Брейер встал напротив Ницше. Между ними стоял стул. Брейер обошел стул. Мгновение на лице Ницше держалось испуганное выражение загнанного в угол человека. Но, когда к нему приблизился Брейер с распростертыми объятиями, он ответил ему тем же.
Днем 18 декабря 1982 года Йозеф Брейер вернулся в свой кабинет, к фрау Бекер и ожидающим его появления пациентам. Потом он пообедал в обществе своей жены, детей, тещи и тестя, молодого Фрейда и Макса с семьей. После обеда он вздремнул, и ему снились шахматы, он делал из пешки ферзя. Он еще тридцать лет занимался благоустроенной медицинской практикой и никогда больше не применял лечение разговором.
Тем же самым днем пациент из палаты №13 клиники Лаузон Удо Мюллер заказал фиакр до станции и в одиночестве отправился оттуда на юг, в Италию, к теплому солнцу, неподвижному воздуху, где он собирался встретиться, действительно собирался встретиться, с персидским пророком по имени Заратустра.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Фридрих Ницше и Йозеф Брейер никогда не встречались. И психотерапия, разумеется, не была изобретена в ходе их встреч. Тем не менее жизненная ситуация главных героев соответствует фактологии, и все основные составляющие этого романа — душевные муки Брейе-ра, отчаяние Ницше, Анна О., Лу Саломе, отношения Фрейда с Брейером, трепещущий зародыш психотерапии — все это действительно имело место в 1882 году.
Поль Рэ познакомил Фридриха Ницше с молодой Лу Саломе весной 1882 года, и у них завязался короткий, бурный и целомудренный роман. Ей предстояло сделать головокружительную карьеру: она стала не только великолепной писательницей, но и практикующим психоаналитиком; она была знаменита тесной дружбой с Фрейдом и многочисленными романтическими увлечениями, — одним из них стал немецкий поэт Райнер Мария Рильке.
Отношения с Лу Саломе, осложненные присутствием Поля Рэ и подрываемые сестрой Элизабет, закончились для Ницше ужасно; утраченная любовь и мысли о том, что его предали, мучили его еще долгие годы. В конце 1882 года — время начала событий книги — Ницше находился в глубокой депрессии, были даже заметны суицидальные тенденции. Полные отчаяния письма к Лу Саломе, выдержки из которых процитированы в этой книге, подлинные, хотя нельзя с уверенностью сказать, были ли эти письма действительно отправлены или же это черновики. Письмо Вагнера к Ницше, приведенное в главе 1, тоже подлинное.
Большую часть своего времени в 1882 году Брейер уделял лечению Берты Паппенгейм, известной под псевдонимом Анна О. В ноябре того года он начал обсуждать этот случай со своим молодым протеже, своим другом Зигмундом Фрейдом, который, как и обозначено в романе, был частым гостем в доме Брейера. Двенадцать лет спустя история Анны О. стала первым случаем, описанным Фрейдом и Брейером в «Исследованиях истерии», книги, ознаменовавшей собой начало психоаналитической революции.
Берта Паппенгейм, как и Лу Саломе, была удивительной женщиной. Через несколько лет после прекращения терапии у Брейера она стала одним из первых социальных работников, причем настолько выдающимся, что была посмертно помещена на памятную западногерманскую почтовую марку в 1954 году. Тот факт, что она и Анна О. — это одно и то же лицо, не был достоянием публики до тех пор, пока Эрнст Джонс не написал об этом в биографической книге 1953 года «Жизнь и труд Зигмунда Фрейда».
Был ли исторический Йозеф Брейер одержим страстью к Берте Паппенгейм? О внутреннем мире Брейера известно мало, но имеющиеся данные не позволяют исключить эту возможность. Противоречивые исторические источники единогласны лишь в том, что процесс лечения Брейером Берты Паппенгейм вызвал в них обоих бурю сложных чувств. Брейер был полностью поглощен своей юной пациенткой и проводил с ней больше времени, чем со своей женой Матильдой, что вызвало у нее ревность и негодование. Фрейд рассказывал своему биографу, Эрнесту Джонсу, о сильной эмоциональной привязанности Брейера к своей молодой пациентке, и в письме своей невесте, Марте Бернайс, написанном в тот период, уверял ее, что с ним ничего подобного не случится. Психоаналитик Джордж Поллок предположил, что столь сильная реакция Брейера на Берту может быть обусловлена тем, что он рано потерял мать, тоже Берту.
Драматический случай с ложной беременностью Анны О. и паническим бегством Брейера с преждевременным завершением терапии вошел в анналы психоанализа. Фрейд впервые рассказал об этом случае в 1932 году в письме австрийскому писателю Стефану Цвейгу, которое Эрнест Джонс включил в биографию Цвейга. Только недавно Альбрехт Хиршмюллер, выпустивший в 1990 году биографию Фрейда, выразил сомнение в том, что такой случай имел место быть, и предположил, что все это — миф, созданный Фрейдом. Сам Брейер никогда никак этот случай не комментировал и опубликованным им в 1895 году отчетом по истории болезни только усугубил недоразумения, необоснованно сильно преувеличивая эффективность проведенного им лечения.
