До отправления оставалось сорок минут. Пожалуй, их мне не хватит, чтобы успеть съездить в офис экологического контроля и поговорить с Томальди. Следующий рейс в сторону Самдаль-Сити уходил через два с лишним часа — в десять ровно. Если удастся застать Томальди, поеду им.
Номер доктора Томальди долго не отвечал. Я подсчитывал длинные гудки и одновременно отыскивал локус экологов на случай, если у Томальди сменился номер-код. Наконец мне ответили. Сквозь шум прорезался нетерпеливый голос: «Да, слушаю!». Голос был сильно искажен помехами. Видеорежим не работал.
— Доктор Томальди? — уточнил я.
— Да, я, — прохрипело в наушнике. — Кто это?
Скороговоркой я напомнил ему о спасателе Алексееве, о «Телемаке», назвал себя, как обычно, журналистом с Фаона. Алексеева он помнил хорошо, к журналистам относился терпимо и рад был бы встретиться, но сейчас он занят с экспертами из экологического ведомства ООН, совершающими инспекционную поездку по Ундине. Связь едва работает, потому что в данный момент они находятся у подземного водохранилища, берут пробы грунтовых вод. Шумит насос и канал связи. Неизвестно, что больше. Я спросил, как долго он сможет со мной говорить.
— Столько, сколько мы оба вытерпим этот чертов шум, — угрюмо ответил он. — Вам Алексеев меня посоветовал?
— Да, мы обсуждали с ним выводы комиссии, он считает, что…
— Помню-помню, — сэкономил свое и мое время Томальди. — Дельный парень.
— Пожалуй… Вы с ним согласны?
— Насчет Стахова и микробиологических исследований?
— В особенности насчет Стахова.
Томальди задумался. При выключенном видеорежиме думать молча считается невежливым. Мысли эколога звучали примерно так: «М-да… хм… хм… м-да… впрочем… м-да…» — в цикле. Я не выдержал и решил ему помочь:
— За последний год ничего нового по этому делу не появилось?
— Да вроде нет, — ответил он, не прерывая мычанья.
— Я разговаривал с Марией Стаховой. Ей мерещится какой-то третий астронавт, который и был убийцей.
— Третий? На «Телемаке», если я правильно помню, находилось пятеро астронавтов.
— Значит шестой. Третий — в смысле — в биозащитном скафандре. Не Стахов и не Кастен.
— Не берите в голову, — отмахнулся он. — Я понял, о чем это она. Сейчас я вспомнил, что во время следствия она твердила тоже самое. И Луиза Кастен за нею повторяла. Понимаете, когда Стахова и Кастена включили в состав экипажа «Телемака», их супруги подружились. Между женщинами, чьи мужья работают вместе вдали от дома, иногда возникает странная дружба — сродни профессиональной солидарности. Они не могли примириться с мыслью, что кто-то из их мужей оказался убийцей. Так у них родилась спасительная идея о третьем астронавте. Нормальная реакция на стресс — призрак-убийца бродит по станции… — и Томальди хмыкнул.
— Кто первый из них заговорил о призраке?
— Стахова, — уверенно ответил он. — А Луиза Кастен подхватила. В ее состоянии это было нормально.
— В каком состоянии?
— А в каком, по-вашему, состоянии находится женщина, которая ждет ребенка и которая только что потеряла мужа, отца будущего ребенка? Врачи еле вытянули ее с того света. По-настоящему она оправилась только после рождения малыша.
— С ним все в порядке?
— Растет, насколько я знаю. Мальчик.
— Им там трудно — я имею в виду на ферме?
— Конечно, трудно. Зачем только ее туда понесло…
— Стахова вскользь упомянула о том, что у Луизы возникли трудности с переселением. Вам об этом ничего неизвестно?
— Впервые… хотя нет… да, я что-то об этом слышал. Кажется, ей отказали из-за ребенка.
— Разве не ваша организация принимает подобные решения?
— Никоим образом. Разрешение выдает комиссия по заселению, экологический контроль к этому не имеет отношения. Мы не решаем, кому переселяться, мы лишь следим, чтобы фермеры соблюдали установленные правила.
Теперь я слышал голос чиновника, находящегося при исполнении. Не подслушивают ли нас эксперты из ООН?
— Вам не стоит прислушиваться к тому, что говорит Стахова, — продолжал Томальди. — После того как Алексеев заподозрил ее мужа, ей всюду мерещится заговор.
— Чей заговор?
— Неважно. Чей угодно.
— Наверное, нам стоит встретиться лично. Вы когда освободитесь?
— Послезавтра, возможно… Но вряд ли я смогу что-то добавить. С тех пор как Алексеев покинул Ундину, я делом «Телемака» не интересовался.
— Я сейчас еду к Луизе Кастен. Потом заглянул бы к вам.
— Хорошо. Как вернетесь, звоните мне по этому номеру.
Выключив связь, я вдруг понял, что шум, мешавший нам в начале разговора, к концу разговора стал как будто тише.
Состав тронулся, и желудок, тоже тронувшись, прилип к позвоночнику. Я стал вспоминать, когда и где я ел последний раз. Кажется, на борту «челнока». Куриный паштет из тюбика и сырные шарики из-под кресла. Они туда залетели, выскочив из пакета. Пыли и мусора, кстати, под креслами в «челноках» никогда не бывает, потому что когда невесомость, то всё летает абы где, а когда импульс — что не прилипло к пассажирам, прилипает к задней стенке салона. Именно так мне удалось поймать последний сырный шарик. Нет, предпоследний. Последний попал кому-то сзади.
Я посмотрел по сторонам. Никто не держал в руках куриных тюбиков. Две трети пассажиров надело видео-очки — зрение портят. Остальные сосредоточились на видеопланшетах и экранах, вмонтированных в кресла. Когда состав выскочил из города, появилось еще одно место, куда можно было пристроить взгляд — окно. Красиво, но однообразно: травянистые холмы с ультраиндустриальными вкраплениями, прозрачное небо, покрасневшее на западе. По мере того, как нарастала скорость, серо-буро-зеленая мешанина с переднего плана распространялась все дальше к горизонту. Одинокий пирамидальный купол на горизонте оставался неподвижен, поэтому казалось, что поезд мчится по гигантской дуге. Это свойство всех поездов, а не только ундинских. Широкие обручи, стягивавшие трубу через каждые сколько-то метров, слились с прозрачным армированным пластиком и погрузили пейзаж в некую мерцающую дымку. Дымка сгущалась, потому что солнце шло на закат.
Надоело.
Забрало шлема позволяло настраивать себя таким образом, что половина его оставалась прозрачной (изнутри), а половина становилась экраном, причем, чтобы перевести взгляд с экрана на темнокожую красотку в третьем ряду справа не требовалось дополнительно фокусировать взгляд. Очень удобно.
Чтобы было о чем поговорить с Луизой Кастен, я занялся изучением локуса «Сад и огород на Ундине».
19. Самдаль-Сити
Самый дальний. Нашли чем хвастаться.
Потягиваясь, пассажиры выходили на платформу. На часах — ноль двадцать одна. Кое-кто из пассажиров успел задремать в дороге. Перед выходом они будили себя влажными салфетками и таблетками с кофеином. Пробудившись, шагали уверенно, как в девять утра на работу. Я пристроился за темнокожей девицей. Она два раза на меня благосклонно взглянула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
