– А я тут при чем? Тёлки, они же дуры. Им говоришь про богатых мужиков, они сами на всё соглашаются! – стал он оправдываться.
– Только не надо всех под одну гребёнку, большинство девушек – хорошие, порядочные и верные, – убежденно говорю я.
– Ой, да ладно тебе! – махнул рукой Жора. – Насмотрелся я на них! Тихони, лапоньки такие. Ага. А как предложишь сто баксов, так готовы тебе на вокзальном туалете отсосать. А если тысячу, так и вообще…
– Как звали ту девушку, которую изнасиловал этот… извращенец, – спрашивает Максим, прерывая излияния сутенера и кивая на человека, некогда бывшего ей отчимом. А теперь уж и не знаю, кем он ей приходится.
– Да что за девушка-то? – удивляется Жора. – Вы хоть покажите мне!
Мажорка открывает ноутбук, кликает на кнопку. Сутенер приближается к экрану, внимательно всматривается в него. Потом просил отмотать назад, наблюдает снова. Затем ещё раз. Он покусывает нижнюю губу в раздумье. Приговаривает, что через его руки проходит столько баб, всех не упомнишь.
– А! Точно! Вспомнил! Да-да, вспомнил! Её Лизка зовут! Да, Лизка!
Глава 76
Теперь мне очень захотелось подойти к самодовольному бизнесмену, который даже в такой ситуации, похоже, самообладания не потерял, и шибануть его по роже. Но сдержался. Матушкино воспитание, знаете ли. С детства приучила меня к мысли, что кулаками орудует лишь тот, у кого с мозгами плохо, а это проистекает из неумения находить аргументы. Ага, посмотрел бы я на нее теперь, если бы она узнала такое! Интересно, женский профсоюз сработал бы в ней, или она осталась по-прежнему рафинированной интеллигенткой? Что-то слишком много я стал о ней думать.
Альберт Романович сидит, как ни в чем не бывало, и только периодически вытирает нос платочком, проверяя, не идет ли кровь. Сутенер Жора уставился на нас вопросительно. Мол, чего еще от меня нужно? Максим молчит и думает о чем-то. Я жду её реакции, ведь в нашей группе она главная, это уже определенный факт. Забавно: когда мы отправлялись в Японию, я тешил себя надеждой, что смогу перехватить инициативу, переданную ей в руки моим отцом, и вырваться в лидеры нашего маленького коллектива.
Теперь у меня никаких сомнений нет: лучше уж я буду ведомым, поскольку Максим соображает гораздо лучше. По крайней мере, может, в филологии и лингвистике она меньше разбирается (хотя, учитывая её знание английского и японского, есть над чем подумать), но в жизненных вопросах уж всяко лучше, чем такой доморощенный цветочек, как я. Хотя последнее время и меня жизнь треплет, мама не горюй. Ну вот, опять ее вспомнил.
– Дай ему, что обещал, – коротко бросает Максим Альберту Романовичу. Тот молча достает из стола деньги и бросает Жоре.
– Свободен, – произносит мажорка.
Сутенер, весьма довольный тем, что для него всё закончилось весьма благополучно, удаляется своей вихляющейся походочкой.
– Господа! – оборачивается он у двери. – Если что, обращайтесь. Лучших девочек вам организую.
В ответ ему гробовая тишина, и Жора, пожав плечами, уходит. Мы остаемся вдвоем с главой компании. Тот выжидательно, и притом без малейшего страха смотрит на Максим.
– Значит, так. Ты остаешься в России, в Москве. Не вздумай свалить за границу, иначе вот это, – мажорка кивает на флэшку, – попадет в СМИ. Тогда твоей деловой репутации конец. От полиции, конечно, ты отмажешься со своими деньгами. Тут я иллюзий не испытываю. Но когда все узнают и про то, как ты с девушками обходишься, и о вашем тайном клубе «М.И.Р.», думаю, жить тебе недолго придется.
Вот после этих слов, которые оказываются для Альберта Романовича полной неожиданностью, отчего он даже бледнеет, мы уходим. Не забыв компромат, конечно же. Покидаем беспрепятственно здание, проходя мимо охранников с пистолетами. Они оружие на нас не поднимают, а бочком-бочком спешат к боссу проверить, всё ли с ним в порядке. Вдруг помощь нужна? Как же, такому здоровому борову! У меня теперь никакого чувства к нему, кроме презрения, нет.
