Рассеченные руки, лицо и шея монстра кровоточили белым. Он, конечно, мог залечить раны, но пока у него не было на это времени. Эф рубанул было по его шее серебряным клинком Сетракяна, но вампир перехватил запястье. Грудь разрывалась от боли, а Владыка был неимоверно силен. Он отвел руку Эфа назад, направил клинок в его горло.
И тут на них упал луч прожектора. Сквозь пелену тумана Эф увидел сияющее разодранное лицо противника, увидел кровяных червей под его кожей, возбужденных близостью человеческой крови и предвкушением убийства. Голова Эфа гудела, потом в этом шуме прорезался голос, поднялся чуть не до ангельской высоты.
Новое тело ждет меня. Когда кто-нибудь в следующий раз посмотрит в лицо твоего сына — он посмотрит на меня.
Черви, словно в экстазе, клокотали под плотью.
Прощай, Гудвезер.
Однако Эф перестал сопротивляться Владыке за миг до того, как тот поднял руку для решающего удара. Эф проколол собственное горло, вскрыл вену. Он видел, как струя его красной крови хлынула прямо в лицо Владыки, и кровяные черви взбесились.
Паразиты выпрыгивали из открытых ран вампира, выползали из порезов на его руках, отверстий в груди, пытаясь поскорее добраться до крови.
Вампир застонал, встряхнулся, отшвырнул противника и поднес руки к лицу.
Эф приземлился неудачно. Собрав последние силы, он перевернулся и увидел, как в луче прожектора Владыка неуверенно пятится, стараясь усмирить собственных червей-паразитов, которые устроили пляску на человеческой крови, застилающей глаза.
Эф и сам был словно в тумане, все вокруг замедлилось. Удар по земле совсем рядом привел его в чувство.
Снайперы. Еще один прожектор нашел его, красный луч лазерного прицела плясал на его груди и голове… и на атомной бомбе в нескольких шагах впереди.
Эф потащил себя по земле, приближаясь к бомбе, хотя пули рыхлили землю вокруг него. Он ухватился за край ядерного бочонка, подтянулся, пытаясь достать детонатор.
Он взял его в руки, нащупал кнопку, а потом рискнул оглянуться на Зака.
Мальчик стоял рядом с распластавшимся на земле Рожденным. Несколько кровяных паразитов перебрались на него, и Зак попытался стряхнуть червей с себя… а потом несколько червей начали ввинчиваться в кожу на руке и шее.
Поднялось тело мистера Квинлана, в его глазах появилось новое выражение, новая воля. Воля Владыки, который досконально понимал темную сторону человеческой природы, но был чужд любви.
— Это любовь, — прошептал Эф. — Боже, как больно… но это любовь…
И тот, кто всю свою жизнь опаздывал почти везде, на этот раз успел, успел на самое главное событие в своей жизни. Успел нажать кнопку.
И — ничего не случилось. Одно мучительное мгновение остров для Эфа оставался оазисом тишины, хотя над ним кружили вертолеты.
Он увидел, как мистер Квинлан идет к нему, движимый последним усилием воли Владыки.
Два удара в грудь свалили Эфа на землю. Он лежал и смотрел на свои раны: из кровавых дыр чуть правее сердца текла на землю его кровь.
Эф поглядел мимо мистера Квинлана на Зака, его лицо светилось в свете прожектора. Он еще не лишился собственной воли. Он все еще был здесь, все еще владел собой. Он видел глаза Зака (его сына, даже теперь его сына), у него по-прежнему были самые прекрасные глаза…
Эф улыбнулся.
И тогда случилось чудо.
Он в жизни не знал ничего мягче — это было не землетрясение, не ураган, воды моря не расступились. Небо прояснилось на мгновение, и сверху упал столб чистейшего очищающего света в миллион раз ярче и мощнее, чем свет любого прожектора. Одеяло черных туч разошлось, и земля озарилась благодатным сиянием.
Мистер Квинлан, зараженный кровью Владыки, зашипел и скорчился в ярчайшем свете, точно омар в кипятке. Из его тела вырывались дым и пар, и Рожденный закричал.
Но что бы ни происходило вокруг, Эф ни на миг не отрывал взгляда от сына. И Зак увидел, что отец улыбается ему в мощном свете великого дня, и узнал в нем того, кем он был…
— Папа… — произнес он одними губами.
А потом взорвалась бомба. Все вокруг эпицентра испарилось — тела, песок, растительность, вертолеты. Все.
Очистилось.
* * *С берега гораздо ниже по течению реки, близ озера Онтарио, Нора видела вспышку всего лишь одно мгновение, а потом Фет схватил ее и утащил за скалистый выступ — оба они, свернувшись клубком, упали на землю.