Стоит отметить, что, как бы ни было велико влияние Брейера на развитие психотерапии, сам он обращался к психологии лишь на коротком этапе своей карьеры. Брейер остался в истории медицины не только как автор важных научных открытий в психологии дыхания и равновесия, но и как великолепный диагност, который лечил целое поколение великих людей Веныfindesiecle[20].
Проблемы со здоровьем преследовали Ницше практически всю жизнь. В 1890 его состояние сильно ухудшилось, и он, полупарализованный, постепенно сходил с ума. Похоже на форму третичного сифилиса, от которого он и умер в 1900 году, хотя по общепринятому мнению раньше он страдал от другой болезни. Вероятнее всего Ницше (клиническую картину заболевания которого я составил на основании яркого биографического скетча пера Стефана Цвейга, датированного 1939 годом) страдал от сильнейшей мигрени. Это заболевание вынудило Ницше консультироваться со многими европейскими специалистами, так что вполне вероятно, что его убедили обратиться за помощью и к знаменитому Йозефу Брейеру.
Встревоженная Лу Саломе не стала бы обращаться к Брейеру за помощью для Ницше. Если верить многим ее биографам, эта особа не была обременена сильно выраженным чувством вины, и большинство своих романов она заканчивала без особых угрызений совести. Она не была склонна распространяться о своей личной жизни, так что, насколько мне удалось выяснить, никогда не заявляла публично о близких отношениях с Ницше. Письма, которые она ему писала, не сохранились. Вероятнее всего, они были уничтожены Элизабет, сестрой Ницше, которая всегда враждовала с Лу. У Лу Саломе действительно был брат Женя, который изучал медицину в Вене в 1882 году. Однако крайне маловероятно, чтобы Брейер в том году на студенческой конференции представлял случай Анны О. Письмо Ницше (приведенное в конце главы 12), адресованное Петеру Гасту, другу и редактору, и письмо Элизабет Ницше (приведенное в конце 7-й главы), адресованное Ницше, вымышлены, равно как и клиника Лаузон, Фишман и шурин Брейера Макс. (Однако Брейер действительно был большим любителем шахмат.) Все сны, описанные в романе, вымышлены, за исключением двух снов Ницше — о встающем из могилы отце и предсмертном хрипе старика.
В 1882 году психотерапия еще не появилась на свет; Ницше, разумеется, никогда этим не занимался. Однако, читая Ницше, нельзя не отметить, как сильно он был озабочен проблемами самопознания и личностных изменений. С целью соблюдения хронологии я цитировал только работы Ницше, датированные до 1882 года, преимущественно «Человеческое, слишком человеческое», «Несвоевременные размышления», «Утренняя заря» и «Веселая наука». Но при этом я позаимствовал и значительное количество великих идей из «Так говорил Заратустра», ведь большую часть этой работы Ницше создал через несколько месяцев после завершения повествования этой книги, и мысли эти уже роились в его голове.
Я выражаю свою благодарность Ван Харви, профессору религиозных исследований Стэнфордского университета, который позволил мне прослушать бесподобный курс лекций, посвященный Ницше, за долгие профессиональные дискуссии, за критическую оценку моей рукописи. Также я хочу поблагодарить своих коллег на факультете философии, особенно Экарта Фостера и Дагфинна Фоллсдейла, которые дали мне возможность посещать соответствующие лекции по немецкой философии и феноменологии. Многие вносили свои предложения в содержание рукописи: Мортон Роуз, Герберт Котц, Дэвид Шпигель, Гертруда и Джордж Блау, Курт Штайнер, Изабель Дэвис, Бен Ялом, Джозеф Франк, участники Стэнфордского биографического семинара (председательствуют Барбара Бэбкок и Дайана Миддлбрук) — всем спасибо. Бетти Вейдебонкур, библиотекарь отделения истории медицины Стэнфордского университета, — Ваш вклад в мои исследования неоценим. Тимоти К. Донахью-Бомбош перевел письма Ницше, адресованные Лу Саломе. Многие вносили редакторские замечания и помогали в работе над книгой: Алан Ринзлер, Сара Блэкберн, Ричард Элман, Лесли Бекер. Сотрудников «Basic Books», особенно Джо Энн Миллер, благодарю за огромную поддержку; Феб Хосс редактировал как предыдущую, так и эту мою книгу. Моя жена, Мэрилин, которая всегда была моим первым, самым дотошным и самым безжалостным критиком, в этот раз превзошла самоё себя, не только обеспечивая постоянную критику от первой до последней страницы, но и предложив название книги.