Когда выходим из здания, Сэдэо, который всё это время контролировал обстановку внизу, присоединяется к нам. Снова вызываем такси и куда-то едем. Ох уж мне эти неожиданные путешествия! Достали, честно говоря. Последний месяц только и делаем, что мотаемся, словно неприкаянные. Хотя такие мы, в общем, и есть. Ветром гонимые, солнцем палимые. Да еще под постоянной угрозой быть расстрелянными. Киллеров-то еще никто не находил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Куда мы? – спрашиваю у Максим.
– К Лизе.
– Думаешь, она захочет меня видеть?
– Тебя нет, а меня – да.
– С чего такая уверенность?
– Она тебя почему бросила, напомни-ка?
– Я оказался не сыном богатого бизнесмена, – вспоминать такое неприятно, но никуда не денешься.
– Зато я по-прежнему в «золотом» статусе, – усмехается Максим. – Ты ведь до сих пор меня мажоркой про себя величаешь, верно?
– Ну… да, но… – смущаюсь и признаюсь.
– Да ладно тебе, всё в порядке, – улыбается моя спутница и кладет ладонь на бедро. Да, мы сидим позади, а возле водителя расположился Сэдэо. Ох, Максим. Зачем ты так делаешь? У меня ведь сразу мурашки по коже и мечты о том, чтобы поскорее оказаться с тобой в постели. Так мало того, что она бедро мне погладила, так еще и – случайно будто – провела пальцами по бугорку на ширинке. И тот сразу живо откинулся, начав наполняться.
– О, юноша, да вы взволнованы, – сказала иронично Максим и слегка надавила указательным пальцем на возвышение.
– Максим, что ты делаешь? – взволнованным шепотом спрашиваю. – Прекрати немедленно. У меня сейчас стояк начнется.
– Это же замечательно, – улыбается мажорка. – Значит, ты по-прежнему меня хочешь.
– Хулиганка, – стараясь оставаться серьезным, отвечаю, а у самого рот в улыбке растягивается.
– Ладно, живи пока и радуйся, – говорит Максим и убирает руку. – Так вот, – повышает она голос и переходит на английский, чтобы японцу лучше было нас понимать. – Мы едем к Лизе. Чтобы выяснить детали того происшествия, разумеется.
– Как это поможет в нашем расследовании? – спрашиваю.
– Пока еще не знаю. Возможно, даст какую-то ниточку.
– Думаешь, она станет на ту тему разговаривать? Истерику тебе закатит, вот и все.
– Скажи, что Лиза больше всего любит на свете? – интересуется Максим.
– Ювелирные побрякушки, – отвечаю, не думая. Так прочно в памяти у меня сидит это ее глупое пристрастие, что не выбросить из головы.
– Вот и отлично. Остановите нам у ювелирного, пожалуйста, – говорит мажорка водителю. Тот выполняет просьбу минут через пять. Максим просит нас оставаться в машине, сама уходит и возвращается довольно быстро с маленькой бархатной коробочкой в руке. Садится и, когда мы трогаемся, раскрывает ее. Внутри – сверкающая рубинами подвеска. Очень красивая и, мне кажется, безумно дорогая.
– Такую впору любимой женщине дарить, а не какой-то там… Лизе, – последнее слово выговариваю с пренебрежением.
– Ну, пусть это будет ей моральная компенсация за перенесенное, – говорит Максим. – Тем более что деньги на этот презент дал Альберт Романович.
– Серьезно?
– Ну да, – кивает мажорка. – Я просто открыла у него ящик стола и взяла несколько пачек евро. Нам ведь с тобой нужно на что-то жить, пока мы в бегах?
Когда она успела только провернуть это дельце? Поражаюсь своей девушке. И нисколько не жалею её бывшего отчима. Тот оказался редкой дрянью, потому я бы не несколько, а все пачки у него вытащил и ещё счета банковские опустошил. Но довольно скоро приходится переключать мысли на другую тему.
Мы подъехали дому Лизы. Хорошо бы ей теперь позвонить, а еще лучше следовало договориться о встрече раньше, вдруг ее нет дома? Но у нас всё происходит спонтанно. И пока везло, как в случае с Альбертом Романовичем. Не окажись он на работе, даже не знаю, что делали бы. То есть пришлось бы искать, понятное дело, но где?
