Вид девушки тронул гостя, но слова ее его насторожили.
— Оставь меня с ней наедине, — бросил он трактирщику.
Помешкав немного, тот все-таки вышел.
— Иди сюда, — приказал гость девушке, и они уселись за стол. — Как тебя зовут? — спросил он, через стол хватая горничную за руку.
— Элизабет, — ответила та.
— Элизабет, — повторил гость, — слушай меня внимательно. Передо мной трудная задача, которой я посвятил себя всецело. Я исполняю ее с радостью и ни в чьем сочувствии не нуждаюсь. Но поскольку в этой задаче вся моя жизнь, я без пощады сомну всякого, кто попытается стать у меня на пути. И в беспощадности своей, имей в виду, могу дойти до безумия. — Он сжал ее руку, она вскинула на него глаза и кивнула. — Так, значит, это ты усвоила, — продолжил он. — А теперь объясни мне, откуда вам стало известно о моем приезде. Только это я и хочу знать, ваше отношение меня нисколько не интересует. Я ведь пришел сюда сражаться, но не хочу, чтобы меня застигли врасплох, можно сказать, еще до схватки. Что тут было перед моим приездом?
— Вся деревня знает, что ты должен приехать, даже не могу объяснить, почему так, только уже несколько недель, как тебя ждут, должно быть, это от Замка исходит, а больше я и не знаю ничего.
— Кто-то из Замка был здесь, предупреждал о моем приезде?
— Нет, никого не было, господа из Замка с нами не больно знаются, может, челядь наверху болтала, а наши, из деревни, услыхали, так оно и разнеслось. Приезжих у нас немного бывает, вот о каждом и судачат без конца.
— Мало приезжих? — переспросил гость.
— Да что там, — сказала девушка и улыбнулась, причем улыбка вышла одновременно и доверчивая, и чужая, — никто не приезжает, нас словно весь свет позабыл. [1. Зато, правда, коли пожалует кто, то и требует куда больше, чем обычный приезжий, — такому все подавай.
— Все? А что у вас такого имеется?
— У нас-то ничего нет, зато Замок богат.
2. Гость на улыбку девушки не ответил, но медленно проговорил:
— Хорошо, поверю тебе, что покамест я тут в безопасности. Тебя это радует? — спросил он.
— Нам от этого ни радости, ни печали, — ответила девушка. — Мы люди маленькие, для нас такие вещи значения не имеют. Когда человек приезжает, он ведь приезжает не к нам, а в Замок.
— Отвечаешь ты весьма складно, — заметил гость, — для твоих лет даже слишком рассудительно. Ты сама так думаешь, или тебя подучили так говорить?
— И сама так думаю, и все думают так же.]
— Да и с какой бы стати к вам сюда приезжать? — заметил гость. — Что у вас тут такого замечательного?
Девушка нерешительно, отняла руку и тихо сказала:
— Ты все еще не доверяешь мне.
— И правильно делаю, — заметил гость, поднимаясь из-за стола. — Все вы тут одна шайка, а ты еще опаснее трактирщика. Тебя нарочно из Замка подослали мне прислуживать.
— Подослали из Замка, — повторила девушка. — Плохо ты знаешь наши порядки. Не веришь никому, вот и уезжаешь, теперь-то точно уедешь.
— А вот и нет, — ответил гость, срывая с себя пальто и бросая его в кресло. — Не уеду, видишь, даже прогнать меня отсюда тебе не удалось. — Тут он пошатнулся, его вдруг повело в сторону, и, сделав несколько шагов, он рухнул на кровать.
Девушка кинулась к нему.
— Что с тобой? — прошептала она, потом стремглав кинулась к умывальнику, принесла воды и, опустившись возле незнакомца на колени, принялась обтирать ему лицо.
— Зачем вы меня так мучаете? — с трудом произнес он.
— Да не мучаем мы тебя, — отозвалась девушка. — Ты от нас чего-то добиваешься, а мы не поймем чего. Скажи лучше прямо, и я так же прямо тебе отвечу.
2
— Да ладно лапы-то совать, — бросил К. — Но приказ есть приказ.
[Потом все снова замолчали. К. так и подмывало на новые расспросы, но он не поддался соблазну, такое любопытство не подобало его господскому положению. К тому же дельных ответов он наверняка не получит, одни бесполезные. Мучительно было ловить на себе их взгляды, не наставленные в упор, но часто скользившие по нему украдкой.
