — сказал Харри. — Он соответствует слюне, найденной на груди Сюсанны Андерсен.
Харри изучал лицо Юхана Крона, пока произносил эти слова. Ему показалось, что он увидел искреннее удивление, как будто адвокат действительно верил в невиновность своего клиента. Но то, во что верили юристы и полицейские, на самом деле не имело значения. Как показали исследования, способности отличить правду ото лжи примерно у всех людей одинаковые. Или, другими словами, что все мы примерно так же безнадёжны в этом, как детектор лжи Джона Ларсона. Тем не менее, Харри было трудно поверить, что удивление Крона или слёзы Рё были игрой. Конечно, мужчина может оплакивать женщину, которую он убил своими руками или за убийство которой он заплатил кому-то другому. Харри видел достаточно виновных в убийстве мужей, которые плакали, вероятно, от осознания вины, смешанной с потерей любви и того ревнивого разочарования, которое привело к внезапному насилию и убийству. Господи, неужели он сам не поверил на какое-то время, что он, посреди алкогольного тумана, убил Ракель? Но Маркус Рё действительно не был похож на человека, убившего женщину, лежащую перед ним, хотя Харри не мог объяснить, почему и как. Слёзы были какие-то слишком искренние. Харри закрыл глаза. Слёзы слишком искренние? Он вздохнул. К чёрту эту эзотерическую чепуху, доказательства налицо, и они рассказывают свою собственную историю. Чудо, которое спасёт и его, и Люсиль, вот-вот должно было произойти, так почему бы не приветствовать его с распростёртыми объятиями?
В комнате послышался звонок.
— Кто-то у главной двери, — сказала Александра.
— Вероятно, полиция, — сказал Харри.
Александра пошла открывать дверь.
Юхан Крон посмотрел на него.
— Это ты их вызвал?
Харри кивнул.
Рё вышёл из помещения для вскрытий, снял форму, маску и шапочку.
— Когда мы сможем перевезти её в похоронное бюро? — спросил он, обращаясь к Крону и игнорируя Харри. — Невыносимо видеть её такой, — его голос был хриплым, а глаза влажными и красными. — И голова. Нам нужно сделать ей голову. У нас есть куча фотографий. Нужен скульптор. Лучший, Юхан. Он должен быть лучшим. — Он снова заплакал. Харри отошёл в угол комнаты, где внимательно наблюдал за Рё.
Он отметил недоумение на лице Маркуса, когда открылась дверь и вошли четверо полицейских: трое мужчин и одна женщина. Двое из них схватили Рё за руки, третий надел на него наручники, а четвёртая объяснила, почему он арестован.
На пути к двери Рё повернул голову, как будто желая в последний раз увидеть тело женщины, лежащей в окне позади него, но сумел повернуть её только так, чтобы заметить Харри.
Взгляд, который он бросил на него, напомнил Харри о лете, когда он работал на литейном заводе, где расплавленный металл заливали в форму и за секунды он превращался из горячего, красного и жидкого, в холодный, серый и твёрдый.
Потом они ушли.
Вошёл ассистент по судебно-медицинским экспертизам и снял маску.
— Привет, Харри.
— Привет, Хельге. Позволь спросить у тебя кое-что.
— Да? — он повесил халат.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь из виновных так плакал?
Хельге задумчиво надул щёки и медленно выпустил воздух.
— Проблема эмпирического познания в том, что мы не всегда с его помощью понимаем, кто виновен, а кто нет, не так ли?
— Мм. Хорошо замечено. Могу я…? — он
