— Ты кто?
— Муж тебе, голуба моя белокрылая.
— Муж?
— Муж, лапушка, — обнял крепче. К губам наклонился. — Славница ты моя златоволосая, сокровище неземное, лапушка — соколица, — зашептал, губами нежно лица касаясь. Трепет охватил. — Люба ты моя, — прошептал задыхаясь, прижал ее щекой к своей щеке, пальцами в волосах зарылся — кружит голову близость ее, сумятит сердце и жаром одаривает. Уж так сладко и томно, что стон невольно сорвался. — Как же я раньше тебя неведал, лапушка? Как же жил без тебя, голубка моя?
Ладонями ей лицо обнял, поцеловал нежно, еле касаясь губ:
— Прости меня коли что. Затяжелей только быстрее. Страх меня берет, кой сроду не ведывал — а ну, придешь в себя и отринешь? Не жить мне без тебя. Позора не страшусь, тебя голубка моя, тебя лапушка, потерять страшно. Моя ты, слышишь ли, велиокая? Моя пока жив. Ради тебя сердце бьется, ради тебя дышу.
Целовал ее, как в дурмане был. На постель уложил и пил, пил поцелуем дыхание, свое сбивая. Счастлив был до без ума и нежил жену, сам нежась, пальчики целовал, надивиться на них не мог. Уж какие они тонюсенькие и гладенькие, белые да ровные, ноготочки как слюдой подернуты — мерцают.
Насытится ею не мог. Только познает, опять жар желания берет. И чем дальше, тем больше уносит — зацеловал бы любушку, уж так хороша, уж так сердцу, душе и телу мила. Таял он в нежности к ней, как мед на солнце, плыл, себя теряя. Увяз, как, сам не понял, да и неважно ему было — вот она, рядом, его, остальное пыль.
Она плыла по лунному свету, то ли спала, то ли грезила. Кто-то тревожил ее — вяло отзывалась и снова уплывала — покой и, она в нем растворилась: ничего не надо, ничего не интересно.
Богутар улыбался, даже во сне прижимая к себе женщину: счастье его с ним, оттого и сон сладок.
Горисвет через ворота проскакал до самого терема, сходу с лошади спрыгнул, девок с лавок вскидывая, пацанят зашалившихся в лопухах, озадачивая. На крыльцо кинулся, а с него кнеж ступил, из-за угла Купала вывернул.
— Чего прешь, как оглашенный?! — с места в карьер взял, но гридень на дядьку и не глянул — на князя воззрился:
— Худы новости. Господари к нам именитые идут…
— Ну и Бог в помощь, гость свят, — вставил Купала и смолк под упреждающим взглядом Мирослава.
"Дальше молви", — поторопил Горисвета.
— Господари те от полешанского кнежа Богутара, сына Полеша, а тот брат…
— Кому он брат — ведаю, дале молви, — отрезал, руки на пояс водрузив.
— С дарами княже идут, с поклоном за жену добрую.
— От те! Оженился?! А мы чего?! — всплеснул руками Купала и опять смолк под взглядом князя.
— А жена та… А жена! Халена! — выпалил.
— От ты, ядрена кочерыжка! — выдал Купала и притих уже сам по себе.
Мирослав постоял и неторопливо со ступеней спустился, на лавку сел, помолчал и спросил гридня:
— Верно то?
— Как обсказали — она, токмо веры родичам росков нету. Миролюб разведать решил.
— Увозом али как?
— Миром, бают, по чести. Даров три воза, богатые.
Закаменело лицо мужчины.
— Далече?
— К утру будут.
— Дозорных ко мне кликни.
Горисвет поклон положил и ушел, а Купала рядом на лавку плюхнулся, губами пошамкал, зыркая на князя. У того лицо — камень, взгляд — тишина и покой — худо, ясно не в себе Мирослав от вестей.
— Нет мне веры полешанам, коварны аки роски и черны делами аки лютичи — едино родня, — молвил. — Да и где видано, Мирослав, абы на небо вздетая, на землю возвернулась? Тут бы аймаки поди уж гудели.
— Поди и гудят, — протянул спокойно.
— Вера есть? — насторожился.
— Что возвернулась.
"Боги, Купала, запамятовал? А и спокою опять по украинам нет, сбирают ахиды войско — всем ведомо, так что быть сече и Халена тут ко времени. Другое сердце щемит и веры тому нет — что с ней по чести слажено".
Веригор, Зорямир и Олеша головы перед князем склонили, проявившись. Замерли в ожидании наказов:
— Господари к нам идут, — прогудел тот. — Три воза добра от щедрот полешанских за Халену Солнцеяровну с ими.
Мужчины мигом головы вскинули, взгляды острее клинков стали.
— В шею гостечков да так, чтобы поняли и кнежу свому заповедовали — нам все ведомо и воровство их без ответа не останется.
— Головы за скверну сымем, — кивнул с нехорошим прищуром Веригор.
— Ни чинясь, — подтвердил Олеша.
— Ратников отрядите ярых, чтобы за Белынь ворогов не мешкая спровадили и без почета.
— Устроим ужо, — сжал кулак Зорямир.
Мирослав взглядом дал понять — свободны. Мужи пошли, переглядываясь.
Князь помолчал и молвил Купале:
— Донка с десятком к Белыне отправь сей же час. Пусть привечают и наготове будут. Всяк случиться может, — встал и пошел в терем.
В поволушу к себе поднялся и достал из сундука подарок Грома. Вещица заветная, сколь не смотрел на нее, все понять не мог, как малость такая, коробочка с закомуринками, голос Бога хранить может. Но то видно не его ума забота, а вот что приспело Грому невесту свою выручать, а знать ему Бога тревожить, уверен был. И нажал красную точечку, как Гром баил. Верно ли нет, Халена с небесного терема жениха опять на землю зринулась, может от его узнает. А там и дело будет. Уж на этот раз не полечь воительнице. Не убережили, ясно, но за то ахиды сполна поплатятся, в этом он слово княжье дает.
Ричард внимательно слушал доклад Пита и посматривал на Криса — хмур тот был и взгляд виноватый прятал. Не нравилось это мужчине:
— Только не говори, что твои люди потеряли Анжину, — протянул голосом жестким, предостерегающим, а сердце сжало — так ведь и есть.
Крис поерзал вздохнув:
— Ищут.
— "Ищут", — кивнул, на спинку кресла откинувшись и, карандаш в пальцах сломал от ярости.
Пит тяжело на Войстера уставился и все файлы откинул — полетели те веером:
— Мать твою, Крис!
— А что я?! — взбеленился тот. — Крутануло их при высадке и фиг знает куда кинуло! Ни мирян, ни вообще аборигенов — каньоны, джунгли!
— Убью, — прошептал, глядя на него Ричард.
Мужчина сжался и опять вздохнул, виновато глянув на друга.
— Здорово. Все как обычно. Через задницу! — рявкнул Пит.
— В общем так, снаряжай…
И смолк, услышав трель телефона. Допотопная вещица — давно уж видиосвязь работает. Вытащил из ящика стола забытую трубку и насторожился — Мирослав — кто такой?
— Да? — решил ответить.
— Хм… — князь растерялся от неожиданности, услышав явственный голос без человека. На трубку уставился:
— Грома бы мне, царствие небесное, — прогудел чуть сумятясь, но, пытаясь вида не показать. Все ж князь, не опоек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