— Сейчас я спать иду, — сказал К., — и вам советую, завтра раным-рано приступим к работе. Для начала вам придется раздобыть сани,] и чтобы к шести утра оба у крыльца меня ждали, с санями![5]
3
…вот только эти людишки почему-то нисколько (меня) не интересуют. [К. обернулся, ища глазами пальто и твердо намереваясь, хоть оно и промокло насквозь, надеть его снова и немедленно отправиться обратно в трактир, сколь бы трудно это ни было. Надо было прямо и открыто сказать себе и этим людям, что он обманулся, и только возвращение в трактир казалось ему подобающей и достаточной формой такого признания. Но прежде всего он не хотел дать проснуться в себе колебаниям и неуверенности, не хотел дать втянуть себя в предприятие, оказавшееся вопреки первоначальным упованиям столь безнадежным. Руку, тянувшую меня за рукав, К. просто стряхнул, даже не глянув, кто это его трогает.
Тут он услышал, как старик сообщает Варнаве:
— Служанка из Замка к тебе приходила. — И они тихо о чем-то заговорили.
К. уже настолько ничему не верил, что некоторое время пристально наблюдал за ними, пытаясь понять, не нарочно ли ради него старик обронил свое замечание насчет служанки. Видимо, все-таки не нарочно, болтливый отец, чьи слова время от времени с готовностью подхватывала и матушка, рассказывал Варнаве без разбору все подряд, Варнава склонился к нему и, слушая, улыбался К., словно призывая и его порадоваться, какой у него родитель. К., однако, радоваться не стал, наоборот, некоторое время созерцал эту улыбку с удивлением. Затем обернулся к девушкам и спросил:
— Вы ее знаете?
Те его не поняли, да и оробели слегка — слишком уж строго и властно К. ненароком к ним обратился. Тогда он объяснил, что имеет в виду служанку из Замка. Ольга, та из сестер, что поприветливее, — она и что-то вроде девичьего смущения выказывала, в то время как Амалия не сводила с К. ощутимо тяжелого, казалось, даже чуточку туповатого взгляда, — ответила:
— Служанку из Замка? Конечно знаем. Она сегодня тут была. А ты тоже ее знаешь? Я думала, ты лишь со вчерашнего дня здесь.
— Да, со вчерашнего, — ответил К. — А сегодня с ней повстречался, мы словцом-другим перемолвились, однако потом нас прервали. Я бы охотно увиделся с ней еще. — И, чтобы звучало не так откровенно, добавил: — Она насчет какого-то дела хотела со мной посоветоваться. — Упорный взгляд Амалии стал его раздражать, и К. повернулся к ней: — В чем дело, что с тобой? Пожалуйста, перестань на меня так смотреть.
Амалия, однако, вместо того чтобы извиниться, лишь плечами передернула, отошла в сторону, взяла со стола недовязанный чулок и снова принялась за рукоделие, не обращая больше на меня ни малейшего внимания.
Ольга, пытаясь загладить неучтивость сестры, сказала:
— Служанка эта, наверно, завтра снова к нам зайдет, тогда и поговоришь с ней.
— Хорошо, — сказал К., — значит, я у вас и заночую. Вообще-то я и у сапожника Лаземана мог бы с ней поговорить, но лучше у вас останусь.
— У Лаземана?
— Ну да, там я ее и встретил.
— Тогда это недоразумение. Я имела в виду другую служанку, не ту, что у Лаземана была.
— Что же ты сразу не сказала! — воскликнул К. и возбужденно забегал взад-вперед по горнице, пересекая ее из конца в конец. Странной, прихотливо смешанной казалась ему натура этих людей: редкие проблески приветливости не могли прогнать их всегдашней холодной замкнутости и настороженности, даже хитровато выжидательной и хищной опаски, исходившей вроде бы не от них лично, а от неведомого повелителя; все это отчасти заглаживалось — можно, впрочем, сказать, что и обострялось, но К., по его характеру, виделось не так, — беспомощностью, детской пугливостью и детской же медлительностью ума, даже известной его податливостью. Если бы удалось радушие их натуры использовать, а враждебность обойти — для чего, впрочем, одной ловкости мало, тут требовалось нечто большее, а вероятно, к сожалению, еще и помощь от них же самих, — тогда, наверно, они не стояли бы у К. на пути помехой и преградой, не отталкивали бы его от себя беспрестанно, как покамест только и делали, а напротив, подхватили бы на руки и понесли, куда он захочет, да еще с детской доверчивостью и с детским же азартом. Нервно расхаживая взад-вперед по комнате, он вдруг на секунду остановился возле Амалии, небрежно выхватил у нее из рук вязанье и бросил на стол, за которым сидела вся семья.