От ударной волны содрогнулся старый заброшенный форт, из стен полетела пыль и осколки камня. Нора была уверена, что все сооружение рухнет в реку. Уши заложило, вода вокруг вздыбилась стеной, и хотя глаза были плотно зажмурены, а голова закрыта руками, она все же видела яркий свет.
Струи дождя сдуло, земля завопила от боли… а потом свет померк, каменный форт осел, не разрушившись, все вокруг замерло, наступила тишина.
Позднее Нора поймет, что их с Фетом временно оглушил взрыв, но в то мгновение тишина казалась глубокой и осмысленной. Фет, закрывший телом Нору, поднялся, и они вместе выглянули из-за скалы, когда вода отступила от берега.
Нора лишь позднее поняла, что увидела — великое небесное чудо.
Гавриил, первый архангел (существо из света такого яркого, что рядом с ним меркли солнце и атомная вспышка), спустился в столбе света на сияющих серебряных крыльях.
Михаил, убиенный, подобрал крылья и молнией устремился вниз, но приблизительно в полутора километрах от земли замедлил падение и дальше стал планировать.
А потом, словно поднявшись из самой земли, появился Озриэль, снова цельный, восставший из общего праха. Он поднимался к небу, с его громадных крыльев сыпались камни и земля. Он снова превратился в дух, оставив плоть.
Нора видела все это в абсолютной тишине временной глухоты, а потому, вероятно, ее восприятие обострилось. Она не слышала яростного гула, от которого дрожали ноги, она не слышала треска ослепляющего света, который согрел ее лицо и ее душу. Истинный ветхозаветный миг, свидетелем которого стал человек, облаченный не в древние одеяния, а в вещи из «Гэпа». Это мгновение на всю оставшуюся жизнь потрясло ее чувства и веру. Нора, даже не замечая этого, плакала, слезы свободно текли по ее лицу.
Гавриил и Михаил присоединились к Озриэлю, и вместе они воспарили над планетой. Дыра в тучах засияла невыносимым блеском, когда три архангела достигли ее, а потом, сверкнув божественным сиянием, отверстие поглотило их и закрылось.
Нора и Фет оглянулись. Река все еще бушевала, их лодчонку унесло. Фет посмотрел на Нору, убедился, что она цела.
— Мы живы, — произнес он одними губами, слова не были слышны.
— Ты видел? — спросила Нора.
Фет отрицательно покачал головой, но это не означало, что он не видел, он хотел сказать: «Я не верю».
Они посмотрели на небо.
Песчаные берега вокруг превратились в переливчатое стекло.
* * *Из форта вышли его обитатели, несколько десятков мужчин и женщин, на руках у некоторых были дети. Нора и Фет предупредили, что нужно укрыться, и теперь островитяне ждали объяснений.
Норе пришлось кричать, чтобы ее услышали.
— Энн и Уильям? — спросила она. — С ними был мальчик, тринадцатилетний мальчик.
Взрослые отрицательно покачивали головами:
— Они отчалили раньше нас!
— Может, они на другом острове?
Нора кивнула, хотя и не думала так. Они с Фетом добрались до форта на весельной лодочке. Энн и Уильям должны были прибыть раньше.
— А что с Эфом? — спросил Фет, положив руку на плечо Норы.
Подтвердить это было невозможно, но она знала: Эф больше не вернется.
Эпилог
Взрыв на месте рождения Владыки уничтожил весь его род. Вампиры мгновенно исчезли. Перестали существовать.
В следующие несколько дней люди получили тому подтверждение. Сначала — ненадолго высадившись на большую землю, когда отступила вода. Потом — просматривая взволнованные сообщения в освобожденном Интернете. Но люди не радовались, они пребывали в посттравматическом шоке и не знали, к чему себя приложить. Атмосфера по-прежнему была заражена, часы дневного света — коротки. Суеверия никуда не делись, а темноты стали бояться еще больше, чем раньше. Снова и снова появлялись новости о вампирах, и каждая была порождением истерии.
Ход жизни не вернулся «к норме». Напротив, островитяне многие месяцы оставались в своих жилищах, соображая, как заявить права на свою собственность на большой земле, но не желая возвращаться к довампирской жизни. Все представления, что накопили люди в области физики, истории, биологии, казались неверными или по меньшей мере неполными. К тому же за два года все сжились с новой реальностью, с новой властью. Прежние верования сотряслись до основания, вместо них возникли новые. Все подвергалось сомнению. Неопределенность стала новой чумой.
