Кажется, он говорил еще, что насчет согласия родителей — это для абитуры. Студент, взрослый дееспособный человек, сам принимает решение, и юридически под это никак не подкопаться. А к летней сессии никто на нашем курсе не останется несовершеннолетним. Кроме меня.
Конечно, у нас с батей состоится серьезный разговор. Нет, он ведь сам когда-то играл за городскую юношескую сборную, считался перспективным и только из-за травмы был вынужден уйти!.. А теперь нате: «футбол— не профессия». Это мама его переубедила, пилит каждый день почем зря. Отец должен понять… наверное.
Насчет футбола. Про Славу — не поймет никто.
Все это не имеет значения только в одном случае. Если я — процент погрешности.
Я наконец-то вышел из ступора и зашагал вниз по лестнице. На пару все равно опоздал, так что лучше прямо сейчас съездить в студенческую поликлинику, наплести чего-нибудь и взять запрос на нейронную карту. А потом подкатиться к Владу.
В конце концов, это же только для меня самого. В смысле, я ведь не собираюсь, как Герка с Гэндальфом, во всю глотку спасать человечество от проекта «Миссури». Дальше меня оно не пойдет. А мне кровь из носу надо знать, НАСКОЛЬКО может измениться моя жизнь, если я перестану быть этим… комбинаторированной личностью.
А если Санин и мне откажет, то я… я…
Я уведу у него Наташку Лановую! Запросто. Тем более что она сама давно ко мне пристает. Но кто я раньше был? — мальчишка. А теперь… Так что пусть имеет в виду.
Усмехнулся; увидел на стене таксофон и притормозил. Сейчас, когда план действий обдуман и просчитан наперед, мне море было по колено.
— Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Славу.
— Привет.
— Привет, Женя.
Мы поцеловались — долго, по-настоящему; здорово, если б не мерзкий вкус помады, что-то типа вазелина. Хотел незаметно сплюнуть, но не вышло: Слава тут же засекла мое намерение и объяснила, что помада у нее защитная, от ветра. «Вот и нечего целоваться на ветру!» — как прикалывалась вся наша раздевалка, когда лет в четырнадцать у меня на губах высыпала простуда…
Засмеялся. Слава тоже улыбнулась — правда, наверняка чему-то другому. Из-под ее короткого пальто выглядывал кончик косы: точь-в-точь хвостик. Я не удержался, дернул. Она спохватилась и высвободила косу наружу. От этого движения потеряла равновесие, поскользнулась: к вечеру грязное месиво на тротуаре смерзлось в конкретный ледяной панцирь, а у нее на сапогах тонюсенькие каблучки. Вскрикнула и намертво вцепилась в мой локоть. Испугалась.
Как будто я дал бы ей упасть.
Были сумерки; теперь темнеет не так рано. Некоторые витрины и рекламы уже светились, другие экономили электричество, и улица казалась какой-то рваной. С неба начало сеяться что-то вроде смеси микроскопического дождя со снегом, и я завертел головой, подыскивая поблизости кафешку. Потом вспомнил, что у меня нет денег.
Ну и ладно. Погуляем немного, а как замерзнем, сразу в общагу. В «Миссури» я выловил Юльку Сухую и попросил передать моим сокамерникам (сами-то они на пары не ходят), чтобы сегодня вечером тусовались где-нибудь в другом месте, причем желательно до утра. Они хоть и оба с приветом, а в таком деле не подведут, это святое.
Покрепче обнял Славу за плечи: на ощупь она была — мокрое пальто. Скорее бы потеплело. Хотя, когда потеплеет, я, наверное, буду уже не здесь…
И тут мне до ужаса захотелось рассказать ей про сборную на чемпионат Европы, пусть оно еще пятьдесят на пятьдесят, не считая проблемы с предками. Все равно. ЕЙ — можно.
— Слав, знаешь, у меня тут офигительная новость. Шанс всю жизнь изменить…
Она притормозила так резко, что я сам чуть не загремел на обледенелый асфальт. Развернулась и, вскинув голову, взглянула мне прямо в глаза — так, что я тут же осекся. Они всегда меня сбивали с толку, ее громадные глазищи…
И сказал смазанно, обыкновенно:
— В общем, тренер думает рекомендовать меня в сборную. На чемпионат Европы. Среди юниоров. Или Серого, он еще не решил.
После короткой паузы она улыбнулась:
— Но это же здорово! Действительно шанс. Ты молодец, Женя…
Обрадовалась. Почти по-настоящему; да нет, даже не «почти». Если б еще у нее на лице не было написано вот такенными буквами: она почему-то надеялась услышать от меня что-то совсем другое. И, черт возьми, мне в жизни не догнать, что именно.
Было уже совсем темно и холодно. У меня затекла рука, обнимавшая ледяной и мокрый кашемир. Мы шли молча, и я никак не мог собраться и намекнуть, что пора бы двигать в общагу. И вообще сочинить хоть какую-нибудь тему для разговора. Ведь ежику понятно, что ей ни капельки не интересно про футбол…
И вдруг Слава сказала, тоже очень спокойно и буднично:
— А я написала заявление на рекомбинаторику.
Конечно, ей же целых двадцать лет. Первое, о чем я подумал. И только потом вник: а ведь это неслабо! Даже наш Гэндальф, идейный борец с проектом «Миссури», насчет заявления что-то не спешит. Да и вообще, насколько мне известно, никто у нас на курсе пока… впрочем, кто ж признается: это дело, как втолковывал батя Цыбы, кон-фи-денциально. К тому же время терпит аж до июня. А с другой стороны…
— Не знаю, — протянул я. — По-моему, комбинаторика — не такая уж плохая вещь. Я даже сегодня думал… может быть, если б не она, ничего у нас с тобой бы не получилось…
Понятия не имею, с чего вдруг мне стрельнуло говорить ей об этом. Еще более сокровенном, да и неуместном, чем моя путевка на чемпионат Европы. Прикусил язык. Черт, еще немного — и понесло бы разводиться насчет Влада, процента погрешности и Наташки Лановой. Ну не идиот я после этого?
Идиот. Какой же идиот!!.
И сначала ничего не случилось. Мы все так же шли мимо освещенных и темных витрин, и моя рука мерзла на плече ее пальто, и уже совсем близко замаячила зеленая буква метро. Воспользовавшись этим, да еще тем, что последние минут пять мы не то чтобы разговаривали, а так, перебалтывались ни о чем, я поймал момент и предложил:
— Слушай, Слав, давай уже ко мне. Я пацанов предупредил…
Она остановилась. Отступила на шаг назад, сбросила — без всякого сопротивления — мою окоченевшую руку. И я должен был понять, сообразить в тот же момент, не отпустить, удержать!.. да хотя бы успеть ответить…
Проговорила быстро и бессвязно:
— Женя, я… Не думай, что из-за этого, я с самого начала хотела сказать… в общем… ВСЁ. У нас — всё, Женя… извини.
И бросилась бежать — на целую секунду раньше, чем до меня дошло Чем рванулся следом, чем заорал что-то во всю глотку… наверное, ее имя, что же еще?..
…Асфальт уехал из-под ног, я резко прогнулся в пояснице, взмахнул руками, — а потом были только кружащиеся дождинки и разноцветные рекламы над головой, тупое изумление и дикая боль в щиколотке. И досада: черт, даже не на поле… какая туфта… Серый приколется по полной программе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
