Люси не испытывала ни малейшего страха, доверчиво отдаваясь во власть сильных и нежных рук Мориса.
Только сердце ее замирало и падало, только губы жадно тянулись к его губам, как будто она никак не могла утолить небывалую жажду.
Полузакрыв глаза, Люси словно погрузилась в транс. В какую-то минуту она всем телом ощутила прохладный воздух нетопленой каюты и поняла, что он сбросил с нее последние покровы. Но тут же под его ненасытными пылкими поцелуями у нее загорелась вся кожа, и она снова закачалась на волнах блаженства.
Потом Люси испытала невероятное потрясение, когда их горячие обнаженные тела впервые соприкоснулись. Обоих пронзила общая дрожь возбуждения, и в горячечном бреду их руки взлетали и опускались вновь, каждый раз совершая великие открытия. Люси не хотелось открывать глаза, чтобы не разрушить сказочную нереальность происходящего с ее телом, с ее душой. Подчиняясь умелым рукам Мориса, она трепетала и выгибалась, то страстно приникая к нему, то в изнеможении откидываясь на спину. Она потеряла всякое представление о времени, готовая к вечному продолжению этих невероятных ощущений, и все же неосознанно и безумно желая некоего таинственного завершения. Он все время был рядом, сильный, нежный, каждым своим прикосновением рождая в ней томительно-сладкое сознание своей власти над ним. Его пылающие губы и ласковые пальцы извлекали из ее тела дрожь острейшего наслаждения. Наслаждения, которое связывалось в ее подернутом дымкой сознании с представлением о блаженстве рая. Она вся превратилась в пульсирующую под его ласками плоть. И когда он нежно и настойчиво коснулся ее бедер, она инстинктивно раскинула ноги, открываясь ему навстречу.
Если она и почувствовала мгновенный укол боли, то ее сразу омыло потоком ранее неведомых, дивных ощущений. Опьяненная чувствами, Люси тесно прижалась к нему и с восторгом приняла то, чего так нетерпеливо жаждало ее неискушенное тело. Снова и снова она как будто взлетала к небу в свободном полете, с торжеством ощущая его мощь, его невыразимую нежность, горячим водопадом обрушившуюся на нее.
Потом она низверглась на землю, чувствуя полное изнеможение и томную слабость, почти невесомость своего тела, и испуганно прошептала:
– Я умираю, да?
Весь дрожа, он приник к ее розовому ушку, отведя в сторону влажные волосы, и успокаивающе проговорил:
– Нет, дорогая, просто в тебе умерла девушка, но родилась необыкновенная женщина, которая будет жить долго-долго.
Она глубоко вздохнула, с истомой отвернула голову, подставляя ему для поцелуев шею и плечо, и вдруг озабоченно сдвинула брови.
– Ты слышишь, Морис? Кажется, гремит гром.
– Нет, – пробормотал он, шаловливо лизнув ее около уха. – Это мое сердце стучит так сильно.
Она мягко улыбнулась, все еще смежив веки, которые неожиданно обожгла вспышка света.
– И вовсе нет, несчастный обманщик. Вот сейчас сверкнула молния. Это настоящая гроза.
– Ну, значит, я сумел пробудить небеса. Давай-ка посмотрим, не выйдет ли у меня еще что-нибудь такое же чудесное, – прошептал Морис и коснулся губами ее нежного соска.
Но в эту минуту весь корпус корабля содрогнулся, как будто по нему треснули гигантским кулаком. Шхуна резко накренилась, и влюбленные оказались на полу вместе с подушками и одеялами.
– Ах ты, сукин сын!
Морис вскочил на ноги, торопливо натянул бриджи и кинулся к иллюминатору.
Раздался новый оглушительный залп, более зловещий, чем удар грома. Из пушек «Аргонавта» вылетели брызги оранжевого огня. Шхуна качнулась на левый борт, заставив Мориса схватиться за стену, чтобы не упасть.
– Ну и подлец, Господи! – выдохнул он с отвращением. – Что за чудовище станет палить в собственную дочь? И это отец!
Тут его внимание привлек непонятный звук в каюте. Обеими руками держась за толстую раму иллюминатора, Морис оглянулся через плечо и недоверчиво уставился на Люси. Сидя на полу в окружении беспорядочной груды подушек, она нервно хохотала, закрыв лицо обеими руками.
– Ой, не могу… извини, ради Бога, – пыталась она справиться с душившей ее истерикой. – Не знаю, что со мной… с-случилось.
Пораженный неуместным весельем, Морис бросился рядом с ней на колени и схватил девушку за плечи.
– Ты что, не понимаешь, что происходит? Этот проклятый су… – Он постарался взять себя в руки. – В нас стреляет твой отец!
Она снова безудержно расхохоталась, откинув голову назад и утирая слезы.
– П-понимаешь… Дело как раз в том… что этот… проклятый сукин сын… мне вовсе не отец!
28
Морис не сводил ошеломленного взгляда с Люси, которая продолжала нервно вздрагивать.
После припадка истерики ее охватил озноб, и она натянула на плечи одеяло, зябко поеживаясь. Она готова была закутаться в него с головой, только чтобы не слышать выстрелов «Аргонавта», следующих один за другим с небольшими промежутками. Сегодня все происходило с невероятной быстротой, не давая ей времени опомниться.
Неуверенно улыбнувшись, она проговорила:
– Оказывается, у нас с Кевином больше общего, чем мы думали. Мы с ним оба незаконнорожденные дети.
– Ты узнала об этом из дневника своей матери?
– Да, она довольно подробно пишет об этом. – Люси потерла лоб. – Понимаешь, больше всего меня поразило то, что, оказывается, она так же слепо и преданно обожала адмирала, как и я. Так же ждала его ласки, одобрения, улыбки… и не получала их. Как я, долго мечтала и надеялась, что когда-нибудь он полюбит ее. Бедная моя мамочка… Она сидела в своей спальне и прислушивалась к его шагам, когда он возвращался перед самым рассветом, и молилась, чтобы он зашел к ней и хотя бы пожелал спокойной ночи… А он не приходил! И так долгие месяцы. Одиночество, тоска, чувство полной покинутости в чужой стране! Она очень страдала… но поразительно, что никогда его не проклинала. Она долго не могла понять, зачем он женился на ней, поддавшись мимолетному увлечению. И какое-то время даже кичился тем, что одержал еще одну победу над французами.
Когда она наконец поняла, что совершенно ему не нужна, то, чтобы не сойти с ума в нашем холодном доме, она с головой окунулась в светскую жизнь, стала принимать ухаживания других мужчин. Ведь она была очень красива, очень… Я знаю, мне рассказывал Смит. – Люси с напускным безразличием пожала плечами. – Но она не пишет, кто был моим отцом. Решила унести эту тайну с собой. Но неважно. Главное, что я – не дочь твоего заклятого врага, правда? Это стоило бы отпраздновать, как ты думаешь?
И Люси храбро улыбнулась сквозь набежавшие слезы.
Морис крепко прижал ее к своей груди, словно желая принять на себя ее невысказанную боль.
